– Вы считаете, его тоже убил Кораблев?
– Повторяю: ничья вина пока не доказана. Однако тебе могу сказать. Только прошу, без передачи его родным. Кораблева видели за сценой после концерта.
– Кто?
Труфанов посмотрел на нее, как бы взвешивая, стоит ли говорить.
– Осветитель. Он был в это время на колосниках.
Дайнека опустила голову.
– Какое несчастье…
– В каком смысле?
– Я говорю о его жене и его дочери. Для них это будет ударом.
– Думаю, что в ближайшее время мы его допросим.
– Но ведь он в больнице.
– Я говорил с кардиологом. То, что он там находится, скорей профилактика. Состояние не хуже и не лучше обычного.
– Понимаю.
– Теперь все? – спросил Труфанов.
– Все.
– Тогда разреши от себя лично… – махнув рукой на условности, он обнял ее и поцеловал в голову. – Спасибо тебе! Сняла с моей души камень. – И словно устыдившись собственной сентиментальности, строго спросил: – Когда уезжаешь?
– Сегодня.
Он снова протянул руку.
– Ну, прощай!
Дайнека крепко ее пожала.
Глава 46. Кладовщик Иванов
На кухне разговаривали Мария Егоровна и мать Дайнеки.
– Как они там, в Москве? – спросила старуха.
– Хорошо…
– А ты почему в Красноярске?
– Мы с Людмилиным отцом разошлись.
– Гулял от тебя? – предположила Мария Егоровна.
– Нет.
– Что ж тогда?
– Я сама была виновата.
– Ты бывала у них?
– Нет. Никогда.
– Почему?
Дайнека стояла за дверью, ожидая ответа матери, но та замолчала, и она вошла в кухню.
– Я собрала твои вещи, мама.
– Когда приедет такси? – спросила Людмила Николаевна.
– Машину заказала на шесть часов вечера.
– Нужно было пораньше. – она взялась за колеса инвалидной коляски и выехала из кухни.
– Да я вроде ничего не сказала… – обескураженно проговорила старуха. – На что она вдруг обиделась?
– Мама не любит вспоминать прошлое, – ответила ей Дайнека[4].
Мария Егоровна оглянулась на дверь и тихо спросила:
– Надежда сказала, что Людмила… – она подняла глаза к потолку, – забыла… слово такое круглое…
– Лесбиянка.
– Это правда? – оживилась старуха.
– В этом нет ничего страшного. Я сама сказала об этом Надежде, чтобы она передала вам и вы перестали ревновать Витольда Николаевича к моей матери.
Мария Егоровна горестно покачала головой.
– Лежит мой голубчик в больнице. Уж лучше бы цветочки дарил…
Дайнека торопливо отвела глаза.
– Как он?
– Уже лучше. – Мария Егоровна выглянула в окно. – Это не твой ли приехал?
– Где? – Дайнека тоже посмотрела на улицу. – Точно, Слава. Надо бы попрощаться.
Она спустилась с крыльца, подбежала к машине и плюхнулась на переднее сиденье.
– Уезжаешь? – спросил Вячеслав.
– Уезжаю.
– Выходит, если бы не приехал, со мной бы не попрощалась?
– Ну нет, – сказала она. – Я как раз хотела тебе звонить.
– Но ведь не позвонила. – Вячеслав обеими руками взялся за руль и стиснул его пальцами.
– В чем дело? – спросила Дайнека.
– Знаешь, как это называется?
– Как?
– Поматросила и бросила.
– Влюбился, что ли? – Она вдруг улыбнулась.
– В этом нет ничего смешного. – В его голосе прозвучала обида.
Дайнека по-дружески уткнулась в его плечо.
– Я очень благодарна тебе за то, что все это время ты был рядом. – Она посмотрела ему в глаза. – Но я люблю другого человека.
– Он сейчас там, в Москве? – с неприязнью спросил Вячеслав.
– Я не знаю, где он сейчас… – грустно сказала Дайнека, и на ее глаза навернулись слезы[5].
– Ну что ж, нет так нет, – хлопнул он рукой по рулю. – Может, отвезти тебя куда? На прощание.
Дайнека мгновенно сориентировалась:
– В дом престарелых. Подожди, я только сумку возьму. – Она выскочила из машины и через минуту вернулась с сумочкой. – Едем!
Вячеслав хмыкнул и покачал головой.
– Шустрая, как воробей!
По дороге они заехали в магазин. Дайнека купила фруктов, блок сигарет и торт.
– Я тебя подожду! – крикнул Вячеслав в открытую дверцу, когда она заходила в подъезд.
– К кому? – Старуха-санитарка отставила швабру и вопросительно посмотрела на Дайнеку.
– К Альберту Ивановичу Романцеву.
– К артисту?
– К режиссеру! – обидчиво возразила она.
– Бахилы наденьте. – Старуха продолжила мыть пол. – Второй этаж, направо, комната номер…
– Знаю, знаю, знаю! – Дайнека натянула бахилы и побежала наверх.
Нашла палату номер двести четыре, проверила, та ли табличка, прочитала:
– Романцев, Иванов…
Постучала. В ответ услышала:
– Заходите.
Открыла дверь и увидела худощавого старика, но это был не Романцев.
– А где Альберт Иванович? – спросила она. – С ним все в порядке?
– Увезли на массаж. Скоро будет, – ответил старик.
– Я подожду. Вы Иванов?
– Борис Ермолаевич, будем знакомы.
– Дайнека… то есть Людмила. Я не видела вас здесь раньше.
