Все утро, начиная с мутных предрассветных часов, мы с Факварлом трудились в карьере под местом будущей стройки, вытесывая первые каменные блоки для стен храма. Факварл стоял немного ниже меня, так что ему было хуже видно. Зато мне было негде укрыться от вставшего солнца. Я потел и бесился. А теперь вот еще и палец себе отшиб!
Я огляделся по сторонам: скалы, жаркое марево, никакого шевеления ни на одном из планов.
– Знаешь что, – сказал я, – с меня хватит! Хабы поблизости нет, его мерзкого фолиота – тоже. У меня перерыв!
Сказав так, прекрасный юноша отшвырнул долото и соскользнул по деревянной лестнице на дно карьера.
Факварл снова сделался нубийцем: приземистым, пузатым, пыльным и угрюмым. Он поколебался, потом тоже бросил инструменты. Мы присели рядом на корточки в тени его наполовину вырубленного блока, подобно любым другим рабам, отлынивающим от работы.
– И снова нам досталось самое трудное! – сказал я. – Почему мы не могли расчищать место под фундамент вместе с остальными?
Нубиец почесал пузо, нашел у нас под ногами подходящий осколок камня и принялся ковыряться в своих слегка заостренных зубах.
– Может быть, потому, что хозяин нас особенно недолюбливает. Ну, тебя-то понятно за что: ты давеча его неплохо уел.
Я самодовольно улыбнулся.
– Что верно, то верно!
– Кстати, о волшебнике, – продолжал Факварл. – Этот Хаба, как он тебе?
– Дрянь. А тебе?
– Один из худших.
– Я бы сказал, входит в десятку худших, может быть даже в пятерку.
– Мало того что он жесток, – добавил Факварл, – он еще и непредсказуем! Жестокость я могу понять, это качество во многих отношениях положительное. Но ведь он, чуть что, хватается за сущностную плеть! Если работаешь слишком медленно, если работаешь слишком быстро, если просто окажешься поблизости, когда ему захочется поразмяться, – короче, при любой возможности!
Я кивнул.
– Ага. Вот и вчера вечером он меня отхлестал – и за что? Это же вышло чисто случайно!
– Что именно?
– Я просто издал забавный звук как раз в тот момент, когда он наклонился перешнуровать сандалии… – Я тяжко вздохнул и печально покачал головой. – Конечно, этот звук разнесся по долине подобно раскату грома. Правда и то, что поблизости как раз оказалось несколько важных шишек из числа придворных Соломона, и они поспешно перебежали, чтобы оказаться с наветренной стороны от него. Но все равно! У него совершенно отсутствует чувство юмора, вот в чем корень всех бед.
– Зато ты, Бартимеус, так же остроумен, как всегда! – заметил Факварл.
– Стараюсь, стараюсь!
– Ладно, шутки в сторону: с Хабой следует быть осторожными. Помнишь того, в шаре? На его месте мог очутиться любой из нас!
– Да я знаю…
Нубиец бросил ковыряться в зубах и отшвырнул камушек. Мы сидели рядом, глядя в пульсирующую белизну карьера.
Надо сказать, что случайному наблюдателю наш диалог мог показаться совершенно банальным, но на самом деле он был крайне примечателен, прежде всего тем, что нам с Факварлом удалось поговорить, не перейдя на: а) язвительные подколки, б) взаимные обвинения и в) попытки убить друг друга. За время нашего многовекового знакомства такое случалось крайне редко. Целые цивилизации успевали вылезти из грязи в князи, освоить искусства письма и астрономии и постепенно прийти в упадок, а нам с ним за все это время так и не случалось мирно поговорить.
Впервые наши пути пересеклись в Месопотамии, во время бесконечных войн между тамошними городами-государствами. Иногда мы сражались на одной стороне, иногда мы оказывались на вражеских сторонах. Это само по себе дело пустяшное, для духа все это вещь преходящая и не зависящая от его собственной воли, ведь это наши хозяева порабощали нас, вынуждая отправиться в битву. И тем не менее мы с Факварлом все как-то не сходились характерами.
Почему именно – сказать трудно. Ведь во многих отношениях у нас была масса общего.
Для начала, оба мы были весьма древними и достославными джиннами, хотя Факварл всегда настаивал на том, что он несколько древнее меня (как это на него похоже!)[24].
Во-вторых, оба мы были ребята весьма энергичные, веселые и находчивые, по-своему очень неплохие, мужественно противостоявшие людям, своим хозяевам. Оба мы укокошили немало волшебников, которые не сумели толком замкнуть пентакль, оговорились, произнося заклинание, оставили лазейку в условиях, оговаривающих наше пребывание на Земле, или допустили еще какую-нибудь ошибку в сложном и опасном процессе призывания духов. Однако слабым местом наших достоинств было то, что нас тем чаще вызывали действительно толковые волшебники, знающие о них и желающие использовать их в своих собственных целях. В результате мы с Факварлом были двумя самыми загруженными духами тысячелетия – по крайней мере, мы так считали.
И мало того, у нас еще была масса общих интересов, от архитектуры и политики до местной кухни[25]. Короче, все говорило о том, что нам с Факварлом следовало бы сдружиться.
