Иван устало махнул рукой:
– В центр. На Советскую, к универмагу. Работает он еще?
– Должен.
Купив в универмаге дорогой портфель дивной коричневой кожи, Раничев заскочил в аптеку – заклеил пластырем ссадины на кулаке. Надел на нос очки, поправил шляпу и, поглядев на часы, быстро пошел к опорному пункту милиции. Вот и знакомая вывеска, невысокое крыльцо, урна… Набрав в грудь воздуха, Иван решительно толкнул дверь.
И замер – весь первый ряд небольшого зала сиял белизной парадных милицейских мундиров! Однако…
– Вы из горкома? – подбежал какой-то молоденький лейтенант. – Товарищ Петров Иван Петрович?
– Он самый! – Раничев с улыбкой протянул милиционеру руку. – Здравствуйте. Здравствуйте, товарищи!
– Здравия желаем, – хором откликнулись милиционеры.
– Я Костиков, участковый уполномоченный, – запоздало представился лейтенант. – Старший здесь, на опорном пункте, ну и – комсорг. Кроме бригадмильцев, мы сегодня решили еще и постовых пригласить, и участковых – естественно, свободных от смен. Ничего?
– Славно, – кивнул Иван. – Так сказать, живое слово партии – в простые милицейские массы!
– Проходите, раздевайтесь, – радушно пригласил лейтенант. – Вешалка у нас в углу, а вон тут, видите, кафедра!
– Да, неплохо у вас тут все оборудовано, – раздеваясь, заметил Раничев.
– Шефы средства подбрасывают. Мы здесь и комсомольские собрания, и тематические вечера проводим.
– Рад всех вас видеть, дорогие товарищи! – встав за кафедру, Иван внимательно обвел глазами зал. Собравшихся было человек тридцать – с десяток милиционеров, остальные – бригадмильцы, молодежь с лесохимического завода.
– Меня зовут Петров Иван Петрович, и по поручению городского комитета партии я сегодня прочту вам небольшую лекцию о международном положении. Как вы знаете, товарищи, ситуация в мире сложная. Все громче бряцают оружием гнусные силы мирового империализма, все чаще и чаще засылают шпионов и диверсантов. И в этой борьбе, товарищи, никто из нас не должен остаться равнодушным.
Раничев сделал короткую паузу. Раздались аплодисменты.
– Наше родное правительство, партия никогда не оставят без ответа происки антисоветских сил! На каждый их удар мы ответим двумя!
– Правильно!
– На каждую идеологическую диверсию отзовемся сплочением комсомольских и партийных рядов! Выступим против клики Иосипа Броз Тито, позор югославским фашистам…
Иван говорил легко, про себя удивляясь – откуда у него взялись подобные трескучие фразы? Наверное, из далекого пионерского детства и комсомольской юности. Покритиковав Югославию, Раничев перекинулся на германский реваншизм, а затем, не оставив камня на камне от внешней и внутренней политики США, заговорил об укрупнении колхозов и развитии легкой промышленности.
– Что скрывать, дорогие товарищи, есть еще у нас отдельные недостатки – и голодно иногда бывает, и, что греха таить, неуютно. Живем мы пока бедно, но – и вы все это прекрасно видите – с каждым годом все лучше и лучше. Регулярно снижаются цены, отменены карточки… Кстати, товарищи, никто не помнит – когда?
– В сорок седьмом! – с энтузиазмом закричали сзади.
– Вот! А в Англии, между прочим, – только в пятьдесят первом… – Иван вдруг осекся – какой, к черту, пятьдесят первый, когда сейчас еще только сорок девятый?
– Только в пятьдесят первом году правительство Этли планирует отменить карточки в Англии, – выкрутился Раничев. – На фоне неуклонного повышения жизненного уровня всех советских людей, что же происходит, товарищи, так сказать, на загнивающем Западе? А вот что! Коррупция снизу до верху, попирание морали и прав, порноиндустрия и игорный бизнес, повышение коммунальных платежей и монетизация льгот! Давайте же – за то, что у нас всего этого нет и не будет – от всей души поблагодарим родную коммунистическую партию и нашего любимого вождя, Иосифа Виссарионовича Сталина!
Иван кивнул на висевший напротив входа портрет вождя в белом парадном мундире с золотыми погонами генералиссимуса.
Бурные, долго не прекращающиеся аплодисменты перешли в овацию.
– Спасибо! Спасибо, дорогие товарищи! – расчувствованно произнес лектор и пристально посмотрел в зал. – Может быть, у кого-то есть вопросы? Прошу вас, не стесняйтесь.
– Товарищ лектор, – в середине зала поднялся белобрысый худощавый парень в явно большом – видно, с отцовского плеча – пиджаке, представился: Кучеров Сергей, цех красителей. – Товарищ лектор, у меня вопрос, может быть, не по существу освещаемой темы, но тем не менее хотелось бы знать, как вы – и в целом партия и комсомол – относитесь к классической музыке?
– Положительно относимся, товарищ Кучеров! – под смех присутствующих ответил Иван. – Правда, не ко всей. Вот, к примеру, Шостакович. Спорный, надо сказать, композитор. А об опере Вано Мурадели «Великая дружба» в партийной прессе так прямо и сказано – сумбур вместо музыки!
– А Моцарт? Штраус? Вивальди? – не отставал дотошный любитель музыки, а сидевший рядом с ним шатен с небольшими усиками безуспешно пытался усадить его в кресло за фалды пиджака.
