Но по мере того, как помощник взволнованным голосом докладывал о случившемся, Ник все больше понимал, что тут не до смеха...
Он же ясно сказал Стефи, что между ними все кончено! Так какого черта она приперлась?! Поговорить ей, видите ли, захотелось! О чем еще говорить?! О чем вообще с ней можно говорить?!
Ну ладно, она абсолютная дебилка, но Нэнси-то, Нэнси!..
Жена, которая приглашает в дом закатившую скандал отставную любовницу, чтобы та — Джеральд ясно слышал — «умылась и привела себя в порядок!».
Какого черта?! Неужели нельзя было обойтись без подобной инициативы?!
И ведь так хорошо все складывалось! Он ехал домой, предвкушая церемонию «дарения новой машины» — как он спустится с Нэнси в гараж, и покажет ей эту машину, и вручит ключи... А теперь все удовольствие испорчено — можно себе представить, что ей успела наговорить Стефи и в каком Нэнси будет теперь настроении!
К тому моменту, как Ник подъехал к отелю, его собственное настроение было хуже некуда. Когда дожидавшийся в вестибюле Джеральд доложил, что «на всякий случай взял у администратора запасной ключ, но в номер не заходил, только послушал — там все тихо», — то и последняя робкая надежда: а вдруг Стефи, приведя себя в порядок, убралась восвояси?! — растаяла, не оставив после себя ничего, кроме злости.
Именно в этом состоянии с трудом сдерживаемого бешенства Ник, неприязненно косясь на лифтера — наверняка тот много чего успел услышать! — поднялся на свой этаж, глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и вошел в номер. Обе женщины сидели за журнальным столиком. Стоявшие перед ними бокалы с соком доказывали, что беседа протекает вполне мирно.
Увидев его, Стефи подскочила и с воплем: «Никии-и!!!» (сколько раз он просил не называть его так?!), увязая каблуками в ковре, бросилась к нему. Ник успел перехватить ее за плечи, не дал повиснуть у него на шее и рявкнул, выплескивая наконец наружу всю накопившуюся злость:
— Какого черта ты приперлась сюда?!
Через ее плечо он видел Нэнси, на лице которой ясно читалась холодная презрительная неприязнь. И это в ситуации, в которую он попал, в общем-то, по ее вине!
— Ники, я увидела вчера вас в новостях, — затараторила Стефи, — и сразу ее узнала, она же с телестудии, и подумала, что ты это сделал назло, из-за той блузки, про которую ты сказал, что она вульгарная, а я все равно тебе назло ее надела, а ты, наверное, тоже решил мне сделать назло, и нашел первую попавшуюся девку, и сказал, что это твоя жена...
Это невразумительная скороговорка вызвала у Ника омерзительное ноющее чувство сродни зубной боли. Встряхнув Стефи так, что она лязгнула зубами и испуганно замолчала на полуслове, он прорычал ей прямо в лицо:
— Что за ахинею ты несешь?! Про какую еще дурацкую блузку?! Какого черта ты сюда приперлась, я спрашиваю?! Я же тебе ясно сказал — между нами все кончено!!!
— Красную! Красную блузку, ту, что я позапозавчера надела, когда ты не хотел меня с собой брать, а я в аэропорт приехала... Я ее уже выбросила, чтобы ты не сердился!
— Да какое мне дело до твоей блузки, чтоб ее черти съели?! Ты что, не поняла, что я тебе сказал? Я женат, женат, понимаешь?! У меня есть жена, она ко мне вернулась, и я хочу с ней жить, я ее люблю, черт бы тебя побрал! И тебе тут делать нечего!
— Но, Ники-и... — начала она тоненьким плаксивым голоском.
— Хватит!
И тут произошло то, чего он меньше всего мог ожидать. Нэнси, до того молча сидевшая в кресле, внезапно вскочила, будто ее подбросило катапультой, и, вклинившись между ним и Стефи, заслонила собой брюнетку. Голова ее была сердито вскинута, глаза метали искры.
— Сам хватит, слышишь?! — во весь голос крикнула она. — Хватит на нее орать! На Алисию свою ори, если тебе так хочется, — а на нее не смей! Ты что, не видишь, что она плачет?!
Ник замер и изумленно уставился на нее. Воцарившаяся вдруг в комнате тишина показалась ему какой-то неправдоподобной — словно он внезапно оглох и звуки больше просто не доходят до него.
И в этой странной тишине Стефи негромко испуганно спросила:
— Ники, так она что — и правда твоя жена?! Ты обманул меня! Обманул! Я думала, ты меня нарочно разыгрываешь, — а ты всерьез! Ты действительно женат на ней! А я-то, а я-то! Да я тебя видеть после этого не хочу! И знать тоже! — с этими словами она схватила лежащую на столе сумочку и бросилась к выходу, выкрикнув напоследок: — Подлец! Не звони мне больше! — И хлопнула дверью.
Глава 11
Нэнси сделала несколько шагов к креслу и бессильно рухнула в него, закрыв лицо руками.
Она понимала, что вела себя по-идиотски, бросившись вдруг ни с того ни с сего защищать Стефи. Но в тот момент, на какую-то долю секунды, она увидела в этой стоявшей перед ним молоденькой дурочке себя и вспомнила, словно это было вчера, как уходила из его дома и ждала, что он позовет, попросит вернуться, — но так и не дождалась.
