— Погоди, знаю, что пил в квартире. Но где ты был неделю? — сам сбитый с толку, он никак не мог спросить то, что хотел. — Нет, постой! Сначала скажи, где ты упал?
— Не знаю.
— Ты мне это брось — не знаю! — рассердился особист. — А ну давай все как на духу! И по порядку! Самолет разбился, а ты катапультировался, так?
— Примерно так…
— В каком районе? На чьей территории? В какой стране?
— Знаю единственное: примерно в десяти километрах находится хребет Дангралас.
— Нет хребта с таким названием, — не моргнув глазом, заявил Заховай. — Я за эти дни карту так выучил!.. Есть на нашем Алтае небольшой хребет Дангал. Может он?
— Нет, я несколько раз слышал, именно Дангралас.
— От кого слышал?
— От местных жителей.
— Местные говорили на русском?
— Ну да…
— Чего же ты не спросил, где находишься?
— Не было возможности. — Шабанов терял всякий интерес. — Вступать в контакт опасался из-за «Принцессы». Сами же настращали…
Заховай все-таки достал из стола планшет, раскинул на столе.
— В междуречье Витима и Лены есть гора Дангар.
— В принципе, его можно назвать и горой, — лениво согласился он. — Столообразная гряда, в тумане похожа на Великую Китайскую стену, тянется километров на восемь — десять… Но название точное — Дангралас.
— Да нет, нет ни хребта, ни горы! Можешь сам посмотреть!
— Я смотрел…
Заховай что-то заподозрил, возможно, нежелание Шабанова говорить с ним, чтобы отдать все козыри, например, командиру полка, маркитанту, представителю Конструктора — короче, конкурентам, и постарался сменить тон и напор допроса.
— Ты что, сосед, разговаривать со мной не хочешь?
— Нет, я готов разговаривать.
— Так в чем дело?
— Дело в шляпе…
Особист вскочил, побегал по кабинету и постепенно успокоился, сломил и собственное самолюбие, и любопытство. Он как неопытный вождь племени, добившись права первой ночи, ничего не мог поделать с чужой невестой и начал искать подходы.
А ситуация требовала жертв, причем, значительных, и он сделал ход неожиданный и, в общем-то, неоправданный.
— Слушай, Шабанов… Ты же знаешь нашу службу?
— Не знаю, — сказал тот.
— Ну, понятно. Только я не о том… Ты извини, я понял. Применил к тебе… короче, неоправданные средства. Имею в виду случай в парке последней надежды, — он помялся и зыркнул на Германа оценивающим взглядом. — У нас так принято… Есть особые методы работы с личным составом… А как тебя еще было отлучить от этой… невесты с почты? Если хочешь откровенно, не хотел я, но стояла задача. Ты как офицер, понимаешь…
— Не понимаю, — тупо произнес Шабанов.
— Да ладно, не понимаешь… Все ты понимаешь! И правильно, что вызов бросил. На твоем месте я сделал бы то же самое… Теперь-то дело прошлое. Думаешь, ее братья и сама она просто так здесь сидят? Фруктами торгуют? Хрен! Деньги для своей республики зарабатывают, и главное — подыскивают волонтеров, летчиков сманивают в Абхазию. И на тебя сделали ставку!
— Я что, рысак на ипподроме?
— Рысак! Да еще какой!.. Ладно, Герман, мы с тобой все-таки соседи, вместе жить. Не держи зла, — он подошел к карте и раздернул старомодные черные занавески. — Покажи, где упал. Последняя посадка и дозаправка были в Алтупе, что дальше?
Герман некоторое время смотрел на карту — бегал взглядом от бывшей авиабазы в Монголии по разным сторонам, после чего отрицательно помотал головой.
— Не знаю…
— Но ты же опытный пилот — не пацан! — опять сорвался особист. — Что ты заладил — не знаю! Не знаю!..
И тут же смолк, спрятал возмущенное раздражение. Понять его было можно, держать ответ перед комиссией, а идиотские, дебильные ответы кого хочешь выведут из терпения…
— Хорошо, давай начнем с конца, — спокойно предложил Заховай. — Сейчас ты откуда взялся? Пришел, приехал, прилетел?.. Откуда?
— Очнулся тут, недалеко, километров пять. Пришел.
— Без сознания был? Или спал?
— Не спал, но все было, как сон, — проговорил Шабанов, борясь со сном. — Дали бы отдохнуть пару часиков…
— Нет! — оборвал он. — Думаешь, мы тут отдыхали? Да мы целую неделю на ногах! Такой прессинг!.. Как очутился там?
— Где? — теперь уже с умыслом тупо переспросил он, ощущая внутреннее злорадство.
— Там, где очутился!
— Не знаю.
