Свое начало она — так ее обычно изображают картографы того времени — берет где-то в районе Новой Гвинеи (чго собой представляет эта самая Новая Гвинея, тоже еще не ясно: самостоятельный ли остров или оконечность Южной земли) и, расширяясь, тянется через южные широты Южного моря к Магелланову проливу.
Отправиться на поиски Неизвестной Южной земли можно было только из Перу — при соответствующем разрешении, конечно.
Все было, однако, непросто. Помимо всего прочего, тот, кто хотел служить на судах испанского королевского флота, подвергался строгому экзамену в так называемой Торговой палате, которая еще со времен Америго Веспуччи была одновременно и своего рода навигационной школой и школой картографов. Ни один корабль не мог выйти без ее ведома из Севильи, главной испанской гавани, и никто не вправе был ступить на палубу корабля, идущего в Новый Свет без ее разрешения. Что уж там говорить о тех, кто вел корабли, о кормчих, которым доверялись секреты атлантической службы. От них требовали не только знания географии, космографии, морского дела, правил кораблевождения, но в довершение всего еще и доскональнейшего знания маршрутов, по которым шли корабли в Новый Свет и обратно..
Кроме того: в испанские владения в Америке допускали только тех, кто мог доказать, что в числе их родственников и предков нет иудеев и мавров. Не разрешался въезд и новообращенным — тем, кто, отрекшись от веры отцов, перешел в католицество.
С этой стороны Киросу как будто не угрожали неприятности. Но вот экзамен, несмотря на то, что у него был диплом португальского кормчего, ему держать пришлось. Экзамен проводила целая комиссия во главе с главным кормчим испанского флота. В нее входили космографы, служившие в палате, и пять-шесть опытных кормчих. Как потом вспоминал Кирос, это было нелегкое испытание. Дотошно и строго проверяли кормчих в Торговой палате. Вдобавок следовало иметь еще и определенный стаж плаваний.
...И вот наконец получен еще один диплом. Официальные преграды позади. Кирос отправляется в Перу. К сожалению, мы не знаем точно, когда это было. Известно лишь, что в 1590 году у него родился сын. Жена Кироса, донья Анна Чакон де Миранда, родом из Мадрида, была чистокровной испанкой, дочерью лиценциата Хуана Коведо де Миранда.
Взял ли Кирос с собой семью сразу, приехала лиона потом? Увы, и о семейной его жизни мы осведомлены очень плохо.
Небыстро совершались путешествия через Атлантику в те времена. В одиночку суда не пересекали океан: в гвинейских и антильских морях разбойничали пираты, и давно уж корабли из Севильи, равно как и в Севилью, ходили большими эскадрами, 30—40 торговых судов и не меньше десятка конвойных, военных. Снарядить такую флотилию было задачей хлопотливой. По три- четыре месяца длились приготовления, да и через океан шли не слишком ходко. Порой приходилось неделями стоять у Канарских островов или у Малых Антильских, пережидая бури. И штили тоже частенько задерживали флотилии.
В Карибском море корабли обычно расходились: те, которым надобно было попасть в Мексику, поворачивали на северо-запад, к Гаване и Вера-Крусу. Остальные направлялись в гавань на Панам'ском перешейке, носившей звучное имя Гавани Господнего имени. Дальше начинался переход посуху, дорогой, проложенной конкистадорами вдоль тихоокеанского берега — в Перу.
Расположенная на западе вновь открытого материка, омываемая водами безбрежного Тихого . океана, эта страна была одним из основных плацдармов, захваченных испанцами в Новом Свете.
В своем большинстве завоеватели населяли города. Что же касается коренных жителей —индейцев, те в основном жили в деревнях и умирали там же. Умирали раньше времени от голода, побоев, изнурительного, непосильного труда; их буквально сживали со света, не зная никакого удержу в своей алчности, бесчисленные большие и малые новоявленные «господа», владельцы земельных угодий, «хозяева» копий, торговцы, чиновники.
«...Так уж повелось, что сюда попадают ненавистники всякого рода, люди надменные, много о себе мнящие, и они только и думают, как бы побыстрее нажйть деньгу», — отметил в своем дневнике один из их современников.
«Городом волхвов» нарек новую столицу Перу основавший ее 6 января 1535 года, в день «Святого крещения и трех волхвов», Франсиско Писарро. Ему хотелось, чтобы она находилась на побережье, но в то же время и не вполне на берегу моря. Такое место на плоской и унылой прибрежной равнине удалось разыскать в долине небольшой реки Римак. Чуть смягченное на испанский лад наименование это стало вторым, более прозаическим названием города. Лимой именовали его, и был он расположен в восьми милях от моря, морскими воротами Лимы был бойкий порт Кальяо.
Настанет еще время, когда в середине XVII века каменщики и архитекторы, прибывшие из Испании, в первую очередь из Андалузии, окончательно придадут Лиме ее характерный испано-мавританский облик.
Пока же каменных домов в городе было немного. В основном же их возводили из адобы — кирпичиков, смешанных с соломой и овечьим пометом, а потом высушенных на солнце. Эти постройки белили, украшали верандами, резными деревянными балконами, и, право, они со своими дверьми-порталами почти не отличались от обычных испанских домов, даже решетки на окнах были. Разумеется, немало насчитывалось в Лиме простых, без всяких затей глинобитных хижин.