И тем не менее по какой-то непонятной причине мы с ним стояли друг другу поперек горла[26]. Так было всегда.
Тем не менее мы, теоретически, готовы были забыть о своих разногласиях, столкнувшись с общим врагом, а нынешний наш хозяин вполне подходил под это определение. Любой волшебник, способный вызвать восемь джиннов за раз, явно был опасным противником, и сущностная плеть дела не упрощала. Но я чувствовал, что дело не только в этом…
– Кстати, есть в этом Хабе нечто странное, – сказал я. – Ты замечал?..
Факварл резко толкнул меня в бок и слегка качнул головой. На дорожке, ведущей в карьер, появились двое наших товарищей по несчастью, Ксоксен и Тивок. Оба тяжело брели, взвалив на плечи лопаты.
– Факварл! Бартимеус! – изумленно воскликнул Ксоксен. – Вы что делаете?!
– Отдыхают они! – злобно сверкнул глазами Тивок.
– Хотите – присоединяйтесь к нам, – предложил я.
Ксоксен оперся на лопату и вытер лицо грязной пятерней.
– Дурачье! – прошипел он. – Вы хоть помните, кто наш хозяин? Вы не забыли, кто он такой? Его прозвали Хаба Жестокий, и отнюдь не за то, что он миндальничает с бездельниками! Он повелел нам трудиться без отдыха все светлое время суток! Днем – вкалываем, отдыхаем – ночью! Что неясно?
– Из-за вас нас всех загонят в сущностные клетки! – рявкнул Тивок.
Факварл небрежно отмахнулся:
– Этот египтянин – всего лишь человек, заточенный в угрюмой плоти, в то время как мы – благородные духи (я говорю «благородные» в самом широком смысле, имея в виду и Бартимеуса тоже). С чего бы кому-то из нас вкалывать по велению Хабы? Мы должны трудиться вместе, чтобы уничтожить его!
– Пустая болтовня! – проворчал Тивок. – Треплись, сколько хочешь, пока волшебника рядом нет.
– Вот-вот, – кивнул Ксоксен. – Когда он появится, оба вы возьметесь за работу как миленькие, помяните мое слово. Ну так что, нам так и доложить, что у вас не готово ни одного блока? Дайте нам знать, когда можно будет тащить их на место!
И они развернулись и учапали прочь. Мы с Факварлом проводили их взглядом.
– Наши товарищи по несчастью оставляют желать лучшего, – буркнул я. – Совершенно бесхребетные![27]
Факварл взял свои инструменты и тяжело поднялся на ноги.
– Ну, пока что мы ничем не лучше их, – заметил он. – Нами Хаба тоже вертит как хочет. Беда в том, что я не вижу способа с ним справиться. Он могуществен, он мстителен, у него эта проклятая плетка, и к тому же он…
Факварл осекся. Мы переглянулись. Потом Факварл создал небольшой Импульс, который распространился вокруг нас, создав мерцающий зеленый Пузырь Тишины. Слабые звуки, доносившиеся с вершины холма, где копали землю наши собратья-джинны, мгновенно утихли; мы остались одни, наши голоса были отрезаны от мира.
И все равно я подался ближе.
– Ты обратил внимание на его тень?
– На то, что она несколько темнее, чем следовало бы? – прошептал Факварл. – И чуточку длиннее? И когда Хаба двигается, она откликается с некоторым запозданием?
– Ну да, именно.
Он поморщился:
– Ни на одном из планов ничего не видно, это значит, что тут использована Завеса очень высокого уровня. Но там действительно что-то есть, и это что-то охраняет Хабу. Если мы собираемся до него добраться, для начала надо выяснить, что именно.
– Ладно, будем смотреть в оба, – сказал я. – Рано или поздно оно себя выдаст!
Факварл кивнул. Он взмахнул долотом; Пузырь Тишины разлетелся дождем изумрудных брызг. И мы снова молча взялись за работу.
Пару дней на строительстве храма все шло тихомирно. Вершину холма выровняли, кустарники и молодые деревца расчистили, вырыли яму под фундамент. Мы с Факварлом вытесали множество первосортных белокаменных блоков, правильных, симметричных, таких гладеньких, что сам царь мог бы с них кушать без тарелки. Однако отвратительный мелкий соглядатай Хабы, Гезери, их все равно обругал. Он материализовался на уступе у нас над головой и принялся неодобрительно разглядывать нашу работу.
– Плоховато, ребята! – сказал он, качая жирной зеленой башкой. – Вон, края неровные, подшлифовать бы. Хозяин такую работу не примет, не-е, не примет!
– Иди-ка сюда, покажи, где именно, – ласково сказал я. – А то глаза у меня уже не те…
Фолиот соскочил с уступа и вразвалочку подошел поближе.
– Все вы, джинны, одинаковые! Самодовольные, бесполезные пустышки, как я вас называю. Был бы я вашим хозяином, я бы вас каждый день Чумой прикладывал, просто затем, чтобы… Ай!
В ближайшие несколько минут Гезери более не изрекал подобных перлов мудрости, потому что я деловито шлифовал края блоков его физиономией. Когда я закончил, камень сделался гладеньким, как детская попка, а физиономия Гезери сплющилась, точно наковальня.