- Что бы вы хотели сейчас? - спросил нас экран (вернее Элц).
- Спать, - буркнул я, ибо страшно устал, к тому же сильно клонило ко сну после плотного обеда.
Самойлов удивленно посмотрел на меня, но поддержал предложение.
Сопровождаемые толпами зевак, мы стали спускаться по бесконечным эскалаторам внутрь восьмигранного здания, оказавшегося, как я узнал впоследствии, не то грианской Академией наук, не то высшим органом власти. По-гриански этот дом назывался несколько странно - “Кругами Многообразия”.
Через два часа мы уже опали в отведенной нам комнате, утомленные необычайными впечатлениями.
На другой “день” спозаранку нас взяли в работу ученые. “День” - это было чисто условное “понятие, он царил на Гриаде всегда. Если грианское солнце регулярно всходило и заходило, то второе светило - центр Галактики - вечно сияло на одном и том же месте небосвода. Темноту же своих жилищах и городе гриане, вероятно, создавали искусственно: когда мы вчера ложились спать, один из них нажал диск около двери, и прозрачные стены нашей комнаты сразу стали черными, как сажа. Наступила глубокая темнота, идеально располагающая ко сну.
Едва мы позавтракали, как десятки гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью “переводчика” предложили идти на “занятия”.
- Какие “занятия”? - опросил я. Это слово сразу нагнало на меня скуку, ибо я жаждал зрелищ и путешествий.
- По грамматике и лексике языка, - ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-черных глаз. Через все лицо у него проходил странный раздвоенный шрам.
- Эти занятия нам крайне необходимы, - сказал Петр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моем лице. - Чем скорее мы овладеем программированием, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.
Пришлось несколько недель сидеть над составлением простейших программ перевода с грианского на геовосточный язык. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня представляло настоящую абракадабру. Обучал нас сморщенный старый грианин неопределенного возраста: я убежден, что ему было двести или триста лет.
Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами лингвистических машин еще более сложного устройства, чем те, которые применялись на платформе в день нашего прибытия. Потянулись долгие часы утомительных расспросов о Земле, о ее общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Петр Михайлович. Он сразу нашел общий язык с учеными и, сев на любимого конька, пустился в малопонятные рассуждения о свойствах пространства-времени. Академик увлекся, стал вскакивать со стула, возбужденно жестикулируя и поминутно поправляя “телескопы”. Я предпочитал молчать, с интересом разглядывая обитателей этого мира. Строгие бесстрастные физиономии, спокойные позы, короткие отрывистые фразы, отдававшие металлическим звоном. Гриане были предельно уравновешенными “сухарями”. Ни разу в течение многих часов я не заметил, чтобы кто-нибудь из них сделал движение, жест или выразил что-либо похожее на эмоции. От всего этого собрания веяло невыразимо-торжественной скукой.
- Как вам удалюсь остановить наш астролет в пространстве и отбуксировать его на спутник? - спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас взглядом, о чем-то упорно размышляя.
Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как. удар молота:
- Огромная концентрация тяжелой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объеме… возникновение силового облака. Варьируя частоту и мощность распада мезовещества [16], мы передвинули ваш корабль на спутник.
- Мы можем посещать свой астролет? - вмешался в разговор и я, так как с тревогой обнаружил, что “Урании” на крыше Трозы не видно.
Элц мельком посмотрел на меня.
- Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.
- В музее?! - воскликнули мы.
В голове лихорадочно пронеслись мысли о вечном плене, о разумных, но бессмысленно жестоких существах других миров, о том, что придется навсегда распроститься с надеждой снова увидеть Землю…
- Вы не имели права распоряжаться чужим кораблем! - в бешенстве закричал я.
Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Петр Михайлович перевел разговор на другую тему:
- Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?
- Передать сообщение? - повторил Элц, все еще пронзительно разглядывая меня. - Конечно, можно… Но только… какой в этом смысл?
