Царская дочь, наследница Богов и величайших Владык древности. Сам Таа Секененра Храбрый был её отцом, и великая защитница народа Яххотеп – её матерью. Пусть глумятся, гиены, – они даже гнева её не достойны.
Но одного лёгкого жеста Апопи[35] было достаточно, чтобы насмешки стихли и зал погрузился в почтительное молчание.
– Я приму дары твоей семьи, дочь Владык.
Звук его голоса заставил её внутренне содрогнуться. Та же спокойная воля, уверенность в своей силе, в своём праве. Он единственный в этом зале был равен ей.
– Будь моей почётной гостьей. И никто здесь не посмеет оскорбить тебя. Пусть каждый запомнит мои слова.
Последнее было сказано миролюбиво, но только глупец не различил бы угрозу. Итак, Апопи взял её под защиту… пока что.
– Владыка оказал тебе величайшую милость! Склонись! – подобострастно проговорил советник.
– Ни перед кем, кроме самих Богов, не склоняется царская дочь. – Она покачала головой и сделала несколько шагов вперёд, опустила ларец у трона – так близко, как позволяли стражи Апопи.
И по-прежнему не смотрела выше, не встречала его взгляд.
Воины шагнули было к ней, но снова их остановил один краткий жест.
– Оставьте нас, – приказал правитель.
Никто не смел возражать ему. А она кивнула своей немногочисленной свите, тем самым давая понять, что над её людьми власть была только у неё.
Распахнулись золочёные двери, и вельможи потянулись из зала. Замыкали процессию стражи, уходившие нехотя, явно не желая оставлять своего властителя наедине с дочерью врага.
– С чем ты пришла на самом деле, дочь Владык? – спросил Апопи, поднимаясь с трона. – Ведь не только чтобы принести мне дары примирения.
– Я желаю мира, властитель, и преклоняюсь перед твоей силой, – ответила она и, помедлив, закончила: – Я здесь, чтобы принести тебе в дар себя, Владыка Та-Кемет. Я желаю стать тебе супругой вопреки всему, что было меж нашими народами. Ибо, как ни слепы другие, я вижу: лишь тебе под силу снова объединить Обе Земли.
И снова тишина… которую расколол его негромкий смех.
– Ты ведь даже не смотришь на меня… и причина тому не страх, нет.
Он вдруг оказался слишком близко и, нарушив все границы, приподнял её лицо за подбородок, глядя хищно, оценивающе. Но так смотрят не на товар, не на наложницу… Так смотрят на возможную угрозу.
Встретив его взгляд – точно в бездну заглянув, – она поняла, что действительно никогда не вернётся в Уасет. Потому что здесь её жизнь завершалась.
Что увидел в ней в тот миг Апопи, она не знала – возможно, отражение той же Силы, что текла в его жилах вместе с кровью. А она смотрела на него и понимала, что величайшим из властителей его звали не из желания польстить.
Он и был таковым – правителем, достойным быть равным даже её предкам, достойным и титулов их, и атрибутов их священной власти.
– А если приму, что станешь делать тогда, царская дочь? – вкрадчиво спросил он. – Я ведь знаю, кто ты на самом деле…
– Молодой человек, имейте совесть! – чей-то противный голос ввинчивался в мозг, как звук соседской дрели в выходные. – Я вам что, подружка?
Яша проснулся рывком, поняв, что, когда уснул, в какой-то момент уронил голову на плечо соседки.
– Извините… – сконфуженно проговорил он, тщетно подавляя зевок, но тётка продолжала возмущаться, пока ей не сделали замечание уже с соседнего ряда.
Тут она переключила свой гнев на другой объект, и Якоб с облегчением вздохнул. Вот ведь некстати как! Сон ускользал, и Войник никак не мог ухватить его за хвост, рассмотреть во всех деталях… Рука инстинктивно метнулась к кольцу. То, разумеется, никуда не делось.
– Понасажают всяких, – буркнула пергидрольная мегера.
Якоб запоздало понял, что солнечные очки упали на грудь и он вовсю отсвечивал фингалом, который в паре с внушительным запасом алкоголя помог даме однозначно классифицировать соседа.
Прозвучал сигнал, и зажглось табло «Пристегните ремни». Почти четыре с половиной часа, оказывается, пролетают незаметно в компании глюков. Впрочем, это Яша давно уже знал.
Самолёт заходил на посадку. Войник тщетно пытался вспомнить подробности того, что же ему привиделось. Вмиг всё выветрилось, как бывает после внезапного пробуждения. То, что казалось таким реальным и знакомым, рассеялось, словно утренний туман, оставляя лишь лёгкую тоску по чему-то важному. Кажется, помимо красот египетских пейзажей там фигурировало какое-то имя… И вот это имя он, как назло, не дослушал.
На досмотре в шумном каирском аэропорту сердце ёкнуло ещё раз, но никаких вопросов у египетской таможни не оказалось. В прошлый раз на чемодане ему срезали замок, а теперь сумка приехала по ленте транспортёра нетронутой – и Якоб счёл это хорошим знаком. На египетской земле ему были рады.
В зале ожидания он начал высматривать Борьку. Тот всегда отличался пунктуальностью, которая могла сравниться разве что с его дотошным вниманием к деталям. Не подвёл друг и в этот раз – стоял с табличкой, на которой латиницей аккуратно было выведено «Войник» и пририсован смешной носатый человечек. Прищуриваясь даже в очках, он просеивал толпу прибывших, ища Якоба.
