кольца есть клейма, которые подтверждают идентичность находки.
– Но как оно попало сюда? – не сдержалась Дайнека.
– У меня есть на этот счет кое-какие соображения, – произнес Вешкин. – Чтобы ты поняла, начну немного издалека. В 1990 году вышел номер журнала «Огонек» со статьей «Страсти по Филонову», где говорилось о том, что в середине восьмидесятых в каталоге новых закупок музея Помпиду в Париже появились семь рисунков знаменитого художника Павла Филонова. Те же рисунки хранились в Питере, в Русском музее. В ходе проверки выяснилось, что в Русском музее – копии.
– Получается, рисунки скопировали, а подлинники украли и продали во Францию? – вмешалась Дайнека.
– Именно так. По факту подмены и хищения в том же девяностом году завели уголовное дело. Примерно в то же время было возбуждено еще несколько дел. Счетная палата в ходе выборочной проверки запасников Эрмитажа выявила недостачу. Из пятидесяти выбранных наугад единиц хранения на месте оказалось только три…
– Чудовищно! – изумилась она.
– Выяснилось, что многие экспонаты были утрачены в ходе выездных выставок. Некоторые картины просто вырезали из подрамников. Такие кражи имели место и в Историческом музее в Москве, и в Музее истории Петербурга. Многое из того, о чем я рассказал, происходило в начале восьмидесятых, но факты этих хищений были установлены позже.
– Ты упомянул о запасниках, значит, похищенные предметы искусства хранились там?
– Именно так, – ответил Сергей. – Дело в том, что в запасниках музеев хранится колоссальное количество экспонатов. Частных коллекционеров в советские времена почти не было. Музейные запасники разрослись до гигантских размеров. Если учесть, что в залах демонстрируется только пять процентов собранных экспонатов, остальные девяносто пять – под замком. Ты только представь: в Эрмитаже хранится около трех миллионов экспонатов! Если посчитать, получается – сто пятьдесят тысяч демонстрируется, остальные два миллиона восемьсот пятьдесят тысяч – в запасниках. И если бы кто-то вдруг решил проверить их все, работа заняла бы около ста лет…
– Ну а если проверить картины на подлинность? – спросила Дайнека.
– Тогда – полный трындец. Я даже не знаю, сколько поколений экспертов трудились бы над этим заданием.
– Хорошо, – сказала она. – При чем здесь наше кольцо?
– Это, я бы сказал, малю-ю-юсенькая вершинка огромного айсберга. Уголовные дела, о которых я говорил, закончились ничем. Многие из них были прекращены за давностью лет. Участники хищений и подмен смогли избежать наказания. Но мне удалось порыться в материалах. И вот что я обнаружил: в каждом из них фигурирует некто Киреев Николай Николаевич.
– Бандит? – предположила Дайнека.
– Нет, – возразил Вешкин и не без удовольствия сообщил: – Генерал КГБ.
– Разве такое могло быть в советские времена?
– Бывало, – коротко обронил он. – Из показаний свидетелей становится ясно: этот человек держал в руках все нити подмен и хищений. А значит, все ценности попадали к нему и к тем, кто был с ним в сговоре. С его подачи была проведена кампания по передаче предметов искусства народу. Из запасников именитых музеев извлекались экспонаты и целыми коллекциями передавались провинциальным музеям. Надеюсь, ты понимаешь, до народа они не дошли. А дальше – попробуй пораскинуть мозгами. Первые попытки реализации украденных ценностей обернулись провалом (вспомни рисунки Филонова) и могли спровоцировать массированные проверки…
– Думаю, Киреев и компания решили все это на время припрятать… – предположила Дайнека.
– Та-а-ак, – одобрил ее Сергей. – Теперь подумай куда.
– За границу.
– А как вывозить? В чемоданах? Кольца на руках, брошки на кофточках? Ты хоть представляешь, о каких объемах идет речь?
– Ну хорошо, тогда – куда-нибудь подальше.
– Как насчет Сибирского подземелья? – быстро спросил Вешкин.
– Ты… – У нее пересохло в горле. – Ты думаешь, все эти ценности отправили в Железноборск?
– И спрятали в подземных хранилищах. Куда уж надежней.
Дайнека решительно заявила:
– Это полнейший бред! Ты сам слышишь, что говоришь?
– Слышу, – спокойно ответил Сергей. – А теперь послушай и ты. Помнишь, ты просила меня узнать, кто такой Роев Олег Семенович тысяча девятьсот пятидесятого года рождения?
– Ну… Неужели узнал?
– Узнал. А когда узнал, сделал выводы, которые ты назвала бредом.
– То есть?
– Дело в том, что Роев имел звание майора КГБ и был приемным сыном генерала Киреева.
Помолчав, Дайнека хрипло спросила:
– Того самого?
– Того, который затеял всю эту вакханалию. Я говорил с одним стариком, который знал их обоих. Кстати, он был другом Роева и учился с ним в военном училище.
– И что?
– Старик рассказал, что в училище Роев пришел из детского дома. Киреев усыновил его, когда ему исполнилось тринадцать, однако отчества не сменил и фамилии своей не дал. Роев был словно волчонок – резкий, жесткий, бескомпромиссный. О таких говорят: договориться с ним невозможно, можно только убить. Даже повзрослев, Роев не изменился. Он не умел уступать, все в жизни делил на черное и белое, без вариантов.
