– Адмирал, ты доволен работой обеих МУМ?
– Нареканий нет.
– Тогда зачем они подчиняются парящему Мозгу? Мыслящие машины – человеческое изобретение, мозг, отделенный от тела, – наш способ управления. Тебе не кажется странным, адмирал, что я, демиург, упрашиваю тебя, человека, восстановить человеческое управление эскадрой?
Мне это странным не казалось. Я знал, что рано или поздно Эллон опять потребует отставки Голоса. Он не любил дракона с первых дней их знакомства, теперь нелюбовь превратилась в прямую ненависть. Уверен, что демиург рассматривал трансформацию Бродяги в Голос как возвышение Мозга над собой, проделанное к тому же его, Эллона, руками – непомерное самолюбие его страдало. Я объяснил, что Голос не командует МУМ, а дублирует их, и хорошо бы иметь не одного дублера, а нескольких (именно поэтому, например, в этой роли стажируется Граций), к тому же новый метод управления кораблем установлен не мной, а приказом командующего… Эллон оборвал меня:
– Граций пусть стажируется. Всего бессмертия вашего галакта не хватит, чтобы осилить функции МУМ. Но плавающий Мозг – ни к чему.
– Вынеси спор о Голосе на обсуждение команд. Если твои антипатии признают обоснованными…
– Симпатии и антипатии на обсуждение не выношу. Но если МУМ разладятся, ремонтируйте их сами или поручите это вашему любимому Голосу. Я больше не буду поставлять ему слуг!
Вечером к нам с Мери пришла Ирина.
– Мне надо поговорить с Эли, – сказала она. Мери встала, Ирина задержала ее:
– Оставайся. В твоем присутствии мне легче будет просить адмирала. Эли, вы, наверное, догадываетесь, о чем речь?
– О чем – не знаю, о ком – догадываюсь. Что-нибудь связанное с Эллоном?
Ирина нервно сжимала и разжимала руки. Стройная, быстрая, нетерпеливая, она была так похожа на отца, что, если бы одевалась в мужскую одежду, я принял бы ее за молодого Леонида. Я знал, что мне достанется от нее, и готовился противостоять упрекам.
– Да, с Эллоном! Почему вы так презираете его, адмирал?
Этого обвинения я не ожидал.
– Не слишком ли, Ирина? Мы все – и я, и Олег, и капитаны – с таким уважением…
– Об Олеге разговор особый! А ваше уважение к Эллону – слова, равнодушные оценки: да, необыкновенен, да, пожалуй, гениален, да, в некотором роде выдающийся… А он не пожалуй, а просто гениален, не в некотором роде – во всех родах выдающийся! Кто может сделать то, что может он?
Разговор становился серьезным, и я ответил серьезно:
– Зато он не сделает многого того, что умеют другие. Невыдающихся на кораблях нет. В поход отбирали только незаурядных. По-твоему, Камагин – середнячок? Или твоя мать?
– Я говорю об Эллоне, а не о моей матери или Камагине. Он заслуживает искреннего, а не холодного уважения.
– Чего ты хочешь?
– Почему вы предпочитаете ему дракона? – выпалила она. – Отвратительный пресмыкающийся стоит выше всех! Дракон еле-еле заменял МУМ, когда они не работали, а сейчас, когда они функционируют правильно, путает их команды. Он в сочетании с МУМ хуже, чем одна МУМ!
– Один раз машины уже выходили из строя…
– Ну и что? Еще десять раз разладятся, еще десять раз будут восстановлены! Ваша привязанность к дракону оскорбительна! Можете вы это понять?
– Я не могу понять другого, Ирина. Почему Эллон так ненавидит бывшего Бродягу?
– Спросите лучше, почему я не терплю дракона!
– Хорошо, почему ты не любишь Голос?
– Не люблю, и все! Вот вам точный ответ. Он мне был отвратителен еще на Третьей планете. Б-р-р! Громадная туша, дурно пахнет!..
– С тех пор он изменился, Ирина.
– Да, одряхлел, амуры не строит, да и некому. Но запах свой принес и сюда. Я пробегала мимо дракошни, заткнув нос, а вы проводили там часы.
– Понятия не имел, что он тебе так неприятен.
– Олегу он тоже неприятен, но Олег уступил, он уступает вам всегда и во всем. А вам плевать, вы считаетесь только с собою!
Я покачал головой.
– Сильное обвинение, Ирина!
– Справедливое! Лусин, кроме пса, хотел взять и двух кошек. Но кто-то сказал, что вы не их терпите. Специально проверяли, так ли. И выяснили: да, недолюбливаете. После этого Лусин и заикнуться не посмел о кошках! А вы поинтересовались у кого-нибудь, нравится ли ему общество огнедышащего динозавра?
– Дракона больше нет, Ирина. Есть мыслящий Голос, координирующий работу двух МУМ. Если координация идет плохо, мы освободим Голос от его нынешней функции и оставим в резерве.
Ирина поднялась. Я задержал ее:
– Ты сказала, что об Олеге разговор особый. Как это понять?
У нее в глазах показались слезы.
– Олег не тот, какого я знала его раньше. Вы первое лицо в эскадре, Эли. Вы подчинили себе всех. Он с этим примирился. Я гордилась им – теперь мне обидно за него. Я ему сказала: мой отец тоже летал с Эли, но не позволял так собой командовать. Олег считает, что я все придумываю.
