Хусс молча надевает наушники. Зажигается лиловато-розовая контрольная лампочка. С удивительной быстротой неуклюжая рука радиста подрагивает на ключе, отбивая знаки морзянки — затверженный сигнал. «Гадюка» ищет в эфире своего таинственного ядовитого партнера…
— Есть связь! — сообщает Хусс через несколько минут.
Старик кивает и закуривает новую сигарету. Медленно диктует он с листка бумаги зашифрованный текст. Отрывисто стучит ключ. Левша, присевший на край нар, с почтительным любопытством сначала следит за их работой, потом тихонько выходит из бункера.
— Чертово отродье! — шепчет Хусс и поднимает испуганный взгляд. — Связь оборвалась, «Скорпион» нас не слышит. — Он снова включает контрольную лампу. Она мигает нормально.
Покусывая от волнения губы, следит Старик, как радист торопливо и нервно копается в аппарате. От этого нет проку — в наушниках по-прежнему бьется тревожащий слух сигнал: «Вас не слышим! Вас не слышим!» Хусс в растерянности. Его сообщник комкает сигарету и нервно барабанит пальцами по столу. И вдруг оба резко поворачиваются. В руках у Старика направленный на дверь револьвер, радист — в лице ни кровинки — тянется к висящему на стене автомату.
В дверях возня. Левша, чертыхаясь, вталкивает в бункер двух мальчишек в красных пионерских галстуках.
— Вот эти щенки, — объясняет Левша громко и сипло, — свернули антенну. Сопляки, чуть было не удрали!
Старик, к которому вернулось равновесие, быстро подходит поближе и резко задирает подбородок одного из мальчишек. На лице у того испуганное изумление.
— Товарищ… товарищ Хансен?
— Вы… ты тут?! — Старик ошеломлен. — Как ты сюда попал? Кто тебя провел? — кричит он.
Звено, шагом марш!
Отгоняя руками злые комариные стаи, сидят пионеры, прижавшись друг к другу у бункера и напряженно ждут. Перед ними густой кустарник, а дальше на фоне розовеющего неба становится все черней зубчатый силуэт леса.
«Тий-тий-тий! Тий-тий-тий!» — через короткие промежутки подает условный сигнал звеньевой. На лицах ребят волнение и растерянность, смешанная с надеждой, они прислушиваются и затем снова озабоченно сутулятся. Лес молчит, и незаметно гаснет за зубчатым краем леса розовый отсвет. Над головой невидимая рука зажигает первую поблескивающую лампочку-звезду.
— Они заблудились! — вздыхает Сальме и заламывает пальцы так, что они начинают трещать. — Стемнеет и…
Ааду решительно поднимается.
— В конце концов, я отвечаю, ясно? Ребят надо найти. Ты, Сальме, пойдешь со мной, а ты, Яан, останешься тут старшим.
И только попробуй удрать из штаба!.. Ну, пошли!
Осторожно ускользают они в чащу. Остающиеся провожают их долгим взглядом. Нижняя губа Урмаса вот-вот задрожит, светлые ресницы Яана взволнованно мигают. Сунув руки глубоко в карманы штанов, он мгновение спустя вытаскивает их оттуда, кашляет, бросает исподлобья взгляд на своего товарища, выпячивает грудь и командует:
— Звено, на месте!
— Звено, на месте! — командует он снова, но Урмас не двигается. — За мной шагом марш! Ну скорее же!
— Куда ты идешь? — Испуганный Урмас хватает его за рукав.
Яан сбрасывает его руку и повторяет:
— Был приказ: звено, шагом марш! Ну!
— Ааду не велел уходить отсюда! — сопротивляется звено, состоящее теперь из одного человека.
— Сейчас приказываю я! — объявляет начальник тоном, не допускающим возражения.
В позе человека, готового к бою — голова втянута в плечи, корпус наклонен вперед, — Яан шагает впереди, высоко поднимая ноги. Боязливо озираясь, идет за ним по пятам Урмас.
— Наша задача — не терять их из виду. И обрати внимание: они не должны ни видеть нас, ни слышать!
— Но и их не видно больше!
— Это не важно! — машет Яан рукой. — Мы пойдем по следу… Видишь, здесь стебли затоптаны.
Урмас шмыгает носом и плетется следом за Яаном. Однако шаг следопыта становится все неувереннее.
— Очень быстро темнеет, — сообщает Яан спутнику. — Но это неважно… Даже хорошо, что темнеет, звезды будут ярче. Потому что я передумал: мы лучше будем двигаться по азимуту. Это гораздо надежнее, верно?
— У нас же нет ни карты, ни компаса! — сетует Урмас.
— «Карты и компасы»! — презрительно передразнивает Яан. — Карта и компас для беспомощных… У нас есть звезды. Смотри, вон та, самая яркая… м-м-м… Я сейчас не могу вспомнить. Но это и не важно: А мы будем держаться от нее на два пальца влево, и это еще надежнее, чем по компасу!
Противные заросли сменяются сумрачным подлеском. Среди веток ели копошатся какие-то птицы. И снова тишина вокруг, которую нарушают лишь приглушенное дыхание мальчишек и потрескивание веток, вдавливаемых подошвами в мягкий мох. Время от времени между вершинами елей сверкает яркая звезда, и Яан протягивает к небу два пальца.
— Все в порядке! — шепчет он на ухо своему спутнику. — Мы идем точно!
— Но куда? — шепотом спрашивает Урмас.
— Куда? — задумывается Яан. — Ну, во всяком случае, вперед!