– Какие отношения у него были с приемным отцом? – поинтересовалась Дайнека.
– Роев был ему предан.
– Старик так и сказал?
– Именно так: предан до мозга костей.
– Думаешь, в благодарность за усыновление?
– Не знаю, – сказал Вешкин. – И вот тебе последний факт: в министерстве я нашел следы отгрузок в хранилище № 20. В документах груз называли технологическим оборудованием.
– Понимаешь, – Дайнека задумалась над тем, как объяснить. – Роев отправил все, что было в хранилище, в адрес несуществующего получателя.
– И неудивительно. Возможно, это было частью плана Киреева.
– Если бы не два «но», – возразила она.
– А именно?
– Во-первых, зачем было везти эти ценности так далеко только для того, чтобы через несколько месяцев перепрятать в другое место. И во-вторых… Почему Роев себя убил? Скажешь, его смерть – часть зловещего плана?
– Не удивлюсь, – мрачно подтвердил Вешкин. – Роев оказался заложником ситуации: никаких связей, никакого общения, никаких объяснений…
– Хочешь сказать, что Киреев велел убить приемного сына?
– Почему нет? Я тебе сказал, что это Роев был ему предан, а не наоборот. Не исключаю, что Киреев просто его использовал.
Дайнека понизила голос и почти прошептала в трубку:
– Послушай, как думаешь, какие ценности сюда присылали?
– Я не думаю, а знаю, – сказал Сергей. – Видел перечни похищенных экспонатов. Ну, во-первых, ювелирные украшения, это ясно хотя бы по тому, что там было кольцо княгини Волконской. Кроме того, подлинные картины Рафаэля, Рубенса, Рембрандта, Эль Греко. Старинные иконы на дереве, серебряная посуда и обеденные приборы, золотая церковная утварь, часы, портсигары, оклады икон, украшенные драгоценными камнями, изделия Фаберже…
– Но ведь это огромные ценности!
– А я тебе о чем говорю?
– И где же теперь это искать?
– А это уже не мое дело. – Вешкин сменил тон. – Мне нужно работать, а тебе отдыхать. Пламенный привет!
– Людмила! – Это был голос матери. – Пожалуйста, подойди…
– Одну минуточку, мама. – Дайнека снова приникла к трубке. – Сергей, Сергей, подожди! – Не услышав ответа, она взглянула на табло и увидела, что он отключился.
– Что, мама? – уловив в своем голосе раздражение, она взяла себя в руки и спросила чуть мягче: – Тебе чего-нибудь хочется?
Людмила Николаевна тихонько сказала:
– Хочу в туалет…
Дайнека покатила ее к ближайшему павильону, но там туалета не оказалось. Продавщица махнула рукой и объяснила, что идти далеко. Посоветовавшись, они решили вызвать такси и через пятнадцать минут уже приехали в дом Кораблевых.
Глава 41. Прострация
Состояние, в котором пребывала Дайнека, называлось прострацией. Информацию, что вывалил на нее Вешкин, можно было сравнить с многотонной лавиной, которая накрывает раз навсегда и с концами. Столкнувшись с ней один на один, она впала в ступор и уже не знала, куда рулить дальше.
Теперь было ясно: между этой историей, исчезновением девушки, смертью Роева и убийством Сопелкина есть безусловная связь, которую она пока не могла доказать. Требовалось собрать воедино все нити, но они ускользали.
Уложив мать отдыхать, Дайнека стала бродить по дому, как бесплотная тень отца датского принца, пока не наткнулась на Кораблева.
– Здравствуйте, Витольд Николаевич!
– Здравствуй, Людмила. Понравился парк?
– Очень. Только мы быстро уехали.
– Что же ты времени для матери не нашла? Опять ерундой занялась?
– Нет, что вы! – убежденно возразила Дайнека. – Как только поговорила с вами, сразу все бросила.
– Вот и молодец, – похвалил Кораблев. – Лучше поплавай да на песочке позагорай.
– Все бы хорошо, но мучает меня любопытство… – издалека завернула она.
– Что еще? – насторожился Витольд Николаевич.
– Что было в тех ящиках, что хранились у Роева?
– Могу удовлетворить твое любопытство, если после этого ты обо всем забудешь.
– Обещаю!
– В тех ящиках поступало технологическое оборудование.
– А почему его не выдавали на производство? Почему в хранилище № 20 была такая жесткая форма допуска?
– Мы не знаем, какого рода было то оборудование. Может быть, с высоким содержанием драгоценных металлов. – Кораблев направился к выходу. – Все! Больше на эту тему говорить не хочу! Будешь приставать с такими вопросами, обещаю: я увезу вас обеих домой.
– Вы не в город? – спросила Дайнека.
– В Дом культуры.
– Возьмете меня с собой?
– Поехали, – сказал Витольд Николаевич и первым вышел из дома.
– Ты со мной, в костюмерную? – спросил Кораблев, когда они подъехали к месту. – Нужно забрать продукты, Маша купила на ужин.
– Я к методисту.
В служебный подъезд они зашли вместе. Кораблев начал подниматься по лестнице, а Дайнека сделала вид, что направилась в методкабинет. Не дойдя до него, нос к носу столкнулась с Труфановым.