Раничев улыбнулся:
– Насчет классической музыки, товарищи, скажу так: мне лично много чего нравится – и вальсы Штрауса, и сороковая симфония, и «Времена года», и даже Бетховен. Как ответственный партийный работник, считаю, что слушать классику комсомольцу и вообще советскому человеку, вовсе не зазорно!
– Вот так, слышал? – довольный меломан победно взглянул на своего соседа с усиками.
– А джаз? Что вы насчет джаза скажете?
– А вот насчет джаза, уважаемые товарищи бригадмильцы и милиционеры, поговорим в следующий раз!
Под бурные аплодисменты Иван Петрович сошел с трибуны, вернее – вышел из-за кафедры. Молодые люди, среди которых, к удивлению Раничева, было достаточно много девушек – переговариваясь между собой, подходили к участковому Костикову на инструктаж.
– Спасибо, дорогой товарищ, за интересную и познавательную лекцию! – вполне искренне поблагодарили Ивана уходившие милиционеры.
– Не стоит, – скромно потупил глаза тот. – В конце концов, вести партийную пропаганду – это моя работа.
Дождавшись, когда зал почти опустел, Раничев подошел к участковому:
– Товарищ Костиков, у меня к вам небольшое дело.
Милиционер оторвался от инструктируемых:
– Слушаю вас внимательно.
– Видите ли, как лектор я частенько выступаю по правовым вопросам перед различными аудиториями, и мне было бы чрезвычайно интересно увидеть работу бригадмильцев так сказать изнутри. Пройтись, как говорится, вместе с комсомольским патрулем по ночным улицам нашего любимого города… Да вот хоть с этими симпатичными молодыми людьми, – Иван кивнул на оставшуюся в зале группу – трех юношей и двух девушек.
Лейтенант почесал затылок:
– Вообще-то не положено… Но если вы так хотите, что ж… Ребята у нас надежные, – участковый улыбнулся, и Раничев тут только заметил на его кителе несколько нашивок за боевые ранения. Наверное, воевал, хоть и выглядит совсем еще молодым парнем – ну сколько ему, двадцать четыре? Двадцать пять? Да, воевал, да и эти ребята с девчонками наверняка хватили лиха – война-то едва четыре года как кончилась.
– Ну тогда знакомьтесь, товарищ лектор! – весело предложил участковый. – Я и сам с вами пойду, прогуляюсь.
– Кучеров, Сергей, – снова представился белобрысый меломан.
– Павел, – это его приятель, высокий, усатенький. Еще был несколько угрюмый Николай с лицом плакатного стахановца, и две девчонки – Лера и Галя. Лера – пухленькая и с короткой стрижкой, а Галя – высокая худышка с косой.
– Очень приятно, – Раничев с чувством пожал бригадмильцам руки. – Иван Петрович.
– Ну что ж, Иван Петрович, идемте?
Бригадмильцы лесхимзавода патрулировали район, ограниченный улицей Советской и Курдина, этакий чуть вытянутый квадрат, включавший в себя сквер и мужскую школу.
– Сквер – это наша головная боль, – жаловался по пути участковый. – Как вечер, так обязательно либо изобьют кого-нибудь, либо ограбят. А вот еще повадились с пьяных часы снимать. И чего удумали, сволочи, – специально дождутся, когда на заводе получка или аванс – и хоронятся за деревьями, поджидают выпивших граждан.
– В школе на вечерах тоже драки бывают, – обернувшись, заметил Сергей. – Но это, когда какое-нибудь мероприятие.
– А вы, Сережа, не в этой школе учились? – Иван показал рукой на «четвертую мужскую», мимо которой как раз и проходил их патруль.
– Нет, – бригадмилец покачал головой. – В другой.
– Мы – в этой, – глухо отозвался Павел. – Николай давно закончил – вон и в армии уже успел отслужить, а я только что, в этом году.
– И я – в этом, – улыбнулся Сергей. – Сейчас практику наработаем – в институты поступим.
– И куда же, если не секрет?
– Пашка в технологический, на инженера, а я в Ленинград, в лесотехнический.
– Хорошее дело, – одобрительно кивнул Раничев и оглянулся. – А вы что же, девчонки?
– А мы и так учимся! – хором откликнулись те. – В техникуме, на вечернем.
Обойдя школу, патруль углубился в сквер, тщательно присматриваясь к проходившим мимо подростками, да и вообще ко всем прохожим. Зря не бродили – записав фамилии и номера школ, отправили по домам трех припозднившихся мальчуганов с мячом, разняли у закрывавшегося пивного павильона драку – вернее, даже не успели разнять, едва заслышав свистки, драчуны разбежались. Еще немного походив по опустевшему скверу – беседа вдруг зашла на литературную тему, Сергей говорил о Твардовском и Трифонове, Раничев их тоже похвалил, а вот о Зощенко и Булгакове отозвался осторожно. Заспорили – Сергею нравился Булгаков.
– Мощный, интересный писатель!
– Но ведь он описывает наших классовых врагов, Сережа! – вступил в спор Павел. – Это же апологетика, понимаешь ты, апологетика!
– А я фантастику люблю, – обернулся к ним участковый. – Жюля Верна, Беляева. В центральной библиотеке их много.
Девчонки и Николай в спор не вмешивались, по-видимому, ничего не читали.