— У меня пока слишком мало данных для выводов, Григорий Салтанович, — ответил Никитин и закрыл папку. — Но, по крайней мере, ваше предположение не противоречит известным нам фактам… Однако лично я буду ждать дальнейшей информации.
— Не нравится мне исчезновение катера, — некстати заметил генерал Патренок. — Насколько я знаю, «Неваляшка» не любит прямые акции, предпочитает обходные, естественные, так сказать, пути решения задач. А угон катера — это, извините, ни в какие ворота для агента подобного класса…
— Всякое случается, — возразил Сераев.
— И вообще скажите спасибо, что в этом Ла-Пальма оказался агент такого уровня, — сказал Разумков. — Не понимаю, как нашу персону «А» вообще пустили за границу — да еще в почти противоположную точку земного шара…
— Просто до недавнего времени никто не придавал ей особого значения, — мягко ответил Сераев. — Вот и отпустили… Не-ет, при прежнем Комитете такого бардака не было. Низкий поклон Леониду Аркадьевичу — он первый понял, что за всем этим стоит.
— Слишком поздно понял, — горестно вздохнул Никитин.
— Еще не вечер, — успокоил его Сераев. — Отыщется наша потеряшка… Да и «Неваляшка» не пропадет.
— Давайте не отвлекаться, а? — напомнил о деле Ермакин и повернулся к Разумкову: — Что там с «Академиком Крыловым»?
— Стоит на рейде в точке ожидания, — прикрыл глаза подполковник. — Ждет сигнала, изучает океанское дно. Внимания со стороны колумбийских властей — никакого. Штатовцы пока тоже как будто не шевелятся… Не так ли? — Вопрос предназначался Никитину.
— По моим данным — нет.
— Короче. — Ермакин наконец закурил, шумно выдохнул струю едкого дыма и перевернул копию сводки чистой стороной страниц вверх. — Операция продолжается по намеченному плану: персону «А» необходимо захватить — изолировать — доставить на «Академика» — вернуть в Россию. Все. Большего от нас не требуется. Пока. Следовательно, продолжаем действовать по прежней схеме. Товарищ генерал, — он обернулся к Разумкову, — приказываю вам организовать встречу «Неваляшки» и «персоны» в городе Текесси силами отряда «Кварц» в… в две единицы. Все, совещание закончено. Вопросы, проблемы, неясности?
— Позвольте вопрос, товарищ генерал-майор, — осторожно начал Патренок. — Вы уверены, что персона «А» находится именно в Теке…
— Нет, не уверен, — оборвал Ермакин. — Но я уверен в «Неваляшке». Разумков, группу поддержки в город, обеспечить безопасную доставку «персоны» на борт «Академика Крылова». Сераев, обеспечить бесперебойную… по возможности… связь с нашей агентурой в Ла-Пальма и Боготе. Никитин, продолжить анализ ситуации, о результатах докладывать немедленно. Патренок, на вас «зеленый» коридор для наших друзей через границы на Родину… Совещание закончено. За работу.
И он размочалил в пепельнице недокуренную сигарету.
Мишка в кабине ругался с русскоязычными женщинами, мешавшими ему рулить — визжавшими на поворотах и хватавшими его за майку, прося убавить скорость. Они, видите ли, боялись свалиться в кювет — да, случалось, кюветы переходили в горный склон, по которому катиться можно очень долго. Дорога постепенно забирала в горы. Дорога — глина с закатанной в нее щебенкой — просохла после дождя (стихия, хвала местному Аллаху, угомонилась, и, похоже, надолго), лишь в глубоких выбоинах еще темнела вода, колеса неплохо сцеплялись с покрытием, но… Но женщин можно было понять. Мишка ругался и скорость не снижал.
В кузове подпрыгивали друг на друге ящики, а в них — мороженая рыба. На полиэтилене, покрывавшем ящики (толстом, грязно-белом, каким на другой широте, в другом климатическом поясе садоводы укрывают от холодов свои редиски), подскакивали русские мужчины и одна колумбийская барышня, а на мужских плечах — оружие. Все держались за борта, за выступы на кабине. Холодные ящики острыми ребрами через полиэтилен впивались в зады, натирали их и безжалостно морозили. И это бесило: вокруг жара неимоверная, а задницы мерзнут, как в России-матушке зимой…
Летисия держалась молодцом, хотя ей наверняка было до чертиков страшно. Раскинула руки вдоль борта, вцепившись в него изо всех сил. Закусив губу и сдвинув собольи брови к переносице. Сосредоточившись только на том, чтобы не сверзиться носом на ходящий ходуном пол или, в самом дрянном случае, не вывалиться наружу.
Крутой вираж чуть не выкинул Леху за борт. И если б не врезался морячок щиколоткой в железный штырь, торчащий над бортом, — повис бы по ту сторону кузова. И не факт, что удержался бы на пальцах одной руки, сжимавших занозистую доску кузова с крапинками прилипшей к ней чешуи. Вторая рука потеряла опору, толчком машины ее оторвало от доски заднего борта. Леха взвыл от дикой боли, пробившей ушибленную ногу.
До этого чуть не вылетел из кузова Вовик. И все они скользили по полиэтилену при каждой встряске, при каждом повороте — из последних, казалось, только и состояла дорога.
Когда ногу несколько отпустило, а машина понеслась по прямому участку дороги, Леха скинул с плеча автомат, взял его за ствол и принялся лупить прикладом по кабине.