– Лежал в больнице, – сказал Иванов.
Дайнека спохватилась и положила гостинцы на стол.
– Угощайтесь.
– Сигареты есть? – осведомился Борис Ермолаевич.
– Без них я бы сюда не пришла.
– Можно? – Иванов достал одну пачку, вытащил сигарету, прикурил и одновременно открыл окно.
– Вам тоже запрещают курить?
– Здесь всем запрещают. – Он затянулся и выпустил струйку дыма. – А что же делать, если я пятьдесят лет курю? Вот и приходится шкериться.
– Что значит шкериться?
– Прятаться. – Иванов затушил окурок и взял новую сигарету. Взглянув на Дайнеку, заметил, будто бы извиняясь: – У меня из-за этого курева одни неприятности. Сколько раз пожарники штрафовали!
– С чего это вдруг? – удивилась Дайнека. – Кем вы работали?
– Начальником подземного склада взрывчатых веществ. Бывало, забьешься в какой-нибудь тупичок, чтоб не застукали. Только прикуришь, а тут пожарник. И давай меня жизни учить: «У тебя тут взрывчатка, капсюля детонаторов…» Я ему: «Так я ж в тупичке». Да где там! – Борис Ермолаевич взмахнул рукой. – Нас и взрывников притесняли больше других. Еще и милиция проверяла. – Старик сел на кровать, было видно – разговор его захватил. – Ты только представь: за время строительства подземного завода из горы вынули 15 миллионов кубометров скальной породы. При этом израсходовали 15 тысяч тонн взрывчатки и 15 миллионов детонаторов.
– Впечатляет, – сказала Дайнека.
– И вся эта взрывчатка, все капсюля, все детонаторы прошли через мой склад!
– Все-все? – удивилась она и попыталась представить такой колоссальный объем.
– Не забудь, еще и бикфордов шнур!
– Это же какая громадина…
– И что характерно, по регламенту в складе разрешали хранить небольшое количество. Для взрывников дня на два работы. Если склад пустой, скажем, не успели подвезти аммонит, буровзрывные работы стоят. – Борис Ермолаевич прикурил сигарету, затянулся, выдохнул и хитро улыбнулся. – Но я придумал, как выйти из положения. В самом начале, еще когда принимал помещения под склад, отгородил половину хранилища стеной и поставил вдоль нее стеллажи. Одним прикрыл вход. Сдвинешь его в сторону – ворота открыты. Задвинешь – нет никаких ворот. Там и хранил бо́льшую часть запасов. За двадцать лет ни один пожарник не обнаружил.
– Но ведь в планировке это помещение обозначили?
– Нет.
– Почему? – Дайнека отнеслась к теме с большим интересом.
– Как бы тебе объяснить… Вот ты смотришь на какое-то здание…
– Ну…
– Можешь понять, большое оно или маленькое?
– Легко.
– А как ты определишь размер подземного сооружения?
– Просто зайду и посмотрю изнутри, – ответила она, улыбнувшись.
– Изнутри! – Борис Ермолаевич поднял вверх указательный палец и будто бы им пригрозил. – То-то и оно! Дело в том, что в нашей горе столько понаковыряли, что черт ногу сломит. Служб много: один делал, другой переделывал. Некоторые помещения вообще консервировали: заложат кирпичом вход – и забудут. Кто за этим следил? А снаружи никак не поймешь… Снаружи – сотни метров гранита.
– Кажется, я поняла… – Дайнека серьезно задумалась. – А что было, когда закончились буро-взрывные работы?
– Склад съехал, и помещения отдали другим службам.
– Вы показали им тайное помещение?
– Нет, – признался старик.
– Почему?
– А зачем? Там в горе помещений – без счета. Если площадь мала, найдут и побольше. А мне неприятности ни к чему, хоть и задним числом.
– Кажется, я поняла, – снова повторила Дайнека, на этот раз уже шепотом. Потом спросила: – А где располагался ваш склад?
– Ну как тебе объяснить? Рядом с перроном. Пройти по людскому ходку, свернуть направо в первое ответвление. Метров через двадцать на левой стене были мои ворота.
– Ясно, – Дайнека на глазах побледнела.
– Тебе нехорошо? – спросил Иванов.
– Да, знаете, что-то не по себе. Пожалуй, я выйду. – Она встала. – Пожалуйста, передайте Альберту Ивановичу огромный привет и наилучшие пожелания.
Дайнека выскочила из комнаты, сбежала по лестнице. Во дворе у машины стоял Вячеслав.
– В Управление к Труфанову! – крикнула она и заскочила на переднее сиденье.
Вячеслав сел за руль и, не задавая вопросов, рванул с места.
Увидев ее, секретарша даже с места не тронулась. Дайнека прошла по приемной, открыла дверь кабинета, шагнула внутрь и по-хозяйски закрыла ее за собой.
– Ты?.. – Труфанов обескураженно привстал.
– Все срослось! – объявила ему Дайнека.
Он сел и посмотрел на нее с сожалением.
– У кого-то был перелом?
Она подошла ближе.
– Объясняю. Он никуда не уехал!
– Кто? – вежливо поинтересовался Труфанов.
– Что, а не кто. Роев ничего не отгружал из хранилища № 20!
Василий Дмитриевич устало прикрыл глаза и тихо сказал:
– И в этом ты ошибаешься. Согласно накладным и железнодорожным квитанциям, в апреле тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года он загрузил полный вагон и отправил черт знает куда. Вагон обнаружили в тупике на маленькой станции. В нем ничего не было, кроме ящиков.