Город был велик. В Новом Свете он уступал по величине лишь Мехико и, пожалуй, превосходил его в ту пору по значению. Он был просторным, все улицы его не чета извилистым и узким улочкам Эворы, да и Лиссабона и Севильи, были прямыми как стрела. С завидным постоянством и через строго определенные промежутки их пересекали под прямым углом переулки. Помимо широкой Пласа Майор, главной площади, с ее традиционным собором (здесь, в столице, он был особенно велик, хотя сложен не из камня, а из необожженного кирпича), с домом архиепископа и зданием Аудиенсии, верховной канцелярии, в Лиме насчитывалось еще 32 других площади — в основном перед церквами, которых уже успели построить множество.
...От Мексики до Чили — ве1зде поселения сооружались по одному и тому же плану: квадраты кварталов, просторная главная площадь, на ней друг прртив друга собор и дворец управителя, в городах поменьше — церковь и дом местного главы власти. И даже пригороды походили друг на друга: в сырых и грязных глинобитных хижинах, в землянках жили здесь коренные обитатели страны.
Знал ли 1(ирос о злоключениях Менданьи, о том, что после 23-летнего перерыва, происшедшего отнюдь не по вине мореплавателя, тот теперь вновь собирается в Южное море? Весьма вероятно. И уж наверное не мог не знать о его первом путешествии. Шутка ли сказать: единственная, да к тому же относительно недавняя экспедиция, отправившаяся в южные широты Тихого океана и увенчавшаяся успехом — после путешествия Магеллана и последовавшего за ним Лоайсы, который Магеллановым же маршрутом пришел к Молуккским островам.
На Молуккские острова и на Филиппины испанцы ходили теперь из мексиканской гавани Акапулько, возвращались еще севернее, а Южное море по-прежнему оставалось таинственным и малоизученным.
...А может быть, Кирос и в Перу-то отправился, прослышав о том, что Менданья продолжает добиваться исполнения своей мечты?
Шумит под полуденным солнцем южный город. Кого только ни увидишь на его улицах: солдат в потертых кожаных куртках опоясанных яркими перевязями; индейцев, боязливо крадущихся вдоль стен; матросов, успевших уже с утра обойти близлежащие кабаки; важг ных чиновников колониальной администрации, едущих в красных возках в свои учреждения; монахов, одетых в черное. Один за другим тянутся караваны: ламы, мягко переставляя лапы, бредут мимо облицованных мрамором особняков и глинобитных хижин, мимо колодцев и беседок, лавок и питейных заведений, кафедрального собора и бесчисленных часовен; безропотно доставляют они золото и серебро, пряности, ткани, фрукты, все, чем богата страна, ее горы, ее народ.
...Двое мужчин сидят в высоком прохладном кабинете. Перед ними на столе квадрант, циркули, навигационные таблицы, пергаментные свитки, книги. И большая морская карта mar del Sur, Южного моря, с нанесенным на ней маршрутом к отысканным Менданьей в дальних далях островам. Эти двое склонились над картой; -
Один из них, естественно, возглавит экспедицию. Другой станет ее главным кормчим.
Кое-кто не забудет попенять Менданье на его выбор: не кажется ли сеньору, что Кирос молод? Что есть люди более опытные, чем он? Но Менданья твердо стоит на своем, он имел возможность убедиться в незаурядных познаниях молодого кормчего, в широте его замыслов, в бескорыстной преданности делу. И непрошеные советчики уходят ни с чем.
...Пройдет, однако, еще немало времени, прежде чем флотилия Менданьи наконец-то ляжет на желанный курс.
Глава третьяВ путь
Итак, 9 апреля 1595 года! Окончены последние приготовления, позади предотъездная шумиха. Из Кальяо, гавани Лимы, выходят четыре корабля. И уже с самого начала начинается непредвиденное. В гавани Череппе, севернее Кальяо, куда корабли заходят, чтобы взять на борт несколько семей будущих переселенцев, завербованных в долинах Трухильо и Сенья, моряки альмиранты (так по традиции именуется судно, на котором находится адмирал — по-испански альмиранте, — заместитель командующего флотилией) видят крепкий, хороший галеот, груженный мукой и сахаром. Несколько офицеров во главе с адмиралом (им известно, что Менданье даны права приобрести в случае необходимости для своей экспедиции, за плату, конечно, любое подходящее судно) решают завладеть кораблем. Но просто так этого не сделаешь. Не согласится Менданья, поднимут шум владельцы галеота. С какой стати им отдавать судно? И в ход идет хитрость. Заговорщики устраивают на своем корабле течь и докладывают Менданье, что нужно, пока не поздно, обменять альмиранту (поди поплыви на ней, коли она с самого начала того - и гляди затонет) на этот корабль.
Менданья не очень хочет совершать этот обмен, но течь серьезная, офицеры настаивают, и он вынужден согласиться. Стоимость приобретенного таким образом судна на шесть с половиной тысяч серебряных песо больше, чем альмиранты. Владельцы судна вынуждены подчиниться вице-королевскому предписанию и согласиться на обмен. Но один из них в сердцах заявляет: будь по-вашему. Но пусть бог проклянет это судно.