[74], не запутавшись в собственном языке. В какой-то момент я подумал было, что ты вот-вот наложишь узы на себя самое, так неуверенно ты говорила. Посмотрим правде в глаза: все это брехня.
Носик девочки заострился и побелел.
– Неправда!
– Правда-правда!
– Нет!!!
– Ну, скажи это еще тоном выше, и ты разобьешь вон ту славную вазочку! – Я скрестил на груди чешуйчатые руки и бросил на нее свирепый взгляд. – Кстати, ты только что лишний раз подтвердила правоту. Как ты думаешь, много ли настоящих волшебников опустились бы до подобной перебранки? Они давно бы шарахнули меня чем-то вроде Темного Очищения, и дело с концом.
Девушка уставилась на меня, бледная как смерть.
– А, так ты даже не знаешь, что такое Темное Очищение? – ухмыльнулся я.
Она тяжело вздохнула.
– Нет. Зато я знаю вот это!
Она стиснула в руке серебряный солнечный диск, который носила на шее, и что-то пробормотала себе под нос. Я снова с трудом разобрал слова – это было нечто вроде Оберега[75], каким деревенская ведьма осаживает обнаглевшего беса. Тем не менее что-то черное заклубилось в воздухе, вздыбилось и ринулось в сторону моего круга.
Я вскинул руку, чтобы отразить удар, и выкрикнул ее имя:
– Кирина![76]
Черные осколки силы пронизали вскинутую руку и вонзились в мою сущность вихрем острых булавок.
Они исчезли. Я угрюмо изучил проделанные во мне дыры.
– Так тебя, значит, не Кириной зовут? – спросил я.
– Нет. Кто может быть таким дураком, чтобы вот так запросто выдать свое настоящее имя? Верно, Бартимеус?
Девчонка была права.
– Ну и все равно, – сказал я, – в качестве наказания это никуда не годится. И опять же, ты чуть не сбилась. Давай попробуй еще раз!
– А в этом нет нужды. – Девушка откинула полы одежды и продемонстрировала мне три серебряных кинжала за поясом. – Если ты еще раз меня разозлишь, – сказала она, – я проткну тебя одним из этих кинжалов.
Ну да, это она может… Я был заперт в магическом круге и понимал, что мои возможности уворачиваться ограниченны. Но я только пожал плечами.
– Вот и последнее доказательство. Ты – нечто вроде наемного убийцы. Никакая ты не волшебница. А чтобы иметь дело со мной, нужен именно волшебник! – Мои зубы сверкнули в полумраке. – Своего последнего хозяина я убил, знаешь ли!
– Кого, Хабу? Того самого, который посадил тебя в бутылку? – Девушка грубо фыркнула. – А когда я оставила его внизу пьяным, мне казалось, что он вполне себе жив!
– Ну ладно, ладно, – проворчал я, – я имел в виду предпоследнего! Все равно, с точки зрения статистики такая судьба рано или поздно постигает сорок шесть процентов… – Тут я запнулся. – Погоди-ка! Так волшебник Хаба, значит, внизу? А где мы вообще?
– Во дворце царя Соломона. А ты что, не узнаешь? Я-то думала, ты его знаешь вдоль и поперек – я тебя, собственно, поэтому и выпустила.
– Ну, я же не обязан знать тут каждую спальню.
И тут краснокожий демон внезапно замер, ощутив неприятную дрожь, нарастающее предчувствие, что, как бы плохо все ни было, вот-вот сделается гораздо хуже.
Я устремил на нее холодный, жесткий взгляд. Она ответила мне таким же ледяным взглядом.
– В последний раз говорю по-хорошему! – сказал я. – Спасибо, что выпустила меня из заточения. Теперь мы с тобой квиты. А сейчас произнеси заклинание Отсылания и отпусти меня.
– Я ведь тебя сковала, Бартимеус.
– Пока что – да. – Я потыкал ткань когтем на большом пальце. – Но я непременно найду лазейку! Много времени это не займет.
– Ну ладно, – сказала девушка, – но согласись, что, пока ты ее ищешь, ты у меня на службе. А значит, ты будешь делать, как я скажу, или попадешь в Бедственный Огонь. Это тоже много времени не займет.
– Ну да, конечно! Можно подумать, ты знаешь это заклинание!
– Хочешь убедиться лично?
Тут я, конечно, попался, потому что проверить было никак нельзя. Возможно, она действительно не знает этого заклятия – последний и верный оплот любого волшебника, – но может оказаться, что она его знает. А если она все-таки его знает, а я ее ослушаюсь, последствия для меня будут самые печальные.
Я решил сменить тему.
– А почему Хаба отдал бутылку тебе?
– Он мне ее не отдавал. Я ее украла.
Ну вот, пожалуйста. Как я и предчувствовал. Все становится гораздо хуже. В первую очередь (тут я подумал об ужасах подземелья волшебника) для самой девушки.
– Ну и дура же ты, – сказал я. – Воровать у него – плохая идея.
– Хаба меня не интересует.
Ее лицо по-прежнему было бледным, но в нем снова появилась какая-то решимость, и глаза засверкали.
Этот блеск очень мне не понравился. Я бы назвал его фанатичным[77].
– Хаба – ничто, – продолжала она. – Забудь о нем. Нас с тобой ждут более важные дела.
Теперь пронизывавший меня трепет превратился в холодный и плотный клубок страха: я вспомнил разговоры, которые девчонка вела в ущелье, и ее расспросы о запретных вещах.
