– Эх ты, темнота, – неожиданно засмеялся Силыч. – Какую-то гробницу… А мавзолей самого Тамерлана не хочешь?!
– Да ну!
– Вот тебе и ну! А в рабочих, тех, что с Герасимовым копали, у Корявого корешок был, Викентий… Он-то перстенек и замылил, прямо из гробницы. А потом как-то однажды в грозу… А, все равно не поверишь, пока сам не увидишь! В общем, без перстня мы с тобою никак не обойдемся.
– Ну дела-а, – Раничев удивленно развел руками. – Выходит, этот перстень сам Тамерлан носил?
– Викентий сказал – прямо на…
Глава 17Осень 1949 г. Угрюмов. Следователь Петрищев
Они на меня кучей, у меня сердце разыгралось, я пошел их шшолкать…»
…на безымянном пальце.
Раничев усмехнулся – ну вот он, третий перстенек, нашелся! Теперь за малым дело – как бы его из милиции забрать. Значит, Корявому ограбление музея шьют? Так-так… Интересно, кто следователь?
На следующий день, ближе к вечеру, Иван купил торт и отправился на опорный пункт, где как раз уже должны были собираться бригадмильцы. От лица горкома поблагодарив участкового Костикова за отличные показатели, Раничев широко улыбнулся и продолжил беседу уже за чаем.
– Был вчера в вашем музее, – словно бы невзначай произнес он. – Ах, какие там экспозиции! И это несмотря на то, что его, говорят, недавно ограбили.
– Да какое – недавно, – Костиков отмахнулся. – Летом еще.
– И что, так до сих пор никого и не поймали?
– Да так, – участковый пожал плечами и посоветовал, если есть охота, поговорить с ведущим «музейное» дело следователем.
– Он на втором этаже сидит, где следственный отдел, одиннадцатый кабинет. Петрищев Андрей Кузьмич.
– Петрищев?! – Иван чуть не подавился тортом. – Так я с ним знаком… Ладно, поговорю, спасибо…
Петрищев! Умный, въедливый, жесткий… Раничев хорошо помнил, как этот следователь ухватился за него летом – пришлось завезти в лес и связать. Да-а… Вот так встреча будет. Будет, будет – и даже очень скоро. Но сначала нужно было закончить кое-какие дела.
А дела эти внезапно осложнились – чего, признаться, никак не ожидал Иван.
Возвратившись домой, он увидел заплаканную Надежду.
– Что такое? – встревожился Раничев. – На тебе лица нет.
– Генька… – женщина слабо вздохнула. – Десятый час уже, а его все нет. Я уж всю улицу обошла, все подворотни.
– Так, может, заигрался? Пацаны – они ведь народ такой.
– Нет, – Надя грустно покачала головой. – Генька в пять обещал быть, ну максимум – в шесть, сразу после сбора. Мы с ним в магазин должны были пойти, за биноклем. Я уже давно обещала…
– Гм, – Раничев нахмурился и прошелся по кухне. – А что за сбор-то у них? День комсомола?
– Да нет, шефский… С химзавода приходили, да не простые люди, начальство…
– Что ты говоришь? Начальство? Вот что! – Иван принял решение. – Жди меня здесь, я скоро…
– Иван, я с тобой!
– Нет! Вдруг Генька и сам явится?
Надежда со вздохом уселась обратно на табурет, а Иван птицей взлетел в мансарду, взяв со стола пластинку в вощаном, аккуратно подклеенном конверте. Это был подарок юного меломана Юрика – записи Глена Миллера. Тут же, прямо на конверте, по просьбе Раничева Юрий нацарапал и телефон. Осталось теперь найти работающий автомат.
Накинув пальто, Иван выбежал из дому. Завидев его, шарахнулись в сторону попавшиеся на пути гопники, та самая теплая компашка!
– Эй, – замедлив шаг, Раничев по-хозяйски подозвал ребят. – Геньку, парнишку из двадцать второго дома, не видели?
– Это белобрысый-то такой, щуплый?
– Он самый.
– Не-а, не видели. Вчера бегал по улице, а сегодня нет.
– Ясно…
Перепрыгивая лужи, Иван добрался до телефонной будки и набрал номер квартиры юного меломана. Повезло – тот оказался дома. Впрочем, а где ему еще было быть?
– Юрий, ты? Добрый вечер… Кто говорит? Хе… Глен Миллер! Узнал? Вот и славно. Ну как, прорабатывал завуч? Нет? А что так? Ах, уволился… что же, у вас теперь вообще завуча нет? Да, вакансия… А ну-ка скажи быстренько, у вас в школе сегодня шефы были, с химзавода? Были… А такой молодой человек в очках, Вилен Александрович… Тоже был? А малыши для них выступали? Песню один парнишка пел… На гитаре? Ай, как скверно-то…
Вылетев из будки, Иван остановил попутный грузовик и уже через полчаса снова оказался на опорном пункте.
– А, торт пришли доедать? – почему-то ничуть не удивился лейтенант Костиков. – А мы его уже съели!
– Ничего, – Раничев натянуто хохотнул. – А у меня ведь к вам одна просьба, Андрей…
– Слушаю!
– Друга сейчас встретил, хочет на химзавод устроиться, инженером по технике безопасности.
– Флаг в руки!
– Вот, попросил помочь…
Участковый засмеялся:
– Уж с вашими-то возможностями поможете!
– Ага. Если вакансия еще свободна. У них же сами знаете, как… А я, как назло, блокнот забыл с телефонами… Вы бы мне напомнили, а?
– Да пожалуйста, Иван Петрович! – улыбнувшись, участковый вытащил из ящика стола телефонный справочник.
Раничев развернул, записал на подвернувшуюся бумажку телефон и адрес… потом снова пролистал справочник, остановившись на этот раз на букве «А» – Артемьев. Хорошо, что и Вилен, и бывший начальник лагеря, товарищ Артемьев, занимали весомое положение в городе, а потому имели телефонные аппараты… Артемьев, правда, жил в коммуналке…
– Еще раз спасибо! Удачной службы.
Поблагодарив участкового, Иван вылетел на улицу, ловить такси. Как назло, долго не попадалось ни одной машины и Раничев нервничал – время-то близилось к ночи. Правда, Генька мог и просто задержаться, даже несмотря на обещанный бинокль… И тем не менее на сердце было неспокойно. Очень неспокойно. Ага, вот, наконец…
– Быстрее, шеф!
Квартира Вилена располагалась на первом этаже добротного кирпичного дома, раньше принадлежавшего какому-то купцу. Велев таксисту подождать чуть в стороне, Иван осторожно подобрался к окну и, подтянувшись, заглянул, увидев сквозь щель меж двумя занавесками почти идиллическую картину – Генька, в белой, с красным пионерским галстуком, рубашке, безмятежно пил чай из большого выщербленного блюдца, а сидевший рядом с ним Вилен, широко – а по мнению Раничева мерзко улыбаясь, подсовывал ему пирожные. В смежной комнате вдруг дернулась занавеска – похоже, там был кто-то третий. Интересно, почему скрывался? Или этот третий – Кощей? Тогда все понятно… Ну, слава Богу, кажется, успел вовремя!
Иван перевел дух и, войдя в подъезд, громко постучал в дверь.
– Из бригады содействия милиции! Немедленно открывайте, гражданин Ипполитов.
За дверью замялись… Вдруг потянуло сквозняком… Хлопнуло окно.
Кто-то сбежал, догадался Раничев.
Дверь открылась.
Не сказать, чтобы Вилен был особенно растерян – собственно, он ничего еще и не делал. Ну подумаешь, пил чай со знакомым мальчиком, ведь не водку же!
– Вам, собственно, что, товарищ?
Иван от души приложил его кулаком в скулу. Охнув, Вилен отлетел к стенке и медленно сполз по ней на пол.
– Хорошо, – сам себя похвалил Раничев. – Не потерял еще навык…
– Что тут такое? – заглянул в коридор Генька… – Ой, дядя Ваня, вы?!
– Чаи гоняешь? – Иван строго посмотрел на мальчишку. – А мать, между прочим, убивается.
– Так еще время-то пять! Да сами-то гляньте!
Войдя вслед за Генькой в комнату, Раничев посмотрел на стоявшие на комоде часы. Стрелки показывали пять минут шестого.
– Вилен Александрович сказал, еще полчаса посидим, а потом он меня отвезет, – пояснил мальчик. – У него ведь машина с шофером. Ой, а что это с ним?
– Так… Солнечный удар, видно, – нехорошо ухмыляясь, Иван заглянул в соседнюю комнату… Ну, так и есть – окно распахнуто настежь, на подоконнике – грязные следы сапог. А вот на столике, рядом… Моток тонкой туристской веревки и распечатанная упаковка снотворного.
– Генька, ты как?
Иван выскочил в комнату и осекся – завалившись на стоявший у стола диван, мальчик сладко спал.
– Вовремя! – Раничев улыбнулся и, подойдя к поверженному работнику профсоюзов, наклонился и тихонько пошлепал его по щекам.
– У-у, – заныл Вилен. – Больно…
– Это хорошо, что больно, – осклабился Иван. – Очнулся? Теперь послушай меня, тля!
Проведя профилактическую беседу, Раничев схватил мальчика в охапку и, выйдя из дому, подошел к такси…
В доме Надежды, на кухне, сидел Силыч. И принесла же нелегкая! Войдя, Иван осторожно положил Геньку на диван.
– Что с ним? – встрепенулась Надя.
– Спит… Наелся в школе снотворного и спит. Вообще хорошо бы желудок промыть.
Надежда захлопотала у сына.
– А, и ты здесь, – Иван обернулся к Силычу. – Ну, здравствуй.
– И тебе добрый вечер… легаш!
Раничев недоуменно обернулся и вздрогнул: прямо на него смотрело черное дуло нагана.
– Э, ты чего это?
– Я-то ничего, – гнусно осклабился Силыч. – А вот ты… Надежда, закрой-ка дверь на крючок… Закрой, я сказал! – бандит прикрикнул, и женщина неохотно повиновалась, бросив на Силыча быстрый ненавидящий взгляд. Видно, разговор тут у них был тот еще!
– И не зыркай тут мне, не зыркай.
Велев Раничеву сесть в углу, Силыч перевел ствол нагана на спящего Геньку.
– Я ведь, Надюха, давно бы мог щенка твоего пристрелить.
Надежда вздрогнула.
– Я же предупреждал – без моего слова никуда не срываться! – зло продолжал бандит. – А ты, сучка… Это что, а?
Он кивнул на стол. Иван присмотрелся и увидел железнодорожные билеты… Так вот, значит, как… Недаром она к шести Геньку ждала! И ведь даже ему, Ивану, соврала – видно, все ж таки не до конца верила.
– Что это, тварь, я тебя спрашиваю? – распалялся Силыч. – Ишь, крутит тут жопой… Покрути еще у меня… А ну, иди в комнату и сиди там! Не дай Бог нос высунешь, считай тогда – нет твоего щенка! А ты, голубок… – дождавшись, когда Надежда ушла, бандит с прищуром посмотрел на Ивана. – Егоза и Кощей – это ведь твоих рук дело. Видели тебя с Егозой на вокзале… Значит, помощничков от меня убрал, сам хотел все выведать… Да я хитрей тебя оказался, легаш!