Я ответил не сразу. Абердох в прошлом был человеком кремневой надежности; правда, звали его тогда иначе. Но в тряске по ухабам жизни и не такие конструкции разбалтывались, расшатывались, начинали терять гайки… Жизнь сводила и разводила нас не однажды, и оказывались мы то по одну линию фронта, то по разные и выцеливали друг друга — к счастью, никому из нас не повезло. С кем-то он сейчас?.. Рыться в его начинке было бесполезно: он был сенсом если и не покруче моего, то, во всяком случае, достаточно сильным. Приходилось полагаться на интуицию. Я, как и обычно, решил ей поверить.
— Работаю на себя самого. Ему было отлично известно, что это значит.
— Тогда вопросов нет. Девушка, ну-ка пособи накрыть на стол.
За ужином мы кое о чем договорились. Оружие и всю солдатскую амуницию я оставлял у него — до востребования. Он же одевал меня, по его заверениям, так, как принято было одеваться в Топсимаре. Мартина подтвердила, что я буду выглядеть совершенно нормально. И закончила:
— Что же, пора прощаться. Проснуться я должна в своей постели. У меня тут еще дела.
Я крепко обнял ее и поцеловал, не стесняясь чужого присутствия. Абердох, впрочем, деликатно отвернулся. Я сказал:
— Пожалуйста, береги себя. Очень прошу, ну очень… Она улыбнулась в ответ:
— Что с нами сделается? Не беспокойся, все будет в порядке. Еще увидимся.
— Я провожу, — сказал Абердох. Глядя, как он играючи подхватил мотор и реактор, я подумал, что время его не берет. Он ведь был если не вдвое, то уж точно раза в полтора старше меня. Хотя у нас — когда мы играли в одной команде — интересоваться возрастом было не принято — и правильно.
Перед уходом он показал мне, где можно прилечь и отдохнуть. Но тут же предупредил:
— Только не сразу. Еще поболтаем, вот отправлю ее… Я согласно кивнул. Бойцы вспоминают минувшие дни! Очень трогательно получится.
Но когда он вернулся, речь пошла вовсе не о былом: лирики в этом парне было не больше, чем лимонада в медицинском спирте. Шел просто обмен информацией, которая была нужна каждому из нас. Но начали с того, что он откуда-то выудил литровую склянку квадратного сечения и два стопаря. Аккуратно разлил. Поднял свою.
— С приятным свиданьицем.
— Про! — откликнулся я.
Выпили. Он налил снова — в запас — и начал разговор:
— Так какая же нелегкая занесла тебя в этот гадюшник, Разитель? Все испытываешь судьбу, бзинкшт?
Ему надо было говорить правду, вранье он чувствовал сразу. Только правду. Но, конечно, не всю.
— Взял подряд. Я ведь теперь — по вольному найму.
— Это я понял — если уж работаешь на себя.
— А ты на кого пашешь?
Я знал, что и он будет отвечать правду — и тоже не всю понятно. Мы оба давно усвоили, что молчание — ограда мудрости. В особенности такое молчание, которое для непосвященного выглядит полной откровенностью. Oн сказал:
— Не там, где мы оба были раньше. Значит, на людей "Т", понял я.
— Ты в рейде? Или на оседании?
— Укоренен.
Иными словами — живет тихо-мирно и занимается своим делом.
— Смотришь и слушаешь?
Он выдержал небольшую паузу.
— Разитель, это ведь не я к тебе пришел. Если есть что сказать — говори. Помогу тебе — в пределах возможного. Но никакая засветка мне не нужна. Так что… В чем твой бизнес?
— Нужно получить ключ к хитрому шифру.
— Дешифровка в этих местах — на уровне.
— Верю. Но текст закрытый. Так что дешифровка не поможет.
— Гм. Следовательно, текста у тебя нет?
— Есть, как же не быть. С собой.
— Ищешь готовый ключ.
— Где-то же он существует.
— Найдешь — если готов хорошо платить.
— С этим как раз загвоздка.
— Тогда не рассчитывай. Даром здесь могут только убить. В смысле — не за твой счет.
— Может, ссудишь?
Он мотнул головой:
— Не мечтай. У меня свободных — хватает на хлеб, молоко.
— От бешеной коровки?
Схимник усмехнулся:
— Каждому — свое, верно? Как же это ты без денег взял такой заказ? Я с тобой не меняюсь.
— Были деньги, да сплыли.
Я вкратце объяснил ему — каким образом. Он кивнул:
— Этого прохиндея я знаю. С ним ясно. Не пойму только: как ты, с твоим-то опытом, сунулся сюда безадресно? Ты сам решил искать ключ здесь?
— Посоветовали. И тут должны были встретить — но не встретили. Если только… если только этот пограничник не был встречающим.
— Кто тебя послал, если не секрет?
— Не от тебя. Антиквар — знаком тебе такой в наших краях? Он тоже, как я понял, работает на себя.
Схимник пробормотал что-то под нос; мне послышалось: «Сукин сын». И продолжил погромче:
— Встречал. Этому не верь. Продаст за три копейки. Что у тебя с ним?
Пришлось в общих чертах рассказать всю историю. Он только покачал головой и вздохнул:
— Считай, что ты крупно залетел. Хочешь совет? На обратную дорогу я уж как-нибудь наскребу. Уноси ноги, пока не засветился.
— Нет. Не пойдет.
