Джайна знала почти всех ныне живущих магов. Не считая её самой, те немногие, кто был на такое способен, находились не в Калимдоре. Более того, Джайна чувствовала, что никогда прежде не сталкивалась с такой магией. Каждый чародей управлял своей силой по-разному, и наиболее чуткие из них могли различать магов по их чарам. Этого чародея Джайна точно не знала. А ещё она почувствовала легкую тошноту и сделала вывод, что чары, скорее всего, принадлежали демонам. Конечно, тошнота вовсе не обязательно означала магию Скверны, но от присутствия чар Пылающего Легиона Джайне всегда становилось дурно. Впрочем, как и от магии Кел’Тузада – Антонидас впервые познакомил их на третий год обучения Джайны, когда верховный маг был одним из лучших чародеев Кирин-Тора, и задолго до того, как он обратился к некромантии и стал служить Королю-личу.
Однако источник разрушения был не так важен, как его последствия: рокочущие ящерицы теперь беспрепятственно бродили по Сухой лощине и могли уйти дальше. Джайна должна была найти укромное место, где они не смогут растоптать построенные орками города и фермы, и переместить их туда.
Запустив руку под плащ, чародейка вытащила карту – один из двух предметов, которые она вытащила из хаоса на своем столе. Джайна решила, что лучше всего переместить ящериц на плоскогорье Шрамов. Плоскогорье располагалось достаточно далеко – в южной части Дуротара к востоку от Кабестана – и от остального Дуротара его отделяли горы, через которые рокочущие ящерицы вряд ли смогут перебраться. К тому же, в том регионе было много лугов, где они могли пастись, и достаточно места, чтобы табун мог порезвиться от души, а местный горный поток был почти таким же широким, как и река на Громовом хребте. Если телепортировать ящериц туда, то они и население Дуротара окажутся в безопасности.
Сначала Джайна хотела переместить животных ещё дальше, например, в Фералас на другой стороне континента, но даже у её способностей существовал предел. Сама-то чародейка запросто могла туда телепортироваться, но переместить на такое расстояние и себя, и несколько сотен рокочущих ящериц ей было не под силу.
Джайна вытащила из складок плаща второй предмет – свиток с заклинанием, которое позволило бы ей прикоснуться к разуму любой рокочущей ящерицы на континенте. Она произнесла заклинание и мысленно потянулась к ним. В отличие от большинства рептилий, у рокочущих ящериц имелось стадное чувство как у домашнего скота, поэтому они не разбрелись в стороны даже когда их спугнули с гор. Естественно, Джайна обнаружила, что основная масса ящериц бродила у реки, питавшей Сухую лощину. Сейчас они мирно паслись, и это значительно упрощало Джайне задачу, хотя она и была готова усмирить их магией, если нужно. Рокочущие ящерицы обычно либо паслись, либо спасались бегством; никаких промежуточных состояний у них не существовало, а телепортировать их во время бегства было бы гораздо труднее. И все же Джайна не хотела вмешиваться в жизнь животных больше, чем нужно, и поэтому обрадовалась тому, что сейчас они вели себя покладисто.
Чтобы маг мог телепортировать кого-то, кроме себя, он должен был видеть свою цель. По крайней мере, так говорилось почти во всех свитках, какие только можно было найти на эту тему. Однако Антонидас говорил Джайне, что заклинание сработает и в том случае, если маг будет видеть цель «внутренним оком». Для этого чародейке требовалось прикоснуться к мыслям каждого существа, которое она хотела переместить. Это было намного рискованней, поскольку прикасаться к разуму некоторых существ было сложно или просто опасно. Маги и демоны, как правило, выставляли защиту от такого вторжения, и даже некоторые люди с сильной волей зачастую могли ему сопротивляться.
Но с рокочущими ящерицами таких препятствий не существовало. В тот миг все их мысли сосредоточились на трех вещах: есть, пить и спать. В дополнении к «быстро бегать», именно эти действия чаще всего занимали умы рокочущих ящериц, и менялась эта схема лишь в брачный сезон.
Но все-таки Джайне, стоявшей посреди уничтоженного леса, понадобилось несколько часов, чтобы дотянуться разумом до каждой рокочущей ящерицы в Сухой лощине, а также до всех отбившихся от стада особей, направившихся к Колючему Холму.
«Трава. Вода. Закрыть глаза. Отдыхать. Лакать. Жевать. Глотать. Пить. Спать. Дышать».
В какой-то миг Джайна чуть не забылась – да, мысли ящериц не отличались сложностью, но их было несколько сотен, и чародейка с трудом справлялась с их инстинктивными желаниями.
Стиснув зубы, она не дала сотням рокочущих ящериц вытеснить её собственное сознание. А затем Джайна начала бормотать заклинание телепортации.
«Боль!»
Стоило Джайне произнести последнее слово заклинания, как её череп пронзила острая боль. Уничтоженный лес сначала смазался, а затем сразу же резко появился перед ней вновь. Почувствовав жжение в левом колене, Джайна вдруг осознала, что она споткнулась, упала на землю и ударилась коленом о ближайший пень.