– Послушай, – сказал я. – Прежде чем ты скажешь что-нибудь, о чем нам обоим придется пожалеть, подумай, где ты находишься. Планы вокруг нас гудят от аур могучих духов. Ты их не чувствуешь, но их чувствую я, они создают оглушительный шум. Хочешь вызвать меня – пожалуйста, но, будь любезна, где-нибудь подальше отсюда, где у нас будет больше шансов выжить. На воровство имущества волшебников здесь смотрят косо и на нелегальное вызывание духов – тоже. Это именно то, чего не стоит делать в Доме Соломона или поблизости от него[78].
– Бартимеус, – сказала девушка, опустив руку на один из кинжалов у нее за поясом, – довольно болтать!
Я умолк. И стал ждать. Ждать худшего.
– Сегодня ночью, – продолжала девушка, – ты поможешь мне выполнить дело, ради которого я преодолела тысячу миль и более, прибыв сюда из садов прекрасной Савы.
– Савы?! Погоди-ка, ты хочешь сказать, что насчет Химьяра – это тоже все неправда? Ну и врушка же ты!
– Сегодня ты поможешь мне спасти мой народ, или же мы оба погибнем, спасая его.
Ну все. А у меня-то теплилась слабая надежда, что она всего-навсего хотела поменять цветовую гамму своей спальни. А жаль, жаль. Если бы я потрудился над этими шелками, это пошло бы им на пользу…
– Сегодня ты поможешь мне сделать две вещи.
– Две вещи… – повторил я. – Хорошо. И какие же?
Интересно, насколько она безумна? Насколько она близка к полному сумасшествию?
– Убить царя Соломона, – жизнерадостно ответила девушка, – и забрать его Кольцо.
Она улыбнулась мне. Глаза у нее сияли.
Да. Она абсолютно безумна.
24
Ашмира рассчитывала, что джинн все-таки что-нибудь скажет по этому поводу. До сих пор он за словом в карман не лазил. Однако он промолчал. Он застыл в неподвижности, и язычки пламени, плясавшие по всему его телу, внезапно съежились и исчезли.
Он стоял неподвижно, как каменная статуя, и так же безмолвно, но исходившее от него молчание было яростным. Оно ядовитым облаком заполнило комнату и давило на девушку с такой силой, что у нее подгибались колени. Она машинально отступила на шаг.
Ашмира закрыла глаза и глубоко вздохнула. «Спокойно!» Надо сохранять спокойствие. Бартимеус, несмотря на все угрозы и протесты, теперь в ее власти. Ему ничего не остается, кроме как повиноваться.
Только спокойные и стремительные действия, практически без размышлений, позволили Ашмире пережить предыдущие полчаса. Стоило бы ей остановиться и задуматься над тем, что она делает: обворовывает грозного волшебника, призывает демона, куда более могущественного, чем все, с какими ей доводилось иметь дело прежде, – ее одолел бы страх, она бы споткнулась и была бы обречена. Но этого не случилось. Она, как то было свойственно ее дарованию, выполняла одно за другим с отстраненной сосредоточенностью, думая исключительно о сиюминутных насущных делах, а не о последствиях.
По правде говоря, труднее всего было вначале, во время этого бесконечного пиршества, пока Хаба и еще несколько высших волшебников упивались до бесчувствия. Со стороны казалось, будто Ашмира просто сидела, улыбалась, смеялась их шуткам и прихлебывала вино. А внутри она терзалась ожиданием, каждый миг опасаясь, что ее вот-вот отошлют прочь или египтянин спрячет хрустальную бутылочку так, что она не сумеет ее достать. Она улыбалась, но ей хотелось кричать. Однако когда Хаба наконец уронил голову и закрыл глаза, она была готова действовать. Выхватив бутылочку у него из-под носа, она покинула зал, миновав ряды порхающих джиннов, и бросилась к себе в комнату. Там она достала из котомки ткань и свечи, методично разложила и расставила их, разбила бутылочку и вызвала демона. И все это – без единого колебания.
Само заклинание едва ее не прикончило. Ашмире уже доводилось вызывать джиннов помельче с помощью тех же самых приемов, однако она не учла, насколько могуч Бартимеус. Даже с закрытыми глазами, пытаясь дочитать заклинание, она ощущала, как его мощь давит на границы ее круга. Она знала, что будет, если сделать хотя бы одну-единственную ошибку, и это быстро истощало ее силы. Однако от того, выживет она или нет, зависела судьба Савы, и мысль об этом все еще перевешивала. Несмотря на усталость, несмотря на то, что ей уже много месяцев не доводилось вызывать демонов, несмотря на то, что ярость джинна хлестала ее, Ашмира отключилась от своих страхов и сумела подчинить его себе.
Теперь оставалось только суметь воспользоваться этим.
Она откашлялась и устремила взгляд на демоническую фигуру. Как сильно он отличается от того приятного юноши, каким был накануне! Но, как он ни ужасен, использовать его можно.
– Бартимеус, – хрипло произнесла она, – я повелеваю тебе немедленно, без колебаний и проволочек, покинуть это место вместе со мной и благополучно доставить меня к царю Соломону, чтобы я могла его убить и снять с него Кольцо (во избежание разночтений: речь идет об уникальном талисмане невиданной силы, а не о какой-нибудь обычной безделушке), а затем помочь мне бежать вместе с ним в безопасное место. Это все ясно?