– Всем в охранные поля!
Я вызвал Камагина. Было большой удачей, что «Змееносец» находился поблизости от планеты.
– Вы видели, Эдуард? – спросил я. – Вы все видели?
– Какой ужас, Эли! – послышался горестный возглас Камагина. – Мы все видели, адмирал. К сожалению, мы не могли помочь.
– Эдуард, над планетой скоро забушует электрический ураган. Подозреваю, что несчастных электрических пауков будет рвать на части свирепая Мать-Накопительница молний, так они называют свою владычицу. Даже пещеры их не спасут. Ярость ее как-то связана с разрушением электрической плахи. Всыпьте ей, Эдуард! Всыпьте покрепче! Покажите всем злым матерям и отцам, всем Жестоким богам и чертям, что есть в мире такая сила, как человечество!
– Яростной матери не поздоровится! – заверил Камагин. – Сегодня она займется не истреблением своих сыновей, а пополнением наших запасов активного вещества. Пусть неистовствует с полезной отдачей!
Буря разразилась минуты через три. Наши земные грозы – это тучи, жидкий ливень и молнии, пробегающие в облаках. Гроза на Арании – это огонь: молнии, секущие землю, молнии, бьющие из-под земли, молнии на холмах, молнии в долинах… Никакого дождя, раскатов грома и влажной прохлады. Один огонь и непрерывный гул, до того тяжкий, что разрывало не только уши, но и душу. Если бы мы не защищались охранными полями, всех испепелило бы в первое же мгновение. Ромеро заботливо оградил своим полем и Оана, но тот не знал, как прочна эта защита, и трясся, с минуты на минуту ожидая гибели.
А затем все волшебно переменилось. Камагину понадобилось четыре минуты для настройки резервуаров на прием грозы. Он опоздал ровно настолько, насколько было нужно, чтобы дать нам почувствовать бешенство распоясавшейся огненосной Матери, но не позволить ей нанести серьезного вреда планете. Насосы звездолета работали как на базе, где заправлялись активным веществом. Молнии, только что осыпавшие землю, унеслись вверх, гроза била в небо, а не в планету. А на земле стало тихо, так удивительно, так недоуменно тихо, будто Арания растерянно прислушивалась к себе. Над нами теснились огненные облака, из них по-прежнему хлестало пламя, но теперь оно уносилось к звездам – миллиарды молний сливались в одну исполинскую реку огня, огненная река мчалась к жерлам корабля и пропадала в них. Не прошло и двадцати минут, как облака стали редеть, распались на клочья, они таяли, гасли, из них уже не вырывались молнии. Камагин не остановил насосов: и остатки облаков несли электрические заряды. Эдуард гнал в резервуары все.
– Теперь я пообдеру планету, – сказал Камагин, когда покончил с облаками. – Она вся так насыщена электричеством, что не грех попользоваться от ее избыточного богатства. И бедным аранам станет легче, их фанатизм, я думаю, в какой-то степени продукт перегрузки тел электричеством.
Я попросил Камагина не слишком усердствовать: молнии, бьющие из земли, производят не меньше разрушений, чем молнии, бьющие в землю. Эдуард произвел очищение планеты от избыточного электричества с такой осторожностью, что иначе как изящной я эту операцию и назвать не могу. Планета отдавала накопленные заряды плавно, без грохота и огня, и отдала, как выяснилось потом, так много, что запасы звездолета основательно пополнились.
– Доволен ли ты, Оан? – хмуро спросил я, когда Камагин закончил работу.
– Вы расправились со страшной Матерью! – И восторженно повторил: – Ах, как вы расправились со страшной Матерью! Как вы расправились со страшной Матерью!
6
Лусина внесли в консерватор – усыпальницу, где тела погибших сохраняются нетленными. Я сейчас сижу в консерваторе, здесь теперь не один Лусин: наш бедный друг только начал длинный ряд захоронений, завершать этот ряд, возможно, будем мы – немногие оставшиеся в живых. Лусин в прозрачном саркофаге похож на себя живого, облик удалось восстановить. Но смотрю я не на Лусина, а на того, кто покоится напротив. И я разговариваю вслух с тем, другим: мне нечего сказать погибшему другу, но многое надо высказать мертвому врагу.
Я возвращаюсь к событиям на Арании. Когда мы вошли в звездолет, Труб, расталкивая людей, кинулся к мертвому Лусину. Старый ангел встопорщил седые бакенбарды, в отчаянии бил себя выцветающими крыльями.
– Я мог пойти с вами! Я защитил бы его! Никогда не прощу себе, что не пошел!
Гиг, опечаленно гремя костями, сказал мне с упреком:
– Адмирал, люди без невидимок неполноценны. Уверяю тебя, если бы вы не заставляли напяливать эти дурацкие скафандры, мы с Трубом верней оградили бы Лусина от врагов, чем ваши силовые поля.
Я подумал с горечью: от чего они хотели оградить Лусина? От реального живого врага – или от цепочки невероятных, бездушных случайностей? Они не смогли бы ответить на этот простой вопрос. Я тоже не знал ответа. Ответ нужно было найти.
На похоронах Лусина не было одного Бродяги. Дракон тяжелей всех перенес потерю. Он заболел. Мы боялись, что он уже не сможет ползать. Он выздоровел, кое-как ползал, но способность летать утратил окончательно.
