- Девятьсот девяносто пять “жи”… - “подтвердил” автомат.
Академик умолк, с трудом переводя дух. Вскоре нельзя уже было шевельнуть ни рукой, ни ногой. Тысяча “жи”, то есть десять километров в секунду за секунду! Тысячекратная перегрузка веса! Это был предел защитной мощности антигравитационных костюмов. Мы и так до отказа вывели гравитационные излучатели. Выйди сейчас из строя антигравитационная защита - и конец, потому что при таком ускорении каждый из нас весил семьдесят-восемьдесят тонн! Нас мгновенно раздавила бы собственная тяжесть.
… Истекал второй час. Больше не выдержать перегрузки… “Урания” развила за эти сто двадцать минут скорость с девяноста тысяч до ста шестидесяти тысяч километров в секунду. “Кажется, проскочили”, - с облесением сказал я себе, когда турбулентные вихри, сквозь которые призрачно проступало лохматое светило, стали медленно сползать с экрана.
Едва мы отдышались после этой бешеной гонки, как Самойлов снова заговорил о Сверхновой:
- Я изложил только одну из теорий процессов, вызывающих гигантскую космическую катастрофу - вспышку Сверхновой. Более обоснованной является радиоактивная теория вспышек…
- Петр Михайлович! - взмолился я. - Пощадите… Мне все это хорошо известно!
Ученый усмехнулся и снисходительно произнес:
- Ну, хорошо… Закончим беседу о сверхновых звездах в другой раз…
Описывая сложную кривую, “Урания” с малой скоростью огибала океан бурлящей раскаленной материи - детище Сверхновой звезды. Меня мучило то обстоятельство, что, идя в обход Сверхновой, мы затратим годы и годы, так как нельзя развить скорость свыше пята тысяч километров в секунду. Интересно, сколько времени протекло на Земле? Универсальным часам после их странного поведения при суперсветовой скорости я не доверял.
Академик сказал мне:
- А эта Сверхновая - старая знакомая ученых: первую ее вспышку они наблюдали на Земле еще в 1604 году…
- Скажите, - перебил я Самойлова, - сколько лет мы уже в пути по земному времени?…
- Не знаю, - был ответ. - И, признаться, это меня не беспокоит. Земля, безусловно, вертится, человечество за истекший огромный срок наверняка достигло высочайшего уровня цивилизации… А мы по-прежнему молоды.
- Положим, не так уж молоды, - намекнул я.
- Это еще как сказать, - бодро отпарировал академик. Однако через минуту он помрачнел, потом задумчиво промолвил: - Прожить бы еще тысячу лет… Я до конца попользовал бы эти годы для изучения свойств материи…
Я глубоко задумался, пытаясь представить себе жизнь на Земле в данную эпоху развитая.
- Виктор! - окликнул академик, пробуждая меня к действительности. - Очевидно, тебе хочется вернуться на Землю не слишком старым? Хотя бы, окажем, в моем возрасте?
- Моложе, - потребовал я.
- Так скоротаем же время в анабиозе. Пусть протекут годы, не старя нас!
Однако прежде чем погрузиться в анабиозные ванны, пришлось проделать очень большую работу: в сотый раз кропотливо мы проверяли и уточняли программу для робота-пилота, определяли с помощью электронного вычислителя новую траекторию полета и режим ускорений. Дважды за время нашего “сна” скорость должна автоматически падать до сорока километров в секунду, чтобы астролет мог безопасно описать ряд кривых на значительном удалении от Сверхновой и по прямой устремиться к ядру Галактики.
Наконец мы были почти у цели: как показывала карта, от Желтой звезды нас отделяли уже не десятки тысяч парсеков, а всего лишь сотни миллиардов километров.
Перед последним погружением в ванну, академик спросил:
- Ты не забыл умыться, почистить зубы и принять препарат “МЦ”?
Я хотел воспринять вопрос как шутку, но сразу вспомнил, что вирусы могут продолжать свою разрушительную работу в то время, как мы находимся в анабиозе, не ощущая самих себя. Микроцидный препарат предохранял организм от бактерий и вирусов. Пришлось проделать утомительною и сложную процедуру.
Уже в ванне, включив автоматическую подачу растворов в биоизлучении, я, как всегда, чтобы уснуть, начал мысленно считать: “Раз… два., три”.
Под закрытыми веками замелькали цефеиды - верстовые столбы Вселенной. Проплыло чье-то очень знакомое лицо… Я уснул.
Глава седьмая
ПЛАНЕТА ИКС
Мне казалось, что это обычный сон. Встану сейчас, открою дверь, окно - и в комнату ворвется прохладный ветерок утра. Потом я вспомнил, что окна не открыть - его вовсе нет, понял, что меня разбудило реле времени, а значит - протекли годы и годы с момента погружения в анабиоз.
Интересно, где мы сейчас находимся? Я едва дождался конца цикла “пробуждения” и выскочил в рубку. На экранах, почти рядом - рукой подать - ослепительно сиял центр Галактики. Небесную сферу густо усеивали яркие крупные звезды.
