и.
Хозяйка чуть улыбнулась:
— Здесь надежно.
Я снова кивнул, понимая, что она имела в виду.
— Садись. — Она указала на стул. Я не заставил ее повторять. И решил наконец нарушить молчание.
— У меня — острая ситуация… Жестом она остановила меня:
— Не надо. Разберусь сама.
Слева от нее, на маленьком круглом столике, лежало несколько кожаных футляров, содержавших, как я помнил, колоды карт Таро разного формата и облика, хотя рисунок на большинстве их принадлежал одной и той же системе. Повернувшись к столику, хозяйка с минуту медлила, выбирая, видимо, наиболее подходящий гарнитур. Взяла, наконец. Карты были завернуты еще и в красный шелковый платок. Развернула. Разделила на две равные стопки и неуловимо-ловкими движениями пальцев перетасовала их.
— Да мне, собственно, не это… — попробовал возразить я.
Она покачала головой и погрозила мне пальцем. Сказала:
— Возьми кристалл. Сосредоточься на нем. Чтобы он тебя почувствовал как следует…
Чуть заметным пожатием плеч я выразил свое отношение к этому делу, но сопротивляться не стал: тут ее монастырь — значит, и устав ее. А поговорить можно будет и в процессе. Пожалуй, так даже лучше: если кто-то заглянет — увидит лишь нормальный сеанс и ничего больше.
Я взял кристалл и обхватил его ладонями. Возникла странное ощущение: как будто я держал в руках живое существо. Хозяйка тем временем зажгла свечи и ароматическую палочку. Еще через минуту проговорила:
— Хорошо.
И принялась неторопливо раскладывать карты на красной скатерти. Одно кольцо из двенадцати карт. Вокруг него — второе. Третье. Мелькнула шкодливая мысль: сейчас последует традиционное «Позолоти ручку». Нет, ничего подобного я не услышал. Закончив расклад, хозяйка некоторое время рассматривала его, переводя взгляд от карты к карте — слишком, как мне показалось, долго. Потом поджала губы:
— Да, завидовать тебе я не стану.
— Знаю сам. Мне нужно… И снова она остановила меня:
— Потерпи немного. Значит, так… Недавнее прошлое: очень большая неприятность. Угроза жизни, но исход благоприятный. Большой обман. Растерянность. — Она подняла глаза. — Соответствует?
— Пожалуй… — пришлось признать мне.
— Настоящее. (Пауза.) Пожалуй, не лучше. Десятка мечей в восьмом доме: вот она, видишь?
— И что же это?
— Убийца. И еще — перевернутая Башня. Смерть. Весьма вероятная в ближайшее время. — Она еще помедлила. — И не из одного источника. Из трех. — Она немного помолчала. — С деньгами у тебя сейчас благополучно. Но очень, очень ненадолго.
— Плохи мои дела, — сказал я почти весело. Пифия же не обратила на мой тон никакого внимания. Она продолжила:
— Но есть шансы. В седьмом доме король пентаклей — сиречь человек, который может помочь. И дальше — смотри, как удачно: восьмерка пентаклей, тройка жезлов в одиннадцатом доме, и к тому же еще Колесничий.
— А в переводе на рабоче-крестьянский?
— Бежать. Быстро. И далеко. Бежать с планеты: здесь тебе сейчас не уцелеть, видишь сам.
— М-да, — проговорил я на сей раз без восторга. — Сейчас, да еще мне — очень не просто. Дело в том… Она выставила ладонь, как бы защищаясь:
— Не нужно. Свое я узнаю через карты — это до сих пор не признается судебным доказательством. Не имеет юридической силы. Иначе мне не хватило бы времени таскаться по судам свидетелем. Твои обстоятельства ты знаешь — и знай на здоровье. Мне они ни к чему.
Я понял ее и согласно кивнул:
— Я и не собирался исповедоваться. Просто подумал вслух: будет трудно.
— Легко только ушедшим. Да и то — как кому. Касательно же твоих проблем — я ведь сказала: король пентаклей поможет.
— Ну да. Который в седьмом доме. Может, дашь адресок?
Хозяйка усмехнулась чуть иронически:
— Другому бы не дала. Но тут, — она округло повела рукой над картами, — в твоем будущем есть неплохие перспективы. Очень неплохие. Правда, до них еще пахать тебе и пахать, так что я сейчас их раскрывать не стану: расслабишься — и испортишь картину самому себе. Адрес же твоего короля — запомни…
Она продиктовала мне адрес — вполголоса, вопреки своим же заверениям. Впрочем, лишняя предосторожность никогда не мешает, такое поведение я одобряю. Я выслушал и запомнил, и уже начал прикидывать, как мне добраться туда с наименьшим риском.
— Спасибо на добром слове. — Я отодвинул стул, встал. — Сколько я тебе должен?
Названная сумма едва не заставила меня поморщиться: я рассчитывал отделаться меньшим. Но спорить не приходилось. Я вынул карточку. При виде ее она покачала головой:
— Нет. Понадобится — проследят, с какого счета перевели. А я этого не хочу. Только наличными.
— Боюсь, что не хватит. Она усмехнулась:
— Остальное отдашь потом. Видишь, как я верю в твою судьбу.
— Отдам, — согласился я, опустошая карманы. — Выйти черным ходом?
— Ни-ни. Все открыто, все легально. Ничего: они еще не близко.
Моя интуиция подсказывала то же самое.