— Куда гонишь! Тормози! Тише давай!
Колумбийская девушка Летисия смотрела на него со страхом и восторгом.
Лешины крики, относимые встречным ветром, не слышала даже Татьяна. Хотя она сидела по той же стороне машины, по какую находился Алексей в кузове, выставив под ветер лицо. В кабине «мерседеса» пахло рыбой и припахивало бензином. От этой ароматной смеси девушку мутило.
Может быть, Татьяна и услышала бы крики моряка, если бы пятью минутами раньше Михаил со словами: «Ты гляди какой „Отсосоник“!» — не протянул руку к приборной панели, к которой замысловатым образом проволокой и изолентой был приделан приемничек.
— Типа нашей «Звездочки», — вдруг вспомнил он застойные времена и далекое детство.
От колумбийской «Звездочки» тянулся проводок к крыше кабины.
— Конкретная антенна, — восхитился Михаил, свободной рукой нащупывая на пластиковом корпусе кнопку включения.
Кабину наполнил дикий треск, перемежающийся таинственными шорохами.
— Выруби, — поморщилась Люба, до того сидевшая в злом молчании.
Повернув какое-то колесико, Михаил наткнулся на музыкальную волну. Передавали бравурные военные марши.
— Зашибись, с музоном покатим! А ты говоришь — «выруби»…
Вот марши-то и помешали Татьяне услышать крики Алексея. Но удары по кабине не расслышать было трудновато.
— Че барабанят, че им надо? — удивился шофер.
— Чтоб ты ехал потише, — объяснила Люба. — Тебе же говорили.
— Да куда уж тише! Тащимся, как в гробу. Тьфу… Ну, ладно, раз так… Хрен с вами, поедем, как мимо гаишного поста…
Но о выстраданном решении спонсора Алексей понятия не имел и, не дождавшись реакции на свои действия, видя впереди новые повороты, примерился, взялся поудобнее и вышиб прикладом стекло. Оконце кабины, обращенное к кузову, замызганное до полной непрозрачности, разлетелось вдребезги.
Грузовик, взрыхливая грязь, остановился.
— Че надо? Че ты стекла ломаешь? — Водила распахнул дверцу, выбрался на подножку, с нее заглянул в кузов. Из кабины вместе с Мишкой вырвался марш Бранденбургского полка.
— Куда гонишь? Не дрова в кузове! — Леша сел на ящики, задрал штанину, чтоб рассмотреть место ушиба. — Медленнее давай!
— А погоня?
— Уй, мать, как болит…
Летисия перекрестилась, прошептала что-то себе под нос — не иначе, молитву — и снова вцепилась в борт.
— Ты вот что, родимый… ты все же постой минут пяток, а? — заговорил бледный, как простыня, Борисыч. — Угробишь ведь… — Выдернув рубаху из брюк, он, морщась, потирал поясницу. — Рыбу надо повыкидывать. Иначе или вывалимся, или кости переломаем.
— Девка обидится. Ловила, ловила… — Вовик меньше других в кузове казался недовольным Мишкиной ездой.
Лопес не знал о засаде на повороте. Но знал, что его командиры будут полными кабронис, если не перекроют дорогу на развилке. Распоследними сопливыми мучачосами, не видящими дальше собственного носа…
— Развилка от деревни, внаглую затопленной русскими, километрах в семи. Недалеко. Ну и? — спросил себя сержант. Быть или не быть героем?
Лопес закурил сигару — предпоследнюю в его запасах. Скоро придется травиться сигаретами подчиненных.
Русские могут дать неплохой бой, это к пастору не ходи. Тем более что они явно не простые русские. Они явно диверсанты. Затопить селение, затопить дорогу за каких-то полчаса, едва не оторваться от погони — это я вам скажу! Рядовой Вальдерама пропал без вести, рядовой Гонзалес ранен, капрал Ринальдо убит, оружие его пропало… И разве может быть простым человеком тот русский, который чуть ли не влетел в деревню на надувной лодке, завывая, как тысяча дьяволов?! Что это было? Психологическая атака? Вполне возможно: бойцы вон до сих пор в себя не придут, страх и помешал им схватить проклятого «серфингиста». Кто, ради Святой Матери Богородицы, кто, ответьте, способен на такой маневр, кроме профи?!! Хорошо хоть, что водную преграду сержант-водитель преодолел с наскока, еще минут десять — и из той гребаной деревни их вывозили бы исключительно вертолетами. А эти ступидос, его командиры, так их и эдак, играют в шпионские игры, насмотрелись джеймсов бондов, из любой ерунды делают тайну. Нельзя знать то, нельзя это… А горим мы, простые солдаты. Вот пусть Маэстро с Диего Марсиа попробует взять живьем вооруженный отряд в шесть боевых единиц, из которых несколько человек явно имеют спецподготовку и умно командуют остальными. Почему нельзя было сказать определенно, кто им нужен?!
Лопес сплюнул в окно желтой слюной. Приказ надо выполнять, это закон… но выполнять можно по-разному.
— Как думаешь, далеко они? — повернулся он к шоферу.
— Судя по тому, как пыль осела, километр между нами, — ответил шофер.
— Где ты пыль увидел?
Шофер щербато улыбнулся, его лицо стало похоже на печеное яблоко:
— Двадцать лет кручу руль по этим дорогам.
— Помнишь, конечно, где поворот на город?