— Гордыня заедает? Да ты пойми: при таком раскладе тебе рассчитывать не на что.
— На что рассчитывать, у меня всегда есть: на самого себя.
— Вот! Вот весь ты! Узнаю, бзинкшт!
— Мне надо только зацепиться за что-то. Вот и посоветуй, как это сделать. Буду твоим должником.
Кажется, он понял, что переубеждать меня — дело пустое.
— Как сделать… Если хочешь рискнуть…
— Хочу, не хочу — не те слова. Надо.
Абердох уже настроился по-деловому.
— Тогда так. Завтра идешь в город. Там тебя задержат.
— За что?
— Такой порядок. Ты понимаешь, что такое — Рынок? И какие ценности там прокручиваются?
— Ладно. Задержали. Дальше?
— Дальше — представляешься. По легенде, конечно. Предъявляешь свой вклад. Его оценивают. И в зависимости от твоей маски и вклада решают…
— Постой, постой. Начни с начала. Какой вклад, какая легенда — не понимаю что-то.
— Ты что — шутишь?
— Серьезен, как во гробе.
— Ну ты даешь.
— Снизойди к необразованному…
Абердох только покачал головой:
— Работаешь сам на себя — значит, претензии тебе предъявлять не к кому. Не зря у меня было ощущение, что тебе надо побыстрее сплывать отсюда. Знаешь, что перед тобой? Могила. Уже вырытая по всем правилам кладбищенского искусства. А здесь хоронить умеют.
— Когда кончишь причитать — скажи что-нибудь по делу, — терпеливо попросил я.
Он вздохнул, тоже вроде бы набираясь терпения. Немного пошлепал губами вхолостую. И наконец начал:
— Тебе не объяснили, что такое Рынок. Это, приятель, замкнутая корпорация. В ней возможно очень многое — но только для своих. А ты — чужой по определению. Всякий чужак здесь воспринимается как враг. Презумпция невиновности у них хождения не имеет. А иначе в подобном деле и нельзя: товар такой, что украсть его — проще простого, а ценится он больше, чем все остальное в мире. Вот я: обитаю здесь уже долгонько, а в Топсимар не хожу. По тому, как видишь, благоденствую. — Сказав это, он усмехнулся.
— Постой, постой. Но люди же как-то в эту корпорацию попадают? Я сам видел: на их катер грузилось не так уж мало народу.
— Конечно. Только в основном это их персонал. Они же гоняют по всей Галактике, из мира в мир. Ищут товар, делают заказы, иногда доставляют материал заказчикам — если он таков, что доверить его нельзя никакой связи, даже самой закрытой. Среди тех, кого ты видел, новичков если и было, то один, от силы два.
— Значит, все-таки они есть.
— Есть. И у них при себе обязательно имеется вклад или, на самый худой конец, хороший статус.
— А если популярнее?
— Ты что-то разучился понимать. Мозги надо смазывать почаще. — И он налил снова. — В любом мире есть определенное количество людей, имеющих доступ к товару в силу своего положения — служебного, общественного, фамильного… Люди, обладающие такими рангами, могут рассчитывать на хорошую встречу здесь, потому что если у них и нет при себе хорошего вклада, то, во всяком случае, есть устойчивые связи среди других людей, имеющих доступ к информации. К секретам. Тайнам. Государственным и прочим. Если сюда приедет, допустим, экс-президент даже самого занюханного мирка, или пусть не президент, но министр — он будет внимательно выслушан и скорее всего оставлен тут на работе. А как тут платят, ты и представить себе не можешь. Тут люди становятся богачами, не сходя с места. Но если кто-то в чем-то провинится — мера наказания за все одна, догадываешься, какая. Если бы в федеральной статистике указывался здешний уровень смертности, то… Но это тоже — тайна, а свои секреты хранить тут умеют, этого у них не отнимешь.
— Со статусом ясно, — сказал я без особого воодушевления. — Ну а что скажешь по поводу вклада?
— Что-то охрип я от долгого говорения — отвык… — Абердох промочил горло и сразу же налил по новой. — Со вкладом — все еще проще. Как ты знаешь — ценная информация, порой стоящая очень больших денег, ну очень, — может оказаться и не у сановной персоны, а у человека, условно говоря, случайного. Из низов, скажем так. Но от этого она своей ценности не теряет, верно? И вот человек такой, каким-то способом пронюхав, где этот товар можно продать надежнее и выгоднее всего, прибывает сюда и эту свою информацию предъявляет. Ее оценивают и к нему приглядываются в те несколько дней, которые ему приходится тут провести, пока привезенная им информация проверяется по другим каналам: она может ведь оказаться и просто липой, захотелось человеку шальных денег… Если это липа — думаю, дальнейшее объяснять тебе не нужно. Если же товар добротный — ему предлагают сделать выбор.
— Не понимаю: чего тут выбирать?
— Ему говорят: мы это купим, можете получить свои деньги и улетать восвояси, там вы забудете о нас и поживете в свое удовольствие. Но вы можете просто подарить нам этот товар и остаться у нас работать — в конечном итоге это принесет куда больше. Или можете, вернувшись к родным пенатам, продолжать дальше в том же духе, стать, так сказать, членом-корреспондентом — тогда получите каналы связи и, помимо постоянной ставки, вам заплатят гонорар за каждую новую информацию — в зависимости от ценности, на это существует твердая шкала расценок. Человек волен выбрат