- Вы не хотите передать сообщение?…
- Не в том дело, - безжизненно улыбнулся грианин. - Всепланетный излучатель электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время. Но ты сказал: до Земли девять тысяч двести парсеков, а это значит, что ваше сообщение получат только через тридцать тысяч лет.
- Вот как… - Петр Михайлович разочарованно потер переносицу. - А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть “световой предел” и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.
- Что ты называешь скоростью света?
Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.
Элц снова усмехнулся:
- Ты неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.
- То есть как это “неправильно”? - опросил оскорбленно академик.
- Ваша скорость света - лишь усредненное значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействий во всеобщем мезополе [17]. Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из таких пределов является скорость распространения тяжелой энергии.
- Нет, ты слышишь? - радостно обернулся ко мне Петр Михайлович. - Их представление почти совпадает с теорией тяготения, разработанной нами в академии!
- Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью, больше скорости света? - спросил я.
- Нет, еще не умеем. Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…
Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую он не хотел открыть нам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГРИАДА
Сколько бы миллионов солнц и земель ни возникало и ни погибало, как бы долго ни длилось время, пока в какой-нибудь солнечной системе и только на одной планете не создались условия для органической жизни… - у нас есть уверенность, что материя во всех своих проявлениях остается вечно одной и той же.
Глава первая
“ЗОЛОТОЙ ВЕК” НА ГРИАДЕ
Лениво покружив над восточной окраиной Трозы, аппарат опустился на площадку перед величественным зданием, которое окружали высокие, километровые мачты антенн. Пошел третий месяц (считая по-земному) с тех пор, как мы в Трозе. Все это время пришлось провести в обществе назойливых грианских ученых, упражняться в программировании, отвечать на многочисленные вопросы. Мне это страшно надоело. А Самойлову хоть бы что: он готов целыми сутками обсуждать с грианскими физиками свою теорию пространства-времени-тяготения.
Ни о чем не опрашивая, мы послушно следуем за своими “опекунами” и вскоре попадаем в сферический зал, где высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда, одного из помощников Элца.
- Здесь Главный телецентр планеты, - поясняет Югд. - Сейчас вас будет изучать население Гриады.
Слово “изучать” неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:
- Подопытный кролик номер два - бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь.
- Повернитесь! - командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.
Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Но Югд так “ласково” смотрит, что по коже пробегает мороз. Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, посмеиваясь над собой и над академиком.
После “изучения” нам любезно предлагают один из аппаратов для обзора планеты. Мы знакомимся с необычайным миром Гриады. Особенно запомнилось мне северное побережье Фиолетового океана. На экране нескончаемой чередой проплывают огромные города под такими же, как над Трозой, прозрачными крышами, научные центры, роскошные “виллы” и стадионы. Желтовато-белые здания странной, уступчатой архитектуры утопают в буйной тропической растительности. По-видимому, побережье служит местом отдыха. По аллеям прогуливаются гриане; на открытых террасах, опускающихся прямо к морю, они загорают, лежа в живописных позах, - хотят, очевидно, чтобы их и без того черно-бронзовая кожа стала еще темнее. Но время от времени гриане уходят под навесы, - видимо, даже их организмы не могут долго выдерживать “неимоверный зной. Иногда мы слышим звуки странной, но довольно ритмичной музыки. Она непривычна для нашего слуха и утомляет нагромождением высоких нот.
Передвигаю диски настройки аппарата, и побережье исчезает. Теперь вокруг расстилается безбрежная водная гладь. Продолжаю вращать диски. На экране внезапно вырисовывается неведомый материк или огромный остров. Югд, тихо переговаривавшийся в это время с оператором, с быстротой молнии бросается к пульту и рывком выключает аппарат. Я успеваю заметить лишь высокие пальмовидные деревья, на ними - цепь красноватых гор и какую-то необычную куполообразную серебристо-голубую гору огромной высоты.
Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему выключили аппарат. Всегда уравновешенный, почти безжизненный Югд взволнован и смотрит на меня враждебно.
- Нельзя, - произносит он. Металл звенит в его голосе.