Мои глаза широко распахиваются, когда до меня доходит, какое мнение Демид составил обо мне; вдоль позвоночника прокатывается валун из ледяных мурашек, и даже в эту удушающую жару мне становится холодно до мороза по коже. А Пригожин, выговорившись наконец, вылетает в коридор, даже не удосужившись прикрыть дверь, и я слышу его тяжёлые шаги по дубовой лестнице.
И хуже всего то, что он в какой-то степени прав насчёт меня.
В подростковом возрасте, когда я начала показывала характер, и папа впервые столкнулся с термином «переходного периода», он очень часто пытался втолковать в мою голову одну простую истину: никогда нельзя высказывать своё мнение под действием эмоций. Даже если очень хочется выговориться — возьми пару минут тайм-аута, выдохни и сорок раз подумай о том, действительно ли ты готова сказать то, что хочешь? Потому что потом эмоции угаснут, словно потухший вулкан, и ты осознаешь, что наговорила лишнего, но будет слишком поздно: отношения загублены, впечатление испорчено, и мнение о тебе у людей кардинально меняется.
Нельзя давать волю языку, потому что он без костей, и однажды подведёт тебя под монастырь.
Чувствую на ресницах капельки влаги и мысленно благодарю визажиста за водостойкую тушь: она как в воду глядела, говоря о том, что я решу разреветься.
Вот только причина этих слёз совсем не радостная.
Аккуратно, чтобы не испортить макияж, избавляюсь от слёз и пытаюсь сделать такой взгляд, чтобы всем казалось, что я действительно счастлива стать женой Демида Пригожина. Получается немного скверно, но у меня в запасе есть ещё примерно десять минут, чтобы совладать с эмоциями и не ударить в грязь лицом. Конечно, браки по контракту не новость в современном мире, но мне не хотелось, чтобы все думали, будто я позарилась на деньги Демида. А потому мне, как и ему самому, весь день придётся разыгрывать влюблённую невесту, которая души не чает в своём спутнике.
А в голове ноль целых, ноль десятых как это сделать.
Бросив последний взгляд в зеркало, цепляю на волосы вуалетку, а в руки беру свой свадебный букет из белых полураспустившихся пионов и нежно-персиковых эустом, перевязанных бледно-розовой атласной лентой. Медленно выдыхаю и выхожу в коридор; на меня моментально обрушивается шквал звуков, которые не проникали в мой изолированный мирок, и я на мгновение теряюсь, пока не замечаю фигуру Демида у самого основания лестницы. Я наблюдаю, как он медленно поворачивает голову в мою сторону, при этом пытаясь проглотить горечь нашего недавнего разговора, и улыбается так, как если бы действительно был счастлив сделать меня своей женой. Всего на секунду я позволяю себе представить, что Демид — именно тот, кого я бы хотела видеть своим мужем; человек, за чьей спиной я могла бы спрятаться от любых проблем и знать, что он всегда поддержит и защитит.
Пытаюсь представить, что действительно могла бы его любить.
В конце концов, он был совершенно прав: он мог бы выставить нас с отцом на улицу и совершенно не терзаться муками совести, но всё же решил поступить по-другому, и я должна постараться если не быть влюблённой, то благодарной точно.
Это даёт мне сил искренне ему улыбнуться, что приводит Демида в замешательство; я осторожно спускаюсь по коварным ступенькам, стараясь не наступить на подол платья, и застываю на самой нижней ступеньке, чтобы хоть немножечко доставать до уровня его глаз. Перекладываю свадебный букет в левую руку, а правой сжимаю его чуть холодные пальцы, которыми он вцепился в перила.
— Не знаю, что заставило тебя передумать, но у тебя очень хорошо получается, — шепчет тихо, чтобы слышала я одна, и сжимает в ответ мои пальцы. — Ты гораздо красивее, когда улыбаешься, а не показываешь оскал разъярённой кошки.
— С кошкой меня ещё не сравнивали, — копирую его шёпот, всё так же улыбаясь.
— Готова? — спрашивает он напоследок.
Я стараюсь сосредоточиться только на его лице и тембре голоса, не оглядываясь по сторонам, потому что стоит мне наткнуться хоть на один любопытный или недоумевающий взгляд, как я тут же растеряю всю свою храбрость.
— Готова, — киваю и беру Демида под руку.
Весь короткий путь до регистраторши мы проделываем в полном молчании; я внимательно — даже слишком — смотрю под ноги, чтобы не споткнуться и не опозориться, но при этом краем глаза замечаю, как улыбается гостям Пригожин и изредка бросает на меня косые взгляды.
Боится, что я выкину что-нибудь эдакое?
Всю церемонию я смотрю лишь на вишнёвую папку, которую регистратор — Марина Викторовна — держит в руках; пересчитываю лепестки на девственно-белых пионах своего букета и напеваю в голове мотив из золотых хитов восьмидесятых. В себя прихожу лишь на словах о том, согласна ли я «быть рядом со своим мужем в богатстве и бедности, любить и почитать его до конца дней своих», и чудом сдерживаю истеричный смех; лишь позволяю себе улыбнуться и сказать тихое, но уверенное «да» в ответ, чем вызываю вздох облегчения у Демида.
Он что, в самом деле думал, что я могу сказать «нет»?
