Мать Энни на ходу торопливо шептала Максу, а тот кратко передал нам ее слова:
— Надо спуститься в пропасть по веревке с узлами. Там вы найдете коридор, который выведет вас к подножию холма, на котором стоит город света. Там уже заготовлены сани с грузом припасов, складною палаткой, запасными одеждами. Море на юг еще не разбило своих ледяных оков, и путь труден, но свободен. Держитесь все время на юг, и только пройдя остров «Дымящейся горы», сворачивайте на юго-запад. Да спасет вас Индра! Больше я ничего для вас сделать не могу…
А мы шли или почти бежали по коридорам, освещая путь при помощи захваченного Энни маленького ручного фонарика, и часто мы слышали за стеной звуки песен, звон струн, клики пирующих: роковой «день чисел» и человеческих жертвоприношений заканчивался оргиями, и весь этот народ племени «детей света» отдавался буйному веселью, быть может, топя в вине злую тоску-кручину по погибшим такой ужасной смертью детям.
Но нам было теперь не до размышлений о «людях света» и их ужасных обычаях: через несколько минут мы достигли уже того места подземного коридора, где этот последний заканчивался вертикальным колодцем.
Надлежало спуститься туда. Для этого в нашем распоряжении оказывалось единственное средство — средней толщины канат, тщательно закрепленный за выступ камня. Конец каната терялся во мгле.
Первым принялся спускаться Падди, побуждаемый охватившим все его существо страхом гонящейся за ним по пятам смерти.
Он же захватил с собой и ручной фонарик.
Но торопливость Падди едва не повлекла за собой катастрофу: он, добравшись почти до конца каната, почему-то вообразил, что касается пола, и выпустил канат из рук. В результате он шлепнулся с высоты по меньшей мере двух сажен и расшибся настолько, что нам пришлось вытаскивать его из коридора, словно труп. Счастье еще, выпавший из его рук фонарик каким-то чудом уцелел от разрушения.
Новый горизонтальный коридор, без труда отысканный нами, имел протяжение всего в десяток или полтора метров.
Выход из него образовывал небольшую пещеру, почти занесенную снегом, и в этой пещере, к величайшей нашей радости, мы увидели совершенно снаряженные саночки, удивительно легкие на ходу. Беглый осмотр груза саночек показал, что наши неведомые друзья, а вернее, мать Энни и покойный «хранитель тайн», озаботились о всем: тут были пачки с сушеным мясом, какие-то консервы, бочонок с напитком, напоминавшим по вкусу лучший ром. Откуда эти «люди света» ухитряются добывать все это добро, мог бы вам сказать Макс: он ведь все время нашего пребывания в этом «городе света» только и делал, что шатался по мастерским, где «люди силы» работали над изготовлением всяческих предметов, где стояли никогда мной не виданные огромные машины с блестящими колесами, рычагами, трубами, извивающимися, словно змеи, с бегущими без конца пассами. Но я знаю только то, что, в сущности, больше всего интересовало меня: мы оказывались владельцами целого депо припасов, более богатыми, чем в тот момент, когда мы в недобрый час покинули поселок предателей-эскимосов, соплеменников «Сурка». И хотя дни нашего пребывания в «городе света» отнюдь не могли считаться самыми счастливыми в нашей жизни благодаря тому, что над нами все время висела угроза смерти, — висел какой-то дамоклов меч, по словам Макса, я этого меча ни разу не видел, думаю, что это одно воображение Макса, — тем не менее, мы ведь здорово отлежались, отоспались в тепле, а, главное, мы ели так, что скулы трещали, и теперь отправлялись в странствование с новым запасом сил.
Словом, когда мы, разгребя снег, несколько мешавший выходу из пещеры, вывезли свои саночки на простор и тронулись в путь, я вздохнул полной грудью и едва не закричал:
— Хип, хип! Ур-ра!
III
Итак, сбежав от этих кровожадных «детей света», мы оказались на свободе, и на радостях я едва не заорал: «Хип! Хип! Ура!»
Но, к счастью, я вовремя вспомнил, что ведь мы-то беглецы. Не дай Бог, если кто-нибудь нас заметит, услышит. За нами непременно погонятся. И тогда…
Правда, мы были недурно вооружены: три карабина в руках таких привыкших обращаться с оружием людей, как мы, это чего-нибудь да стоит. Но глуп тот, кто накликает на себя без всякой нужды опасность.
И я не пикнул.
И далее, правду сказать, не удержался, чтобы не дать по загривку чересчур развеселившемуся Падди, когда тот стал прищелкивать пальцами и напевать:
Тра-ла-ла, тра-ла-ла!
В Сарме девушка жила!
— Замолчи, животное! — окрикнул я его. — За нами погоня…
Падди подпрыгнул, как подстреленный заяц, испуганно огляделся.
— Врешь ты, Нед! — сказал он.
Но больше уже не пел.
Мы шли по южному направлению кряду двенадцать часов: правда, под конец этого путешествия, или, правильнее сказать, перехода, мы уже не шли, а еле-еле брели, потому что не шутка тащить на лямке тяжело нагруженные саночки, да еще по ледяным полям, покрытым трещинами.