В наше отсутствие на эскадре прошло срочное совещание. Гиг и Эллон настаивали на мести за Лусина. Но кому мстить? Аранам? Чем они виноваты? МУМ высчитала, что корень зла – в чудовищной запыленности местного космического пространства. Освободить от пыли планетную систему тройной звезды – лучшая помощь аранам. Немного изменится орбита Арании, но отдаление от Трех Пыльных Солнц компенсируется тем, что из их названия выпадет словечко «пыльные». Нужно только узнать, кто такие Отец-Аккумулятор и Мать-Накопительница молний – без этого трудно что-либо планировать.
Мы стали готовиться ко второму полету на планету. Оан вдруг стал возражать. Я попросил объяснить, что он имеет против посещения Отца-Аккумулятора. Вместо объяснения он внедрил мне в мозг ощущение страха. Но так как это все-таки был его страх, а не мой, я продолжал настаивать.
– Покой отца священ, – сообщил Оан.
– Стало быть, ваш Отец-Аккумулятор – самодур, наказывающий всякого, кто его потревожит?
– Ему плохо, когда посягают на его покой.
– Разлаживается? Перестает функционировать? Кто же охраняет его покой? Ваши Жестокие боги?
– Отца охраняет гвардия оберегателей, каждый отбирается самим Уохом.
– С оберегателями мы справимся, даже отобранными Уохом. И отца не обидим, если он не заслуживает обиды. Теперь скажи, что такое Мать-Накопительница молний?
– Страшная Мать бережет покой Отца. – Это было все, что мы узнали от Оана.
Уверен, что и другие араны об Отце и Матери знают не больше. Тем настоятельней нужно было идти в новую разведку.
Опустились мы на старом месте, в полдень. Встречные араны по обыкновению не обращали на нас внимания. Выглядели они здоровыми, буря никого не потрепала. Оан сообщил, что и отвергатели, и ускорители недоумевают: еще не было столь сильного урагана – и такого невредоносного.
Оан взобрался на вершину холма и остановился перед лазом, ничем не отличавшимся от соседних.
– Здесь. Первым я не пойду.
– Иди в середине, – разрешил я.
Оберегатели встретились уже через несколько метров. Это были рослые пауки, бесстрашные и готовые на самопожертвование. Но через минуту они улепетывали с дикой быстротой. Дело было не только в том, что они не могли противостоять силовым полям, – они просто не знали, что такое поле. Невидимая сила, мощно бросавшая их на стены и под потолок, потрясла их, никто и не подумал переть на рожон. Они удирали вглубь с теми же знакомыми воплями:
– Жестокие боги! Снизошли Жестокие боги!
Внутренняя охрана, очевидно, не поверила паническому сообщению передового отряда. В пещере, через которую пролегал путь, нас повстречало целое воинство. Оберегатели ринулись на нас, подбадривая себя бесовскими искрами и воинственным писком. В первой стычке мы ограничились силовыми оплеухами – здесь пришлось концентрировать поля. И когда схватка закончилась, на полу лежали несколько безрассудных. Из пещеры вели четыре хода. Из заднего вышли мы, в два боковых опрометью умчались сраженные охранники. В четвертый ход никто не юркнул. Я показал на него одной из своих рук:
– Сюда, Оан?
– Сюда. Больше нам никто не встретится до самых покоев Отца. В этот лаз запрещено заползать.
Запретная для аранов дорога тянулась долго, мы пересекли еще пять-шесть пустых пещер и наконец выбрались в самую большую. Даже засветив прожектора, мы не увидели ни потолка, ни противоположных стен. Все помещение занимало озеро – вязкая жидкость, прикрытая коркой. Поверхность бурлила, вспучивалась, кое-где наружу вырывалось пламя. Над озером клубился зеленоватый самосветящийся пар. Временами из жидкости выстреливали молнии и гасли в невидимом потолке, откуда били такие же молнии.
– Отец-Аккумулятор убивает всех, кто подходит близко, – со страхом прошептал Оан.
– Своеобразный механизм, вырабатывающий электроэнергию, – оценил озеро Ромеро.
– И большой мощности, – добавил Орлан, с любопытством осматриваясь. – Очень интересная машина.
Граций с сомнением покачал частоколом рук.
– Это не механизм, а живое существо. Оно напоминает наши биологические орудия, но там простое скопление бактерий. Уверен, что Отец-Аккумулятор – мыслящее создание.
Ирина взяла пробу для анализа. У меня вдруг возникло ощущение, что за нами наблюдают. Оан считал, что Отец-Аккумулятор разбирает каждое наше слово, понимает каждую нашу мысль. Возможно, Оан преувеличивал, но и мне показалось, что озеро безглазое, безрукое, но живое, что оно затаилось, что оно охвачено страхом, а не яростью, как думал Оан.
– Отец не уничтожает вас! – удивленно воскликнул Оан.
– Попробовал бы! Постарайся связаться с Отцом, – посоветовал я Ирине, а Оана спросил: – Каков возраст этого зверя?
О возрасте озера Оан ничего не знал, кроме того, что оно было еще до аранов. Отец сотворил жизнь, когда ему надоело быть одному: сперва создал Мать, а потом оба они населили планету растениями и аранами. Океан с его хищниками – тоже одно из творений Отца.