Наконец, до особиста дошло, что из-за своей торопливости и высокого нервного накала он попросту неверно ставит вопросы и не может ни сам расслабиться, ни расслабить и разговорить собеседника. Пропавший пилот свалился как снег на голову, и не хватило времени хотя бы привыкнуть, что он сидит напротив, живой, здоровый да еще и с кольцом от «Принцессы». А Шабанов в свою очередь вдруг сделал неожиданное предположение, многое объясняющее: автором проекта тайного перегона переоборудованных машин в Индию был Заховай! Опыта доставки такого товара еще не было, «Антей», навернувшийся в Иркутске, поставил точку в удобной и безопасной транспортировке истребителей с секретным оборудованием, а маркитантам кровь из носу надо продать парочку МИГарей, ожененных на высокородных особах. Ему поставили задачу — он сделал предложение не рисковать, не связываться с воздушными коридорами, а коль скоро МИГ стал невидимкой, гнать его втемную, и тем самым всю ответственность за доставку товара, по сути, взял на себя. Это было выгодно всем, меньше хлопот и за одно можно на практике проверить, насколько действенен новый прибор, позволяющий будто шилом протыкать все границы и воздушные пространства. За это даже ухватились, и кто-нибудь из вышестоящих уже подготовил специальный секретный доклад об открывающихся возможностях. Прошло б все гладко — он на коне и с солидной премией, купил бы обновы своим женщинам, начальство похвалило бы за отличное знание оперативной обстановки и умение проводить дерзкие замыслы в жизнь.
Он сильно переживал за этот проект, потому и на кухню прибегал, чтоб дополнить инструктаж, на всякий случай девицу с почты отшил своим иезуитским способом и по стремянке в кабину залез, чтоб благословить, и схлопотал пилоткой по морде, которую сейчас простил, не раздумывая.
Но не прошло, не пролезло, и он теперь становился козлом отпущения. Не вернись Шабанов с кольцом — путь Заховаю в очередь на бирже безработных. С маленькой пенсией, без выходного пособия, с тремя женщинами на руках…
— Жалко мне тебя, — вслух подумал Герман.
— А ты себя пожалей! — отпарировал особист, словно угадав ход его размышлений. — Если как школьник у доски будешь твердить — не знаю, — представляешь, что с тобой будет?
— Я взлетел с базы в Алтупе и через пять минут обнаружил, что сбился с курса, — добровольно признался Шабанов. — Причем, круто, на сто восемьдесят.
— Ну?! — поторопил он, внутреннее почти ликуя. — Дальше?..
— Встал на курс. Трижды потом сверялся по спутнику — все было в норме. А на Гуйсан не вышел…
— Тебя обнаружили? Сбили? — ухватился Заховай, и сразу стало ясно, куда он клонит.
— Нет, кончилось топливо, упал возле хребта Дангралас.
— Какая же причина? Почему сбился с курса? В это трудно поверить, чтоб опытный пилот, налетавший столько часов и вдруг сбился! И спутник подвел!..
— «Принцесса» — это такое дерьмо! — сказал Шабанов и поймал себя за язык, поскольку чуть не выпалил окончание своей мысли — по сравнению с тем, что я видел…
— Так все-таки «Принцесса»! — клещами вцепился и возрадовался особист. — Я так и думал!
— А что же еще? — потрафил он Заховаю. — Другой причины нет.
Замысел его становился ясным — перевалить неудачу с перегоном машин на конструкторов, на несовершенство прибора, и теперь каждое сказанное слово против «Принцессы» будет ему спасительным словом. Пусть это даже не так, или не совсем так, и прибор невидимости нормальный, но пока разберутся, пройдет год, а там, глядишь, все забудется…
— Она что, каким-то образом воздействовала на систему ориентации самолета? — подсказал он ход. — На компас? На бортовой компьютер?
Шабанову вдруг стало жаль валить все на электронную, но все-таки женщину.
— Я бы так не сказал…
— Но тогда что? Что?
— Сам прибор работал исправно, меня не обнаружили на границах. Скорее, несогласованность «Принцессы» и бортовых систем, — осторожно предположил он, зная, что проверить ничего теперь невозможно. — На языке электронщиков это называется вроде бы конфликтом систем или программ. Когда они вступают в противоречие между собой…
Именно этими словами Заховай будет отбиваться от комиссии…
— Так! — он положил бумагу перед Шабановым, достал свою ручку. — Пиши рапорт, на мое имя! Свои выводы, заключения… И отдыхай!
Герман едва написал «шапку», как оживившийся особист снова затосковал: нервы на тайной работе пообтрепались у него основательно, не мог скрывать своих чувств, а значит, дисквалифицировался.
Но одновременно стал более человечным…
Он с трудом выдержал десять минут.
— Но все-таки, капитан, где ты упал? Хотя бы примерно! Где искать обломки? — и почти трагично добавил, — и как ты выбрался?
— Пришел пешком…
— Да кто в это поверит? Ты же не в ППН упал, чтоб пешочком прийти! Мы облетали всю территорию до монгольской границы! Спутник не может найти обломки! Радиомаяк-то должен работать. Не мог же и он разбиться!
— Я на самом деле пришел пешком, — Шабанов отложил ручку.
— Что, от места падения? От места приземления?
— Практически, да…
— Тогда ты должен знать, где упал самолет!
— У хребта Дангралас.
— Что ты со своим Данграласом! — вскипел, но сразу же и остыл особист. — Нет его, не существует.
— Тогда не знаю…
Заховай сунул руку в нишу стола, загремел там пустыми бутылками — пил неделю от расстройства! — достал початую с сучковским самопалом. Шабанову налил щедро, по рубчик, себе лишь обозначил, замочив дно стакана.
— Герман, давай за возвращение. И за здоровье. Боюсь, сердце остановится.
— Не хочу, товарищ подполковник, — откровенно сказал тот. — Меня с этой заразы воротит. Коньяку бы выпил. И вам для сердца лучше.