Наверное, следовало сейчас как-то извиниться перед Ником, но Нэнси просто не могла — ее буквально трясло от приступов дикого, неудержимого хохота. На глазах выступили слезы, внутри уже все болело — но остановиться, а тем более сказать что-либо она была не в силах. Стоило ей вспомнить про красную блузку, как все попытки взять себя в руки и успокоиться шли насмарку.
— Ты чего? — услышала она над головой. Ник неуверенно потряс ее за плечо. — Ты плачешь?!
Нэнси замотала головой. Ей стало еще смешнее, и она попыталась сказать — а вместо этого всхлипнула:
— Но, Ники-и-и!.. — содрогнулась в новом приступе хохота и с трудом продолжила: — О господи, Ник, — ну как ты мог связаться с такой дурой?! «Красная блузка»!..
— Да ну ее! Ты что, смеешься?
Нэнси почувствовала, как он вытаскивает ее из кресла — легко, словно она вообще ничего не весит, — и подняла залитое слезами лицо.
— Ну ты чего?! — Ник явно не знал, как вести себя с женщиной, которая истерически хохочет в столь неподходящий момент. Наконец, найдя универсальное решение, со словами: — Иди-ка сюда! — он прижал Нэнси к груди.
От него почему-то слегка пахло табаком (он же вроде не курит?), и было очень уютно стоять так, ни о чем не думая. Постепенно тело Нэнси перестало вздрагивать от новых приступов смеха, но она не торопилась высвобождаться.
Ник потерся лицом об ее волосы — Нэнси почувствовала теплое дыхание и подняла голову. Ей показалось, что вид у него несколько смущенный.
— Да ну ее, — повторил он. — Я с самого начала чувствовал, что с ней проблем не оберешься.
— Ну так и не связывался бы... — буркнула Нэнси.
— Да... вышло так. Я у ее родственников гостил, ну, и, словом... — и, будто оправдываясь, добавил: — Ты не считай ее такой уж молоденькой и невинной — она два раза замужем успела уже побывать...
— Правда? — безразлично переспросила Нэнси, отодвигаясь. Тот короткий момент близости, когда она стояла, забыв обо всем, кроме тепла и радости его прикосновения, закончился.
— А собака куда делась? — спросил Ник.
— Она в спальне заперта. Эта... Стефи боялась.
Нэнси подошла к двери и выпустила Дарру. Та вылетела и обрадованно бросилась к Нику, подпрыгнула, пытаясь лизнуть.
— Если не хочешь, чтобы она прыгала, скажи ей резко: «Фу!» — она отстанет, — посоветовала Нэнси. — Обед заказывать?
— Да она мне не мешает. Подожди заказывать. Пойдем, я тебе кое-что показать хочу. — Он привычно положил руку ей на плечо и повернул ко входной двери.
В тот момент, когда Ник сказал лифтеру: «На стоянку!», она поняла, что речь идет о машине, о которой он говорил за ужином, — о машине, приличествующей «миссис Райан», — и не ошиблась.
Машина была и правда великолепна: новехонькое «вольво» красивого темно-зеленого цвета.
— Вот, — подвел он Нэнси поближе. — Это тебе! — Достал из кармана брелок, и машина послушно подмигнула фарами.
Да, это не ее старенький фордик...
— Я знаю, что ты зеленый цвет любишь — специально выбирал, — начал объяснять Ник. — Сиденья кожаные, с шариками внутри, чтобы спина не уставала, кондиционер...
И без этого перечисления было понятно, что машина шикарная — такая шикарная, что к ней и притронуться боязно.
— ...скорость набирает мгновенно — ты и не заметишь...
Вот Алисии бы такая подошла в самый раз. Интересно — ей Ник дарил что-нибудь подобное? Или только драгоценности?
— Да, неплохой реквизит... для спектакля. — Нэнси сама не знала, что заставило ее сказать это, и пожалела о вырвавшихся словах, еще не успев договорить их.
Но было уже поздно. Лицо Ника мгновенно отвердело, от улыбки не осталось и следа. Он покачал головой.
— Не реквизит. Подарок. Тебе.
Сунул ей в руки брелок с ключами и, развернувшись, быстро направился к лифту.
Нэнси догнала его в тот момент, когда подъехала кабина. Молча, не глядя на нее, Ник шагнул внутрь и сделал лифтеру короткий жест «вверх!».
Она осторожно дотронулась до его руки.
— Извини... я не...
— Да ладно... — поморщился он, по-прежнему не глядя в ее сторону. Войдя в номер, бросил через плечо: — Закажи, пожалуйста, побыстрее обед. Мне через час обратно на работу, — и ушел к себе в спальню.
Нэнси осталась стоять посреди гостиной. Во рту было горько и противно, горло сжималось, хотелось побежать куда-то, стукнуть кулаком по стене — пусть будет больно, лишь бы избавиться от непонятного чувства обиды. На кого — на саму себя? Ну зачем было это говорить?! Просто так, назло?
И сейчас невозможно сделать вид, что все нормально — и что не было сузившихся, словно от боли, глаз Ника, и его обезоруживающего ответа: «Подарок. Тебе...», и усталого в лифте «да ладно...».
Она опустилась в кресло, машинально погладила подсунувшуюся собаку, но тут же вскочила, вспомнив про обед. Позвонила, сделала заказ, попросила привезти все как можно скорее. Глубоко вздохнула — и пошла мириться.
Ник сидел на кровати, спиной к двери; сброшенная рубашка небрежно валялась на покрывале. Наверняка он слышал, что открылась дверь, но не шевельнулся.