– Придумываешь ты много, это верно.
После ее ухода я молча шагал по комнате. Мери повеселевшими глазами следила за мной. Я сердито сказал:
– Ты радуешься тому, что возникли свары? Что нашу дружбу с Олегом так превратно толкуют?
Она засмеялась так заразительно, что и я захохотал.
– Меня радует, что ты услышал несколько неприятных, но правдивых слов о себе. И я сама много раз собиралась сказать тебе то же самое, но ты каждый пустяк принимаешь так близко к сердцу… Между прочим, кошек посоветовала не брать я.
– И напрасно! Я бы перенес кошек на корабле. Примирился бы…
– Вот этого и боялись – что ты заставишь себя примиряться.
– Ладно о кошках, не терплю их! Скажи лучше, что делать?
– Самое тревожное, что МУМ и Голос рассогласованы. Если это правда, то это очень серьезно.
– Пойду проверять, – сказал я.
В рубке вдоль стен шествовал Граций. Он с обычной неспешной серьезностью выполнял свои новые обязанности. Пока пни сводились к беседам с Голосом – обо всем на свете и о многом прочем.
– Голос, – сказал я, – как идет работа с мыслящими машинами?
– Обе МУМ слишком медлительны, – пожаловался он.
– Ты рассчитываешь варианты быстрее?
– Я не настолько глуп, Эли, чтобы это утверждать. Рассчитывать быстрее МУМ невозможно. Но я уже говорил тебе, что не перебираю варианты. Я сразу нахожу ответ.
– Да, ты говорил. Но как это возможно?
– Варианты появляются во мне сразу. Мое дело – взять верный, а отброшенные даже не проникают в сознание. Я их оцениваю в целом, а не перебором причин и следствий. МУМ еще не вычислила всех вариантов, когда я подсказываю решение. Это немного путает ее работу, но ни разу не направило нас по неверному пути.
Я обратился к Грацию:
– И ты мыслишь готовыми оценками, а не сравнением вариантов?
– Стараюсь, Эли, – ответил он величаво.
Все это было не то и не так, как вообразила себе Ирина. Я пошел к Олегу. Он повел меня к себе. Я еще не бывал у Олега дома – все встречи происходили в служебных помещениях. Посреди комнаты стоял круглый столик, вокруг него кресла, на стенах висели портреты знаменитых звездопроходцев, среди них и мой. Я загляделся на портрет Андре: пышная, как бы пылающая шевелюра обрамляла бледное, тонкое лицо, глаза Андре смеялись. В молодости он был все-таки очень похож на Олега, только теперь мода на завитые локоны прошла.
– Сфотографировано на Оре?
– В день высадки на Сигме, где отца захватили невидимки. Вера доставила эту фотографию маме, когда вы с Ольгой и Леонидом продолжали путь к Персею. Что ты мне хотел сказать, Эли?
Я рассказал о требованиях Эллона, о просьбах Ирины. Олег слушал бесстрастно и только раз улыбнулся, когда я упомянул, что, по ее мнению, подавил собой всех.
– Тебя, кажется, это задело, Эли?
– Такие обвинения неприятны.
– Не расстраивайся, я не из тех, кого можно заставить. Если я соглашаюсь с тобой, то потому, что ты прав. Это содружество, а не потеря самостоятельности. Очень жаль, что Ирина этого не понимает.
– И многого другого не понимает, – добавил я.
Олег спокойно кивнул. Я сказал, что отступать назад неразумно. Голос создает новую систему управления кораблем, и она эффективней реализованной в МУМ. Все дело в том, Олег, – сказал я, – что конструкторы использовали в мыслящих машинах только одну особенность человеческого мышления: способность рассуждать, способность выводить следствия из причин, то есть строить логическую цепочку. Каждое разветвление логической цепи дает один вариант оценки ситуации.
Но мышление человека этим не исчерпывается. И в трудных ситуациях узость машинного интеллекта грозит крупными неприятностями.
Я привел такой пример. Каждый знает, что такое мать. А машине, чтобы уяснить все богатство этого понятия, нужны сотни тысяч признаков и фактов. Мы увидели город и говорим: «Как красиво!» Но машине, чтобы точно восстановить наше восприятие, нужно перечислить все здания, все улицы, все деревья, все облака, описать архитектурные особенности каждого дома, рассказать о его историческом значении, и начать с кирпичей, с красок, с перекрытий, с фундамента и еще черт знает с чего – и тогда красота, которую мы постигаем мгновенно, станет понятна и машине – как нескорый результат бесчисленного ряда сопоставлений и совпадений, завершение безмерной цепочки причин и следствий.
– Ты машиноборец, Эли! – сказал Олег, улыбаясь. – Не берусь судить, прав ли ты. Но ты сказал о возможных крупных неприятностях. Неприятности в рейсе командующего касаются близко. Что ты имел в виду?
– Только то, что любая цепь в любую минуту может порваться в любом из звеньев – и весь длиннейший расчет станет абсурдом. Вспомни аварию на «Таране». В какой-то момент были перепутаны несколько следствий и причин. И вся логическая цепь полетела в пропасть! МУМ стала выдавать неверные решения. Еще хорошо, что она выключила себя. Среди абсурдных команд могла попасться и такая, как взорвать корабль или направить аннигиляторы на другие корабли.
– МУМ снабжены системой самоконтроля, Эли.