— А кто такие «они» — карты не показывают? — спросил я со слабой надеждой.
Она ответила чуть ли не с обидой:
— Знаешь, тут не сыскное бюро все-таки… Хотя насчет одного могу немного прояснить. Официальная Служба.
Так-так. Интересно. Хотя я и сам ведь предполагал…
— И на том спасибо. Ладно. Да, кстати… Это «кстати» было, по сути дела, главной причиной, по которой я здесь оказался, куда более важной, чем выяснение моих далеких перспектив. Но заводить этот разговор казалось мне уместным лишь после того, как деньги будут уплачены. Сейчас это условие было выполнено, и стало можно спросить:
— Кстати: помнится, у тебя в задней комнате стояла кое-какая аппаратура. Она еще сохранилась?
Пифия, похоже, не удивилась вопросу. Подняла на меня спокойный взгляд:
— Стоит на месте. Но в каком состоянии — не знаю: я ведь ею не пользуюсь.
Я кивнул. Аппаратура осталась от ее старого друга, в свое время принадлежавшего к достаточно узкому кругу компкорсаров: он был одним из первых, если только не самым первым человеком, сумевшим разработать методику беспрепятственного вхождения в любой мик; а ведь каждый микробиокомпьютер — это, по сути дела, единственная и неповторимая схема, точно так же, как носитель его — единственная и невоспроизводимая личность, так что взлом любого мика — задача в высшей степени творческая. Будь он жив, у меня бы вообще не возникло проблем с сохранением зашифрованного текста — да и с поисками ключа к нему. Увы, все мы в этом мире лишь временно. Так что придется потеть самому.
— Ты позволишь ненадолго воспользоваться этой техникой?
Она самую малость поколебалась: для нее все это железо было как бы памятником ушедшему. Но все же решилась:
— Давид всегда хорошо к тебе относился…
— Спасибо.
— Но, надеюсь, ты там ничего не испортишь? — поспешно прибавила она.
— Вандализм — не в моих правилах.
Кажется, это ее успокоило.
— Проводить тебя?
— Не надо. Я помню.
— Постой. Возьми ключ. Ты надолго там засядешь? Я собираюсь выпить чаю — присоединишься?
— С удовольствием — в другой раз. Ты ведь знаешь: дело прежде всего.
— Ну, иди.
Она как раз успела выпить свой чай, когда я сделал то, что было нужно. К моему удовольствию, в дальней комнатке сохранилась не только аппаратура; там нашлись даже чистые кристеллы, четырьмя из которых я воспользовался. Ей об этом заимствовании я решил не говорить: как знать, может быть, они тоже входили в категорию охраняемых памятников?
Разобравшись с кристеллами, я решил, что успею сделать привычную медитацию. Так и поступил. Но без какого бы то ни было результата. Я никого не увидел и не услышал. Сейчас я уже не был достоин такого общения. Мой новый (то есть не очень хорошо забытый старый) образ жизни намного понизил мой статус — там, наверху, среди Посвященных. Я заранее знал, что так будет; но иного пути у меня не было. И они это тоже знали. Просто какое-то время — до конца операции — мне предстояло сражаться в одиночку.
Впрочем, если быть точным — не совсем…
Можно было на этом и закончить. И даже нужно было. Однако я не смог противиться искушению — а оно было очень сильным — пробежаться, хотя бы беглым взглядом; по архивам покойного Давида: если даже половина ходивших о нем легенд соответствовала истине, в его файлах должна была находиться своего рода современная энциклопедия.
И я стал наскоро шерстить его каталог. Было немало интересного — но не для меня, или, во всяком случае, не сейчас. И последнюю из намеченных дирекцию — называлась она «Казусы» — я проглядывал уже автоматически. Протянул руку, чтобы выключить машину. Но интуиция заставила помедлить: вероятно, потому, что мелькнуло слово «Синера», в моем подсознании успевшее крепко срастись с именем Вериги. Синера? Что там о ней?
«Гражданско-судебная палата Верховного Суда Федерации приступила к слушанию дела по иску эмигрантского правительства мира Тернары к правительству мира Синеры о признании незаконными действий ответчика по заселению Тернары путем массовой эмиграции синерианского населения и о реэмиграции переселенцев на Синеру, а также о возмещении правительству и населению Тернары убытков, понесенных вследствие означенных действий правительства и населения Синеры. Суть иска заключается в следующем: два года тому назад, в апреле 2675 года Конвенции, правительство Синеры предприняло массовый вывоз значительной части своего населения на Тернару, принадлежащую к той же системе Фламы и колонизированную восьмьюдесятью годами раньше, чем было начато освоение Синеры. Синерианские иммигранты не приняли никаких мер для освоения ненаселенных территорий Тернары (малопригодных для проживания и хозяйствования людей вследствие извечного недостатка влаги и отсутствия почв, годных для возделывания растений), но обосновались на изначально освоенных первыми переселенцами землях, нередко даже просто вытесняя старожилов не только с полей, но и из жилищ. В результате уже в середине второго года иммиграции все потомки первопроходцев оказались полностью исключенными из всякого производства, вынужденными мигрировать в леса и поля, где перешли к собирательскому образу жизни — проще говоря, к одичанию (в той мере, в какой природа предоставляет такие возможности в населенных широтах Тернары). В настоящее время значительно уменьшившийся в численности народ Тернары загнан, по сути дела, в резервации, где, по существу, вымирает. Иными словами, фактически на планете запущен процесс