Рассказывать это все оказывается удивительно легко и просто. А попробуйте вы проделать эту штуку!
Но останавливаться, не отойдя далеко от проклятого острова Мэру, мы не хотели, мы не могли: нас гнал ужас, за нами по пятам ведь летела тень смерти. И так мы брели и брели, покуда не выбились из сил и повалились один около другого прямо в снег.
Так же было и на другой, и на третий, и на четвертый день.
По моим соображениям, за это время мы сделали не меньше полутораста километров.
Ориентируясь по компасу, данному Максу матерью Энни, мы без большого труда обошли остров «Дымящейся горы». Это был небольшой островок, собственно говоря, одна скала, конус которой уходил в небо. Я кое-что слышал о вулканах. Знаете, это такие горы, внутри которых горят первобытные леса, а потому из щели вырывается дым и огонь, а иногда, не знаю почему, вылетают камни. Ну и вот, я думал, что «Дымящаяся гора» — это нечто в таком же роде.
На самом деле, та гора, которую мы видели, была попросту окутана наверху туманным облаком, словно, знаете, макушка замерзла и кутается в такой самый тюрбан, как обитатели «города света».
Километрах в тридцати от этого места нам посчастливилось выследить и уложить ударами прикладов парочку моржей. Не очень вкусная штука мясо моржа. Но мы на это дело смотрели, как на большую удачу: опять оказались пополненными наши припасы, опять саночки стали точно так же тяжелы, как в день ухода от «детей света».
А тем временем вокруг нас совершалось великое таинство природы: приближалась полярная весна.
Реже и реже становились железные холода. Правда, иногда срывалась метель и плясала вокруг нас в сумбурной пляске, и выла, и стонала. Но у ведьмы-вьюги уже не было той силы, как раньше. А, главное, все длительнее становились промежутки, когда белел край горизонта на востоке. Близился ясно момент, когда мы, наконец, увидим солн-це и его живительные лучи отогреют душу.
Так прошли последующие дни странствования.
Даже наш Падди как будто избавился от угнетавшего его страха и начал подсмеиваться над самим собой, толковать, что это он попросту паясничал. Никогда, ни разу будто бы он не видел никаких призраков. Призраки — вздор, чепуха.
Просто-напросто ему хотелось посмотреть, какое впечатление его россказни о Тиме Фиц-Руперте произведут на нас. И больше ничего.
Припадки? Какие припадки? Да неужели же кто-нибудь был так глуп, что хоть на минуту поверил этим припадкам?
Просто он, Падди, ради шутки кривлялся.
Видел, как подвергаются подобным припадкам женщины эскимосов, и подражал им. Правда, ловко? Но, разумеется, это была простая глупая шутка.
Тра-ла-ла, тра-ла-ла!
В Сарме девушка жила!
Однако на девятый или на десятый день нашего странствования, хорошо не припомню, Падди запел иную песню. Дело в том, что он опять увидел призрак Тима, опять подвергся припадку. А когда очнулся, то сказал упавшим голосом:
— Нет, братцы, видно, мне не суждено добраться до христианских краев. Чувствую, идет моя смертушка. Пора расплачиваться за все. Вы-то переживете…
— Не болтай пустяков! — оборвал его Макс. — Кто может поручиться, что спасется? Вон сегодня только во льду образовалась колоссальная трещина, секунду спустя после того, как мы протащили через это место сани. Если бы на секунду раньше треснул лед, мы все ринулись бы в зияющую бездну. Каждый из нас — на волоске от смерти, и ты имеешь на спасете столько же шансов, как я, как Энни, как Нед.
— Нет, нет, братцы! — со слезами на глазах говорил ирландец. — Не утешайте. Вы, может быть, погибнете, может быть, и спасетесь. Мне же нету спасения. Приходится расплачиваться за то, что я сделал. Ведь Тима-то Фиц-Рупер-та и его женку я прикончил. Да еще как? Предательски, как зверь! За это и прокляло Небо меня, за это и посылает оно на меня гибель. Ведь я пришел в блокгауз Тима, как гость. Я ел данный мне Тимом хлеб, я спал под одной кровлей. Я притворялся другом им обоим. А потом выждал удобный момент и… Эх, пропадай все! Есть на небе Судия. Что же поделаешь!
— Не нюнить! Бодрись!
— Нет толку бодриться! — уныло ответил Падди. — Все равно, бодрись не бодрись, а завтра придется давать ответ за все, что я набедокурил. Так сказал мне сегодня Тим. Вот увидите!
— Прост, у тебя нервы шалят. Галлюцинации! — сказал Макс.
— Нервы? Откуда это у меня нервы? — удивился Падди.
— Галлюцинации? Это какая-то французская штука, а я — ирландец… Но завтра не за горами…
Утром следующего дня мы опять тронулись в путь. Падди угрюмо молчал и тянул безучастно лямку саночек, не глядя на нас.
Часа два спустя, по льду мы добрались до целого архипелага маленьких островков, словно рассыпанных кем-то, который нес их куда-нибудь да, пролетая над морем, вывернул карманы. Что это за острова, сказать вам я не могу. Знаю только, что эскимосы называют их очень длинным и сложным именем: