– Секретари Лорна Буханана не желали иметь с вами дела, – продолжала Джейн. – Я взяла на себя вольность воспользоваться именем вашего отца, памятуя, что вы говорили о необходимости встречи. Это сработало. Гражданин Буханан предпочитает сам к вам подъехать. В офисе его сегодня не будет.
– Не могу представить, почему бы.
– Я назначила встречу на четырнадцать тридцать в конференц-зале нашего пентхауса. Гражданин Буханан готов беседовать так долго, как вам понадобится. Его телохранители настаивают на том, чтобы перед вашей встречей обыскать помещение на предмет «жучков». Они хотели бы также обыскать вас лично. На этот счет я не дала им окончательного ответа.
Я засмеялся.
– Да ладно, пускай обыскивают. Пускай это будет акт вежливости «Оплота» по отношению к самому El Queso Grande и его лакеям. Пускай также Карл Назарян подготовит все, что нужно для психотронного допроса, который может состояться после нашей встречи с Бухананом.
– Карл? – Глаза Джейн расширились.
– Именно. И чтобы результаты были готовы до вечера.
– Хорошо. О вашем корабле: окончательный этап модификации пройден на прошлой неделе. Вся необходимая аппаратура доставлена и вмонтирована, за исключением «Сердоликского» многоточечного прибора LRIR-1400J – заказ задерживают, и похоже, что надолго.
– Скажи механикам, чтобы добыли его где угодно и немедленно подключили. Мне все равно, пусть хоть украдут его на фабрике «Серда» или купят на чертовом черном рынке.
– Хорошо.
Она на миг отключилась от связи, потом появилась снова – со СтелЭксовской бандеролью.
– Это вам прислали меньше часа назад, с пометкой «лично в руки, конфиденциально». Отправитель – ваш друг, капитан Бермудес.
– Распечатайте сейчас же, пожалуйста. Она послушалась.
– Маленький э-диск с вашим идентификатором для активации. И вот это.
В руках Джейн оказалась платиновая цепочка, на которой висели два золотых обручальных кольца.
У меня дыхание перехватило. Мимо хранил эти кольца у себя с тех самых пор, как их извлекли из желудка гигантской морской жабы. Некогда они принадлежали мне и моей бывшей жене, Джоанне де Вет.
– Пожалуйста, положите диск и кольца в сейф в моем офисе. – сказал я Джейн.
– Хорошо. За время нашего разговора вам пришло еще несколько посланий, большинство – из прессы. Почти все я переправила в отдел общественных отношений. Звонил Геральдо Гонсалес и просил передать, что ему необходимо с вами поговорить, пока вы не – простите, цитата – не свалили на какую-нибудь Богом забытую мелкую планету, цитата неточная.
Джерри возглавлял Выборный Кабинет реверсионистов, группу, предназначение которой – избирать своего представителя в Совет Содружества. Это право партия получила недавно, после последнего общего голосования граждан СПЧ. Кабинет никак не мог принять решение насчет моей кандидатуры – несмотря на то, что я составлял основу их финансовых ресурсов, и именно благодаря мне партия получила право на своего единственного кандидата. Однако некоторые храбрецы чувствовали, что я не настолько чужд Большому Бизнесу, чтобы стать их знаменосцем. Другие считали, что я – совершенный псих, которому нельзя доверять полностью. Обе точки зрения заслуживали внимания.
Должно быть, Джерри и его команда прочли вчерашний выпуск «Газеты» и до смерти перепугались, что я приму руководство «Оплотом» и непременно превращусь в капиталистического свина, а именно – перестану давать им денежки.
– Могу уделить Гонсалесу полчаса. Назначьте встречу в моем офисе. Что еще?
– Вифания Айсберг узнала о вашем приезде. Она хочет немного поговорить с вами насчет вашего брата Дана.
– Черт. – Вот уж чего совершенно не хотелось! – Разве что на пару минут, если останется время после разговора с Бухананом. А в семнадцать пятнадцать у меня встреча с Джейком Силвером. Ужинаем вдвоем, а на спектакль иду я один. Аннулируйте второй билет на Шекспира, Джейк отказался.
– Будет сделано. Что-нибудь еще нужно сделать до вашего приезда? Может, заказать автомобиль и эскорт до ресторана и в театр?
– Не стоит. Я буду в анонимате и воспользуюсь Тропой, как обычный гражданин. Представители прессы ни за что не вычислят меня в столичной толчее. Я переоделся.
Я отстранил телефон на расстояние вытянутой руки, чтобы она увидела меня целиком.
В бытность свою подпольным главой юридического отдела «Оплота», я не озабочивался ношением оплотекой униформы, потому что редко выходил из башни. Повседневную работу я исполнял в потрепанных джинсах, стоптанных ботинках и старых рубашках в стиле «вестерн», что неизменно угнетало Джейн Неллиган, хотя она не считала себя вправе делать замечания. Однако сегодня я вырядился в деловой костюм из тончайшей темно-серой шерсти, под него надел такой же шелковый джемпер и застегнул шейный платок цвета морской волны серебряной булавкой с бирюзой. Единственным штрихом индивидуальности, который я себе позволил, были ковбойские ботинки от Тони Лама, на низком скошенном каблуке, отполированные до блеска. Их носы виднелись из-под элегантных деловых брюк.
– Глазам своим не верю, – пробормотала Джейн. – Станиславского и Буханана это должно впечатлить. Если они вас, конечно, узнают.
– Узнают, – сухо пообещал я. – Это я могу гарантировать. Я попрощался с Джейн и допил свой кофе. Потом вышел из дома через кухню, где остановился поцеловать в щеку кухарку Розалию.
Было прекрасное аризонское утро, ясное и холодное, солнце вставало над горой Орлиное Гнездо, птицы в ветвях пели что было сил. Проходя мимо конюшен, я услышал негромкое лошадиное ржание. Может быть, это Билли по-своему говорил мне hasta la vista.
Пустые седла в старом деннике.
Неся небольшой саквояж с нужными принадлежностями, я прошел по аккуратной дорожке, посыпанной гравием, к посадочной площадке, где ждал мой хоппер «Гаррисон-Лагуна». Без всякого пилота. Я всегда предпочитал водить собственноручно. Люблю контролировать ситуацию.
Контролировать…
Вчера перед сном я размышлял ровно об этом, а когда проснулся, окончательно утвердился в своем решении. Месяцы на размышления не понадобятся – если, конечно, предположить, что я вообще останусь жив после экскурсии к халукам. Я твердо знал, что отныне не позволю контролировать мою жизнь ни одной личности или организации. Ни объединенному концерну «Оплот». Ни партии реверсионистов.
Я никогда не хотел занять руководящее место в «Оплоте». О подобной карьере я даже не помышлял. Это правда, что в качестве председателя «Оплота» я мог бы с большей вероятностью успеха продвигать в жизнь реверсионистские идеалы. Человек, обладающий правом вето на любые решения совета директоров и назначающий повестку дня, безусловно влияет на политическую позицию компании. Но личная независимость, которую я столь ценю, немедленно утратилась бы, займи я место Симона. Мне придется все время принимать решения за всех, а значит, оценивать каждое свое слово и действие, потому что оно может повлиять на судьбы миллионов людей. Это отравит жизнь кому угодно и постепенно превратит меня в корпоранта-мироеда, именно то, что я ненавидел. Даже презирал.
Я попросту не мог такого сделать. Мне всегда больше подходила роль советчика, нежели исполнителя. Из меня получался неплохой коп, хитрый юрист-стратег и совершенно превосходный бродяга. Но организатор из меня никакой. Никоим образом.
С головой уйти в политику – тоже не вариант. Одно дело – изображать героя левого фронта, с этим я играл два года подряд, трубя направо и налево о красоте радикальных идеалов, но не неся никакой ответственности за их воплощение. И наслаждался галдежом желтой прессы: «Смотрите, вот Асаил Айсберг, еще один богач с шилом в заднице, который дерет глотку, что знает лекарство от всех болячек галактики!»
А я до сих пор думал, что мое лекарство – вполне подходящее. Однако сунуться с этим самым лекарством в руководство процветающего концерна? Не ровен час придется учиться тактичности и дипломатии. Законодательная этика… Искусство компромисса…
Да чтобы я?
Кого я пытался обмануть? Даже лучшие, ярчайшие звезды либеральной партии, ребята вроде моего друга Сонтага, жили в состоянии перманентной битвы в Совете, где большинство членов – консерваторы из «Ста концернов». А непрофессионалу вроде меня там и делать нечего.
Поддержать реверсионистов можно было и более приемлемым способом. Я собирался обсудить его сегодня с Джерри Гонсалесом.
Насвистывая «Счастливого пути, крошка», я влез в свой летательный аппарат и отправился в Торонто.
Это произносится как «Трона» всеми, кроме безнадежных невежд и инопланетян, которые тщательно проговаривают каждый звук (или это делает за них электронный переводчик). В то время как торонтцы хихикают.
Наш город появился на свет в качестве «места всеобщей встречи» там, где две реки, впадающие в озеро Онтарио, обрамляют удобную, хотя и болотистую, равнину. Рассеянные по всему Северу племена сходились здесь, чтобы поторговать мехами и медью, а также ожерельями из ракушек. В 1720-м здесь был маленький торговый узел французов, а потом – столица Британской Канады. Волны иммиграции XIX-XX веков поспособствовали экономическому росту города, а также его уникальной космополитичности. Именно это качество Торонто и обусловило выбор города главами Объединенных Наций в качестве столицы, а когда началось освоение звезд, такое же решение приняло Содружество Планет Человечества.
К 2236 году площадь Торонто с пригородами составляла 20 000 квадратных километров на северном берегу озера. А населения – 17 миллионов, большинство – люди. Издалека в ночное время Торонто походит на великолепную вспышку света – несомненно, самый большой и процветающий город на планете Земля.
Изначальный болотистый, наводненный москитами рынок между реками Дон и Хамбер остается центром города, но теперь его дополняет множество искусственных островов на озере. Полупроницаемый силовой зонт сорока километров в диаметре отражает нежелательные природные явления. Сердце Торонто пронзает небо множеством стеклянных башен, в которых расположены офисы и жилые помещения; их соединяют надземные трассы и сеть компьютеризованных автомобильных эстакад. Под дорогами поверхности проложена система скоростных служебных туннелей наряду с уникальными пешеходными путями, известными как Тропа.