– Я чертовски рад тебя видеть! – без прелюдий воскликнул Войник.
Борька усмехнулся, поправил очки.
– Радость взаимна, коллега. Ну что, домой?
– Праздновать встречу, – кивнул Яша, приподняв призывно звякнувший пакет из Duty Free.
Египтолог, не чуждый радостям не только древности, но и вполне обычным, земным, тут же перехватил пакет.
– О! Это дело. Ну-ка, что привёз?
– Вискарь. Ну и напиток любителей пирамид, прям для тебя.
Борька вынул бутылку Olmeca и наставительно возразил:
– Это не те пирамиды.
– А те уже оскомину набили.
– Ладно, твоё счастье, что египтяне не гнали текилу.
Глава 8. Вечер воспоминаний
Год 2019, Каир
– Мы точно поедем на этом?
Якоб недоуменно смотрел на автомобиль, который выглядел так, словно доставлял самого Хеопса на стройплощадку.
– Гиксосов бояться – в Кемет не ходить, – улыбнулся Борька. – Садись, мигом домчимся.
Белозубый араб блеснул улыбкой, словно подтверждая слова Борьки, и сделал погромче музыку, желая приобщить пассажиров к родной культуре. Было что-то в этой улыбке лукавое, но что именно, Якоб понял, когда их «колесница» влилась в поток машин на местной кольцевой. Хотя «влилась» – это не совсем то слово, что приходило на ум. А на ум Войнику, подпрыгивающему на заднем сиденье, приходили лишь самые популярные экспрессивные слова великого и могучего. И слова эти, безусловно, срывались бы с его языка, если бы не страх его прикусить на очередном крутом вираже.
Таксист – а Якоб уже не сомневался, что именно этот араб был дублёром всех частей «Форсажа» и «Трёх иксов», – дрожащим метеором летел сквозь ночь, в компании десятков, сотен таких же лихачей. Вечером ситуация с пробками была не так беспросветно ужасна, как днём, но привычки водил оставались те же.
Обещанный «миг» растянулся в бесконечную ленту стоп-кадров, в каждом из которых застыло небывалое по своей выразительности лицо Войника. О том, чтобы любоваться видами из окна, и речи не было. Во-первых, Египет накрыла ночь. Во-вторых, в этих окнах показывали таких же «гонщиков Спиди», и Якоб противно ощущал себя той самой мартышкой, которая вечно сопровождала главного героя старого японского мультика. А стоило увидеть в зеркале выпученные глаза, изогнутый рот и осмелевшую двухдневную щетину, как сомнений не осталось: если выживет – он убьет Борьку!
Всё, что оставалось, – до судороги в пальцах прижимать к груди пакет с бутылками, жалобно цокавшими друг о друга. Отдавшись судьбе, Войник слился в едином ритме с прыгающим стареньким «Фольксвагеном», паря из одной стороны сиденья в другое, и даже стал смотреть по сторонам. Обступавшие «кольцевую» недостроенные многоэтажки выглядели поистине постапокалиптично, с узкими улочками «дом в дом», уходящими в никуда, и вереницами слепых окон. Как объяснил Борька, правительство поменяло стандарты, и жилые дома можно было строить только на определённом расстоянии от эстакады. Вот и остались эти не введённые в эксплуатацию гиганты, таращившиеся на дорогу, точно готовая декорация к фильму «Я – легенда». Разве что вездесущей растительности не хватало.
А потом водила свернул с гладенького автобана на узкие улицы центрального Каира, и Яша предпочёл зажмуриться, судорожно вспоминая, какой египетский бог помогал путникам в сохранности добраться до дома.
– Ну и рожа у тебя была! – смеялся Борька, шагая к двери многоквартирного дома. – Как тогда, когда ты впервые Секененра увидел! Хотя нет. Лучше!
– Не в том я возрасте, Николай, чтобы на таких скоростях перемещаться! – Якоб икнул.
Выйдя из машины, он первым делом достал бутылку, сорвал печать и сделал большой глоток виски прямо из горла.
– Да какой же русский не любит быстрой езды? – не унимался друг.
– Тот, что жить хочет! – парировал Якоб и, окинув раздобревшего на институтских харчах Борьку, сказал: – Или тот, что снабжён подушкой безопасности.
– Это трудовая мозоль! Всеобъемлющая и беспощадная! – не терял оптимизма приятель. – Вот и пришли.
По узкой лестнице они поднялись на четвёртый этаж, стараясь по возможности не шуметь и не бренчать бутылками.
– Главное, коменданта не разбудить, – шёпотом предостерёг друга Борька. – Та ещё египетская кара на мою голову.
– Ты же адепт культуры, науки? – удивился Якоб. – Какие к тебе могут быть претензии?
Николай пожал плечами, открыл дверь и пропустил друга внутрь квартиры.
– Почти бабушкина сталинка до переезда, только с кондёром и без блинов, – Борька бросил ключи в деревянную миску у входа и сел на любимого экскурсионного конька, шустро, как регулировщик, махая руками. – Кухня справа, ванная прямо и налево. Гостевая – вон, там мы будем пить, а потом ты спать. Кабинет. Туда не ходи, а то что-нибудь сломаешь. Ну и сплю я там.