- А где наша Желтая? - спросил я Петра Михайловича, который, по-видимому, давно уже находился в рубке.
- Прямо по курсу. И всего в полумесяце пути.
Искатель уверенно нацелился - в желто-белую звездочку. Она светилась ярче остальных и уже показывали маленький диск. Очевидно, в мощный телескоп можно было бы разглядеть подробности ее поверхности.
- Где-то теперь наше Солнце…
- Даже не ищи. Где-то на заброшенной окраине Галактики. А мы уже в центре ее, в столице, так сказать. Что нам за дело до каких-то окраинных обитателей?…
Ровно пел свою мелодию гравиметр. Скорость держалась на уровне пяти тысяч километров в секунду. Да, здесь не разгонишься! Повсюду мощные гравитационные поля, и вместо искомой Желтой звезды можно набрести на какую угодно другую. Интересно, есть ли жизнь на здешних планетах? А может быть, вообще органическая жизнь в этой части Вселенной существует только на двух-трех островках вокруг захолустного Солнца?
Я поделился с Петром Михайловичем своими сомнениями.
- Чушь! - уверенно проговорил он. - Если Вселенная бесконечна в пространстве-времени, бесконечно и число обитаемых миров, пусть они разделены даже биллионами парсеков!
- Но в ближайших к Солнцу системах ведь не оказалось разумных существ?… И это несмотря на упорные поиски астронавтов в течение последних пятидесяти лет.
Самойлов на минуту задумался.
- Это нисколько не противоречит философии диалектического материализма, - сказал он. - Действительно, в окрестностях Солнца не оказалось разумных существ, хотя и обнаружена богатая зона органической жизни в экосфере [14] Сириуса, Шестьдесят Первой звезды Лебедя и альфы Центавра. Но кто сказал, что разумные существа должны находиться именно в ближайших к Солнцу планетных системах?
- Этого никто не утверждал, - согласился я. - Скорее всего разумные существа не часто будут встречаться астронавтам Земли, если даже они обследуют все пространство округ Солнца радиусом до тысячи парсеков. Неужели мы не встретим их здесь, в центре Галактики, и будущим поколениям человечества придется лететь за биллионы световых лет, чтобы воочию увидеть наконец своих собратьев по разуму?
- Сомневаюсь. Это все равно, что на Земле искать древнюю цивилизацию где-то в Антарктике, а не в бассейнах великих рек теплого и умеренного климатов.
- Они, конечно, неизмеримо выше нас по развитию? - продолжал я.
- Нет, - живо возразил Самойлов. - Мы явимся к нашим предполагаемым галактическим собратьям далеко не бедным родственниками. Вот хотя бы наша “Урания”… Но поучиться нам, видимо, будет чему.
- Похожи ли они на землян? Неужели какие-нибудь медузы или насекомоподобные уродцы?… - Я не мог сдержать отвращения.
- Вряд ли высокая организация живого существа совместима с подобным строением тела. Ты просто начитался фантастических романов. Скорее всего, это будут существа, подобные нам. Или даже совершеннее, пожалуй. Ведь Земля не есть лучший из миров для широкого развития разума, как. сказал древний астроном Фламмарион. По астрономическому положению Земля - не очень выгодная планета… Ось ее вращения наклонена к плоскости Эклиптики под острым углом в двадцать три с половиной градуса, обусловливая резкую разницу в климатах. Это не совсем благоприятно для развития человечества.
- Как интересно было бы познакомиться с другими разумными существами, - сказал я. - Намного ли они опередили нас в развитии? Легко ли дается им познание окружающего мира? Общим ли для всех разумных существ является путь развития науки?
- Вряд ли, - ответил академик. - Наш путь развития науки - не самый лучший. Для нас, землян, процесс познания есть долгий и трудный процесс. Такими уж создала нас природа. Но могут быть разумные существа, которые обладают такими тонкими чувствами и таким сильным разумом, что чудеса и законы природы постигаются ими почти сразу. Я уверен, что у них не пять органов чувств, как у нас, а больше. А это расширяет возможности познания мира. Кроме того, их наука может развиваться совершению иными путями, в то же время правильно отражая единые для Вселенной законы бытия. Вот, например, математика - основа человеческого знания. Из основных аксиом математики мы на Земле последовательно вывели все правила и теоремы арифметики, геометрии, алгебры, тригонометрии и высшего анализа, начиная с первых теорем Эвклида до тензорного анализа. Однако это не значит, что на двух мирах разумные существа построили точно такое здание математики. Ничто не доказывает, что наши методы счисления были единственно возможными и что путь, пройденный нами в науке, был единственным, открытым для разума. Может случиться, что их математика дошла до методов, которые мы себе и представить не можем…
Я невольно заслушался. Петр Михайлович увлекся; его голос звучал почти торжественно, глаза блестели.
- Скажите, - робко начал я, - могут ли быть существа, воспринимающие кривизну пространства - пространства-времени? Так же наглядно и конкретно, как мы воспринимаем свет или пейзаж?
Самойлов одобрительно посмотрел на меня.
- Браво, браво… Ты начинаешь размышлять. Это очень интересный вопрос. По-моему, такие существа возможны.