Неожиданно из ближайшего куста слышится яростный шорох.
— Ложись! — хрипит Яан и бросается на землю, затаив дыхание.
Топ-топтон, топ-топтон, топ-топтон… — удаляются чьи-то бегущие шаги.
— Это… я думаю… Кажется, был заяц? — с одышкой говорит Урмас, когда все снова стихает.
— Да, конечно, зайчишка, да! — быстро соглашается Яан. Словно немного стыдясь чего-то, оба встают.
— А ты не струхнул, а? — неуклюже спрашивает Яан.
— Но на тебя тоже будто… страх напал, верно?
— Иногда лучше быть немножко боязливым, чем слишком смелым! — ловко уклоняется Яан от прямого ответа. — Ну, двинемся дальше!
Разговор у костра
Левша подбрасывает дрова в затухающий костер. На мгновение все вокруг погружается в густой полумрак. Но затем из горького дыма выпрыгивает шустрый язычок пламени. Осторожно, словно нащупывая, он лижет сухие поленья, сжимается, чтобы взять разгон и, разбрызгивая искры, снова вырваться вверх. Пламя становится большим и ярким и рисует дьявольские пляшущие тени на вертикальных стенах напоминающего окоп укрытия.
Мужчины расположились возле костра на обгоревшем дерне. Приложившись к бутылке, безмолвно передают ее из рук в руки. По очереди отрезают они ломтики запеченного на углях куска бекона и мутными глазами глядят в огонь.
— Эти проклятые щенки, попомни мои слова. Старик, накличут на нас беду! — предсказывает Левша.
Старик нервно попыхивает папиросой.
— Немыслимо, — хмуро рассуждает Хусс, — чтобы мальчишек не начали искать. А следы приведут сюда.
— Без карты никто дорогу к нам не найдет, — говорит Старик. — Карты мальчишек у меня. Но предосторожность не помешает. Завтра соберем один из пулеметов и на всякий случай оборудуем на болоте позицию. Из правильно расположенной огневой точки на этом проклятом богом болоте можно в одиночку скосить целую роту. Хотя я никак не верю, что нам представится такая возможность. Мальчишки пошли бродить по болоту и утонули — так объяснят их исчезновение. Такие случаи здесь и раньше бывали.
— Что делать со щенками? — спрашивает Левша.
— Посмотрим, — кратко отвечает Старик. — Очевидно, придется…
Левша многозначительно жестикулирует ножом. Старик кивает.
— Чего долго канителиться? — хрипит Левша, делает большой глоток из бутылки и хочет встать. — Пойду, покончу с этим делом…
— Сиди, глупая башка! Успеешь завтра выпустить им кишки. Надо сперва как следует допросить их. Завтра они у меня заговорят!
— «Завтра»! — не унимается Левша. — На завтра других дел хватит. Не нравится мне эта история!
— «Не нравится»! — передразнивает Левшу Старик. — Мало ли что тебе не нравится… Пей, Хусс, не дуйся… Тут нужны крепкие нервы. Я не спорю — сидим все время, как на мине с заказным взрывателем, и не знаем, когда она взорвется. Но взлететь на воздух мы не должны и… не хотим! Эти мальчишки сами по себе — ерунда! Все дело в том, что с каждым днем наше положение становится опаснее. И в одном Хусс прав: не стоит надеяться, что наши шефы так уж дорожат нашими головами. Но мы и сами знаем себе цену! Слишком долго мы засиделись в одной норе, господа, это не разумно! Вот примем этих типов и тогда… подадимся отсюда!
— Куда? — спрашивает Хусс недоверчиво.
— Место уже более-менее присмотрено. — Старик понижает голос почти до шепота.
— Мне удалось завербовать одного человека, — объясняет Старик. — Он запустил руку в государственную кассу и засыпался. Я покрыл недостачу, взял с него расписку. Он у меня в руках.
Словно выстрел — треск ветки. Старик прижимает обоих своих сообщников, которые хотели вскочить, и молча, жестами велит им действовать бесшумно. Все трое оглядываются. Вокруг непроницаемая темнота и могильная тишина. Старик взмахивает рукой. Левша и Хусс умело и осторожно ползут в разные стороны. На лбу у Старика появляются крохотные капельки пота. Он выхватывает из заднего кармана штанов пистолет и напряженно прислушивается. Отползает от костра, прижимается к стенке окопа и, держа пистолет наготове, бдительно глядит вверх и громко продолжает сам с собой прерванный разговор:
— Вот так, ребята… покрыл я его недостачу… Друга всегда надо выручать… как и полагается…
Связанные руки
Тонкая, как волос, полоска света в двери становится все бледнее. Еще лишь несколько секунд сохраняется, скорее угадываемый, чем различимый глазом, отсвет и… гаснет…
В блиндаж не доносится ни звука. Тишина такая, что, кажется, слышен стук сердца в груди. Да время от времени нарушает тишину шорох осыпающихся с потолка комочков земли.
Связанные ноги мальчиков болят, связанные за спиной запястья начинают набухать и вызывают адские мучения. Сырость скользкого земляного пола проникает сквозь одежду. За пазухой у Хиллара щекотно барахтается шустрая букашка. Лоб Пеэтера жалит комар. Безнаказанно бесчинствует целую вечность и улетает.
Мальчики уже давно молчат. Да и о чем разговаривать? Жаловаться стыдно, радоваться нечему. Уже обсуждены всевозможные варианты побега, но у всех один недостаток — они почти неосуществимы.