«Боль. Больно. Больно. Больно. Бежать. Бежать. Бежать. Бежать. Только не боль. Бежать от боли».
У Джайны на лбу выступил пот, и она с трудом подавила в себе желание побежать через лес. Что-то пошло не так с её заклинанием телепортации, но у чародейки не было времени выяснять, что именно. Боль, которую она почувствовала, когда заклинание не сработало, передалась рокочущим ящерицам через их ментальную связь. Из-за неё они собрались в панике спасаться бегством, и Джайна должна была остановить их, пока они снова не затоптали Сухую лощину.
Все её существо молило чародейку о том, чтобы она разорвала связь, ведь сдерживать порывы взволнованных ящериц было ничуть не легче, чем пытаться сдержать океан. Но успокоить их можно было лишь при помощи этой связи. Закрыв глаза и заставив себя сосредоточиться, она произнесла заклинание, которое, как говорил Антонидас, было создано специально для укрощения строптивых скакунов. Сжав кулаки настолько сильно, что её ногти впились в ладони почти до крови, Джайна вложила в заклинание как можно больше сил, стараясь захватить при этом всех ящериц.
Через несколько секунд они все уснули. Джайна едва успела разорвать ментальную связь прежде, чем она сама поддалась чарам. Ей было достаточно и собственной усталости, не хватало ещё бороться с магическим сном ящериц.
Её руки и ноги болели, а веки налились свинцом. Заклинание телепортации и в самых лучших условиях требовало массы сил, а учитывая то, сколько животных она пыталась переместить, и как резко заклинание оказалось прервано, условия сложились далеко не лучшим образом. Джайна хотела лишь одного – лечь на землю и уснуть вместе с ящерицами, но не могла себе этого позволить. Заклинание продержит ящериц в спячке всего лишь шесть часов или даже меньше, ведь чародейка наложила его на целое стадо. Ей нужно было выяснить, что именно на плоскогорье Шрамов не дало ей завершить перемещение.
Джайна села, скрестив ноги, свободно опустила руки и выровняла дыхание. Затем она снова мысленно потянулась в сторону, на этот раз к плоскогорью Шрамов, а именно к небольшой зоне в самом центре этой скалистой местности.
Ей не понадобилось много времени, чтобы найти то, что она искала.
Кто-то оградил все плоскогорье защитными заклинаниями. С такого расстояния Джайна не могла определить, при помощи какой магии их наложили, но эти чары были, помимо прочего, предназначены именно для того, чтобы мешать телепортации и не давать никому обнаружить то, что они охраняли.
Джайна поднялась на ноги и собралась с мыслями. Она начала было произносить заклинание, которое перенесло бы её на плоскогорье, но остановилась. Сунув руку в небольшую сумку на поясе, чародейка достала кусок вяленого мяса. Одним из первых уроков Антонидаса стало напоминание о том, что магия расходовала энергию её тела, а единственный способ её восстановить это хорошенько подкрепиться.
– Многие чародеи, – говорил верховный маг, – доводили себя до истощения тем, что, исследуя чудеса магии, совершенно забывали о пище.
Челюсть девушки заныла, когда ей пришлось разжевывать жесткое сушеное мясо, но, подкрепившись, Джайна сразу же произнесла заклинание. Оно должно было перенести её в точку, находившуюся сразу за границей окружавших плоскогорье защитных чар.
Вот только у её решения поесть перед телепортацией был один недостаток: это заклинание часто сопровождалось неприятными ощущениями в животе, и они становились лишь сильнее, если в желудке оставалась непереваренная пища. Но Джайна заставила себя потерпеть и очутилась на крутом подъеме, находившемся на самом краю плоскогорья Шрамов. Позади девушки оказался обрыв и отвесная скала. А впереди – луга с прибитой к земле травой. Ей едва хватило места, чтобы встать на ноги.
Конечно, невооруженным глазом заметить защитные чары было невозможно, но Джайна все равно их ощущала. Они были не очень мощными, но этого и не требовалось. На самом деле, если маг хотел что-то скрыть или кого-то спрятать – а теперь Джайна почти окончательно уверилась, что дело именно в этом – то он обычно ограничивался слабыми защитными заклинаниями. Слишком мощные привлекали внимание других магов.
На таком расстоянии Джайна узнала привкус магии, воздвигнувшей эти чары. В последний раз чародейка ощущала его во время войны, когда находилась в компании Медива. Это была тирисфальская магия… Но, насколько она знала, все Хранители, включая Медива – последнего из них – были мертвы.
Теперь, когда Джайна смогла распознать защитные заклинания, ей хватило одного взмаха руки, чтобы их снять. Затем чародейка двинулась вперёд, в сторону холмов, перед этим наложив на себя заклинание сокрытия, чтобы её никто не заметил.
Поначалу все шло точно так, как она и ожидала: её окружали лишь луга с фруктовыми кустарниками и редкие деревья. С Великого моря дул ветер и, проносясь между хребтов гор, он трепал плащ Джайны. Над Громовым хребтом висели тучи, но плоскогорье возвышалось над облаками, поэтому здесь было ясно и солнечно. Джайна отбросила капюшон назад и с наслаждением подставила лицо солнцу.