Но когда мы вернулись чуть назад, где отмель перетекала в доступный для подъема холм, забрались на него, ступили под деревья, под которыми и пришлось бы идти, то стало ясно: никуда не денешься, придется заночевать.
Вовремя я вспомнил, что такое сумерки в этих широтах. В том смысле, что сумерек тут не бывает. Казалось бы, дневной свет только-только начинает меркнуть понемногу, и вдруг бац — будто рубильник выключили: по небу мигом растекается чернильное пятно, и вот уже темно, как у негра в кармане… В городе, где ночная иллюминация, это не так заметно, зато тут, в лесу… Наугад, ночью, по джунглям — нет, ребята, это мимо кассы.
Аккорд девятыйУжин на природе
Предгорья Анд начинались на этом отрезке побережья от самых вод Тихого океана. Русские беглецы, сами того не зная, вышагивали уже по знаменитой горной системе, самой длинной на Земле, протянувшейся от северной до южной оконечности материка под названием Южная Америка. Но их волновала не торжественность момента, их волновало, где бы приткнуться на ночь. Места для ночлега, надо сказать, случились подходящие. Возвышенность набирала высоту уступами, похожими на ступени для великанов, каждая из которых словно сложена из отдельных плит. Какой-нибудь из этих уступов они дружно порешили использовать как естественную стену их ночного лагеря. Они искали такой, где, может, образовалась при помощи ветров и осыпей какая-никакая пещерка. Но пока желанная не отыскивалась.
Лес произрастал на этих склонах не очень страшный. Не густой. Деревья большей частью низкорослые. Заросли кустарника не представляли собой непроходимых скоплений. Короче говоря, не складывалось впечатление, что вокруг затаились отморозки животного мира. Впрочем, еще только начинало смеркаться и в лесу было сумрачно, но не темно.
Они брели по лесу, называемому жестколистным, огибали литреи и пеумусы, касались похожих на дубовые листьев мыльного дерева. Миша задержал взгляд на стволе любопытной формы, того не ведая, что перед ним бутылочное дерево, редкое в этих местах. Семена его, наверное, занес ветер с саванн, и оно прижилось. Миша хотел сострить по поводу бочковидного ствола, но не успел — его товарищи по странствиям уже прошли вперед.
И не было рядом ни Паганеля, ни кузена Бенедикта — в общем, того, кто бы объяснил: вот это, дескать, бестолочи, возвышается знаменитое красное дерево, а вон то называется гевея, се — пролетает такой-то летун, проползает такой-то ползун и вся такая прочая ерунда.
Наконец они обнаружили что-то подходящее. Уступ двухметровой высоты, на котором располагался следующий уступ, который их уже не интересовал. А в том, что интересовал, имелась ниша небольшой, но достаточной глубины. Перед нишей красовалась милая полянка, на ней, кроме мха, ничего не росло.
— Годится, — выдал заключение Борисыч, присев на корточки и по-чингачгуковски всматриваясь в почву. Своим появлением они вспугнули стайку толстых носатых туканов. Туканы недовольно поднялись в воздух, лениво махая черными крыльями, и вскоре исчезли среди деревьев. Кружилась голова — от влажности, от запахов воды, болота, океана, тропической растительности.
— Пить опять охота, — признался Вовик, потряхивая промокшими кроссовками.
— Да, я уже об этом подумал, воды не помешало бы набрать, — сказал Алексей, опуская свой конец носильной палки, в то время как Люба опускала свой.
— Сходить и набрать, делов-то, ядрена-матрена. В мой пакет, где баксы. Если не дырявый, — предложил Михаил. Он уже сидел на кочке, уже содрал с ноги один сырой ботинок. «Фу-у-у!» — счастливым выдохом озвучил он избавление от второго ботинка.
От океана они отошли совсем недалеко. Отсюда его было не увидеть, мешали деревья и горный рельеф, но дыхание его чувствовалось. Воздух был насыщен влагой. Эта особая примесь в воздухе вновь напомнила Алексею о Черноморском побережье Кавказа.
— Мы еще лучше сделаем. Из сдутой секции.
Алексей взялся освобождать скатанную лодку от капроновой бечевы. Он разрезал веревку, но не где попало, а рядом с узлом. После стал снимать виток за витком и сразу же скручивать в моток.
Татьяна вскрикнула: «Ай!» — и шлепнула себя по голени.
— Комары, — всмотрелась она в останки приконченного насекомого. Голос звучал растерянно.
— Москиты, — мрачно поправила Люба. — Зажрут ведь ночью.
— Да… Но пока нам везет со страшной силой, — сказал Алексей. — Москиты, кукарачи, желто-лихорадочный гнус, малярийные комары, летучие мыши-вампиры, лягушки кокои… Тут этого добра хватает. А мы пока живы и невредимы. Блин, как ее, лихорадка Денге, во, энцефалит… а у нас ни хлороквитана, ни даже сульфадоксина… Да к тому же… Блин, на носу ж сезон дождей! Тогда вообще кранты!.. Не, правда, ведь только сейчас вспомнил: если дожди нас тут застанут — нас никто не найдет. Ни бандиты, ни Господь Бог! Фу-у… — Алексей вытер внезапно вспотевший лоб.
— Ага, я тоже читала, — как эхо откликнулась Татьяна. — Сначала несколько дней льет, точно примеривается, потом пауза, а потом ка-ак зарядит месяца на три не переставая… Ой, мамочки…
— А куда ж тогда вся эта дождевая вода девается? — с юннатовским интересом спросил Вовик. — Тут, по идее, не то что мы, тут все деревья захлебнулись бы…
— Реку видел? Вот по таким рекам она в океан и уходит. Как в Грузии, — мрачно ответил моряк.
— Ты что, бывал здесь? — как бы невзначай закинул очередную удочку Михаил. Он производил осмотр босых ступней с тщательным их ощупыванием. И, судя по гримасам, остался не очень доволен результатами. Однако Леша на удочку не попался, отмахнулся:
— Плавали, знаем… Отстань, а? В общем, главное сейчас — костер не разжигать: налетит и наползет на огонек столько всякого… — Он кинул Любе капроновый моток — остатки от бухты, угроханной на «обманку»: — На, зашхерь поглубже, вон у тебя сколько карманов теперь…
Лешка быстро раскатал лодку, расправил складки и, вертя в руке нож, призадумался.
— Я думаю, надо сделать так. — Борисыч встал рядом. — Надуем лодку, чтоб была у нас вместо матраса. Нарежем веток, прислоним к стволу, — кивок на хинное дерево, — соорудим что-то наподобие шалаша, все ж с комарьем полегче будет. А то летают…
— Угу, — согласился Леха, делая на «резинке» надрез.
— Кусают, падлы. — К ним подошел Михаил, почесывая локоть. — Таких мозолей я и на службе не натирал. А бабы куда-то пошли. — Сел, потом лег на землю.
— По женским делам. В одиночку им страшно. Не волнуйся, вернутся. Борисыч, где шнурки от ботинок? — Леха положил на колени вырезанный из лодочной резины квадрат и теперь протыкал в нем по периметру дырки.
— У Миши.
Получив шнурки, Леша связал их и вдел в отверстия. Получился мешочек, непротекающая емкость для воды с затягивающимся верхом.
— Кто пойдет за водой?
— Я! — откликнулся Миша. — Иначе я, блин, всю общественную воду выдую.
— Давай, Борисыч, сходи с ним. — Алексей распрямился, сунул нож в ножны. — Аккуратней там, смотрите. И побыстрее давайте, стемнеет скоро совсем… — Леха придал голосу заговорщицкий оттенок: — Я надеюсь на тебя, Борисыч…
— …Борисыч, вот ты старый человек, у тебя понятий об этой жизни больше, чем у нас у всех вместе взятых. Можешь ты мне сказать, что за херня происходит?
— Не знаю, Миша. Сначала, когда Энрике убили, я грешным делом решил, что, может быть, война какая-нибудь и всех русских приказано по кутузкам запрятать — до выяснения. Бред, конечно… Эти-то говорили, что им нужен только один…
— И как думаешь — кто этот один?
— Все-таки, думаю, — ты, Миша.
— Че?!
— Ты ведь парнишка не из бедных, да? Сам говорил. Пачку долларов в мешке с тряпьем носишь. Я не знаю, что у вас там сейчас в России творится, но не могло ли случиться так, что ты кому-нибудь из своих конкурентов на хвост нечаянно наступил? Или у тебя счет в швейцарском банке нехилый, или, уж не знаю, нефтью там или героином тайком приторговываешь… Сам должен понимать: если в деле замешаны большие деньги, можно и ракетную атаку организовать, и захват заложников, и военных подкупить… Да что я тебе объясняю…
— Дед, не гони. Я не Березовский и миллиардов на счетах не прячу. Даже «лимона» не наберется, я ж говорил. Конкурентов, блин, конечно, до дури, и на хвосты друг другу мы иногда наступаем конкретно, но так, чтоб потом в другом полушарии за мной люди на самолетах гонялись? Не, Борисыч, у нас в Питере так дела делать впадлу. Если чем-то недоволен, засылай в офис гонца с вопросом, забивай толковище — перетрем в кабаке по-людски, обсудим, глядишь, и без криминала обой… — Он вдруг осекся и о чем-то призадумался. Потом помотал головой, будто отгоняя муху: — Точно тебе говорю, дед, пустышка. Я в этой байде человек боковой.
— Великий и могучий… — пробормотал под нос Борисыч, из всего монолога уразумев только, что Михаил виновником вооруженного конфликта с местными жителями себя не считает.
— Чего говоришь?
— Говорю — наверно, ты прав… Меня, Миша, сейчас другое заботит. Если ночью мы в самом деле случайно пересекли границу с Колумбией и катером никто не управлял и если нашим друзьям в камуфляже в самом деле нужен кто-то из нас, то как они оказались в нужном месте и в нужное время — с ракетной установкой, с моторками, с грузовиком? Не через спутник же следили…
— Ага, понял. Ты думаешь, что кто-то из наших — ихний «казачок», верно? Который и катер через границу перегнал, и отмашку дал — мол, вот они, лохи, начинайте торжественную встречу. Кто он, Борисыч?
— Ничего я не думаю. Я просто вслух размышляю. И с чего ты взял, что это «он»? Может быть, и «она».
— Урою, падлу… Это Лешка, точняк, больше некому. Он ночью в рубке с той соской забавлялся. И с чего это он такой умный? Командует, кому куда! Ну, гнида! И мы его слушаемся еще! На меня еще бочку катил!
— Миша, погоди…
— Борисыч, отвечаю, он! Я еще там, на базе, удивился: моряк — а из автомата лупит реально, как Сталлоне!.. Никакой он, к херам свинячьим, не моряк, подставка он! Назад идем!