У Пригожина тоже не возникает проблем с утвердительным ответом; мы обмениваемся кольцами, и Демид убирает с моего лица сеточку вуалетки, чтобы можно было дотянуться до моих губ, на ходу глазами предупреждая об осторожности. Но я сама сокращаю те десять сантиметров, что разделяли нас, успев заметить удивление на дне его чёрных, словно бездна, глаз.
Поцелуй выходит жарким, страстным и немного агрессивным, потому что каждый из нас вкладывает в него разные эмоции: я — отстаиваю свою независимость и доказываю, что я не ветреная пустышка, которую он во мне видит; а Демид — власть, которую надо мной имеет, и силу, которая не оставляет сомнений в том, кто именно из нас главный в отношениях.
Не знаю, кто в итоге победил — я или он, потому что свадьба с кучей гостей — не лучшее место для выяснения отношений; мягко отрываюсь от Демида, стараясь сохранить при этом лицо, и впервые осматриваюсь по сторонам.
Хорошо, что я не поднимала головы до того, как сказала Демиду «да».
Я была готова к недоумению, удивлению и снисхождению, но никак не к насмешке и презрению, которые жалили душу, словно пчёлы. Неосознанно делаю шаг, прижимаясь к мужу, и Пригожин прячет меня в надёжном коконе своих сильных рук.
— Не обращай внимания, — слышу шёпот у самого уха. — Они просто пытаются тебя запугать — не поддавайся. Ты ничем не хуже любого из них.
— Но они так не думают, — роняю в ответ.
— Это недостаток элиты — считать себя лучшими из лучших.
— Тогда почему ты не такой? — снова вырывается прежде, чем успеваю подумать.
Пригожин моментально оживляется.
— О, так ты не считаешь меня заевшимся снобом?
Прикидываю в голове варианты ответов; если скажу «да», это может сыграть против меня, потому что Демид будет знать, что я обращаю на него слишком много внимания; если скажу «нет», то снова могу задеть его самолюбие, и Пригожин снова будет плеваться кислотой.
— Мне кажется, что бы я сейчас ни ответила, у меня всё равно будут проблемы, — с кривоватой улыбкой отвечаю.
— У тебя проблемы будут в любом случае — даже если ты промолчишь.
Раздражённо закатываю глаза к потолку, но тут же улыбаюсь, запоздало вспомнив о своей роли.
— Знаешь, из тебя вышла бы хреновая актриса, — смеётся на ухо Демид.
Я непроизвольно улыбаюсь.
— Тоже мне новость.
Остаток дня и вечера я выдавливаю из себя радость, любовь и счастье, хотя мне просто хочется спрятаться в самый дальний угол дома и больше не видеть этих искажённых гримасой презрения лиц. К концу дня от эмоциональных качелей я устаю настолько, что мне уже всё равно, кто и как на меня смотрит; я сбрасываю под столом туфли, от которых ноги теперь будто закованы в цемент, и открепляю с головы вуалетку, а заодно и ту заветную шпильку, после чего волосы каскадом рассыпаются по плечам. Внутри печёт от всей этой ситуации, и я хватаю со стола бокал шампанского, к которому так и не притронулась, и осушаю залпом, хотя за всю жизнь ни разу не прикасалась к алкоголю.
— Так-так, притормози, — отбирает Пригожин бокал из моих рук и прячет на другом конце стола.
— Зачем ты позвал сюда всех этих людей? — интересуюсь, вытирая капельки шампанского с губ тыльной стороной ладони. — Им ведь плевать на тебя и твою свадьбу, они пришли сюда позубоскалить и собрать материал для будущих сплетен, которые уже наверняка распространяют по всем своим каналам! Обычно на такие мероприятия зовут только родных, близких и тесный круг друзей, которым доверяешь, а здесь собрались одни стервятники!
— Среди этих стервятников есть и мои конкуренты, которые должны были убедиться, что моя свадьба — не фикция, — хмурится Демид. — К тому же, если бы я их не позвал, в будущем это негативно сказалось бы на моей компании, потому что многие из присутствующих — мои инвесторы и компаньоны.
— И ты хочешь, чтобы я жила с тобой в этом осином гнезде?! — роняю истеричный смешок. — Очень по-джентльменски.
— Ну, ты ведь не допустишь, чтобы я в этом, как ты выразилась, «гнезде» выживал в одиночку? — с хитрой улыбкой спрашивает.
И я глупо улыбаюсь в ответ, потому что бокал шампанского успешно сделал своё дело, затуманив голову.
— А что мне за это будет?
О Боже, я что, заигрываю со своим мужем?!
— Ага, я понял, — кивает Демид. — Кому-то пора попрощаться с гостями.
Он поднимается на ноги и ловко подхватывает меня на руки, заставив взвизгнуть и вцепиться руками в его шею.
— Мои туфли, — указываю глазами под стол.
— С ними ничего не случится, — фыркает муж.
Он прощается с гостями, пока я смотрю на его лицо и пытаюсь бороться с навалившейся усталостью, а после несёт меня куда-то наверх, но я совершенно не способна соображать из-за алкогольной дымки. Укладываю голову на его плечо и блаженно прикрываю глаза, пытаясь отгородиться от шума, а после меня окутывает спасительная тишина.
— Тебя надо раздеть, — глухо бормочет Демид, осторожно опуская меня на ноги. — То есть, тебе нужно раздеться.