Колыбель для Вайвики — страница 9 из 20

— Спасибо за предупреждение, — пробормотала она.

Ной пристально всматривался в женщину, с которой он познакомился всего несколько часов назад. Он внимательно изучал ее профиль. Лицо было чистое, лишенное каких бы то ни было следов косметических средств. Размышляя об этом, он пришел к выводу, что она и днем была без макияжа.

Ей можно было дать и семнадцать, и лет на десять больше, так что он поверил, что ей около двадцати семи. От нее исходил слабый запах лавандового мыла — старомодный запах в спальне со старомодной мебелью из сосны и с бабушкиным стареньким ковриком у кровати. Не бабушки из Бостона, а доброй, ласковой бабушки из Техаса.

Ною нравилась спальня Салли Джонсон, обстановка которой как бы возвращала в фермерский дом девятнадцатого века. Кроме кровати. Похоже на модерн, подумал Ной и стал рассматривать замысловатые переплетения металлической виноградной лозы.

Незаметно для себя он перевел взгляд на Салли. Интересно, она в самом деле заснула или притворяется? — размышлял он. Воротник ее белой фланелевой ночной сорочки был поднят и закрывал нижнюю половину лица, так что Ной стал смотреть на ее закрытые глаза: золотистые ресницы бросали тень на ее щеки с нежной шелковистой кожей. Ной перевел взгляд на ее небольшой аристократический нос. Зная ее отношение к снобам, Ной не сомневался, что Салли назвала бы этот анализ лишенным всякого смысла.

У Ноя не укладывалось в голове, что у такой красивой женщины не было ни поклонника, ни друга, ни мужа. А тут еще этот нетрадиционный способ забеременеть… Ной рассматривал ее поступок как трагическое разбазаривание своих блестящих возможностей. Почему-то ему захотелось непременно узнать, что заставило Салли Джонсон поступить таким неординарным образом.

— Итак, мужчин вы не выносите, — невольно вырвалось у Ноя.

Она не ответила, и он придвинулся поближе.

— Салли! — шепотом позвал он ее, чтобы не разбудить, если она действительно заснула. Неожиданно для себя он протянул к ней руку, отогнул отороченный кружевами воротник ее ночной сорочки и нежно погладил ее ключицу.

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете?! — свистящим шепотом спросила она.

Он откинулся на свою малиновую подушку и, дерзко усмехнувшись, невинным тоном произнес:

— Просто поправил ваш воротничок.

— Я специально подняла его!

— Так… — он откашлялся, — так вы хотите, чтобы я снова поднял его?

— Нет. — Салли повернулась к нему лицом. — Отвечая на ваш первый вопрос, скажу: мне нравятся мужчины, но только те, которые не будят меня и не спрашивают о том, что их совсем не касается. — Она смерила его убийственным взглядом. — Ну как, удовлетворены ответом?

— Понял. Слышишь, Ной, тебе пора заткнуться! — с нарочитой строгостью велел он себе.

Она окинула его торжествующим взглядом и отвернулась.

— Теперь я буду читать, — сказал он, досадуя на себя, что оказался таким надоедливым. Он всегда засыпал с трудом. Вероятно, из-за переутомления. Вот и сегодня он на ногах с пяти часов утра. Почему он не может оставить ее в покое, куда-нибудь пойти и как следует выспаться? — Я вот что подумал. Давайте получше познакомимся.

Она вздохнула нарочито громко, как на сцене.

— Разве вы не хотите узнать обо мне что-нибудь еще? — настаивал он. — К тому же стоило бы додумать некоторые детали нашего будущего поведения.

— Я уже придумала вам фамилию — Стэп.

— А что, если Абигайл спросит меня что-нибудь в ваше отсутствие и я ей отвечу, а вы вернетесь и скажете что-нибудь невпопад?

— Не бойтесь, я постараюсь не попасть впросак. — Она пристально посмотрела на него. — Почему вам вдруг понадобилось придумывать про нас разные истории? Не вы ли всего несколько минут назад призывали меня сказать дедушке и бабушке всю правду?

— Вот такой я… непостоянный, — усмехнулся Ной.

— Уж не собираетесь ли вы отплатить мне за то, что я испортила вам отпуск?

Он помрачнел, вспомнив о крушении своих планов на отпуск и о Джейн, решившей сделать из него мальчика на побегушках.

— Нет, — ответил Ной, покачав головой. — Это было мое собственное решение… Итак, начнем?

Салли задумчиво посмотрела в потолок.

— Ну, что ж, попробуем, — сказала она и натянула одеяло до самого подбородка. — Вы родились в Хьюстоне…

— Неправда.

— Это не вопрос к вам, это утверждение! — раздраженно проговорила Салли.

— А-а… Хорошо, я родился в Хьюстоне. Дальше!

— У вас есть старший брат и младшая сестра.

— Почему?

— Не знаю. Пусть будет так. Не все ли равно? — возразила она.

— Почему я не могу родиться там, где я родился, и быть единственным ребенком в семье, как было на самом деле? — недовольно спросил Ной.

Салли хмуро посмотрела на него.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Пусть будет по-вашему. Так где вы родились?

Скрыв прежде о том, что он родом из Бостона, сейчас Ной решил, что правда о его рождении ослабит неприязнь Салли к ее дедушке и бабушке. Это поможет ей понять, что и в Бостоне живут приветливые, дружелюбные люди… в том числе и те, у кого есть деньги и положение в обществе.

— Я родился в Массачусетсе. Ее глаза сверкнули.

— Правда?

— Надо же кому-нибудь родиться в Массачусетсе!

Она приподнялась, опираясь на локоть.

— А где именно в Массачусетсе?

— Так, в одном небольшом городке…

— Говорите! — почти выкрикнула она.

— Может, вы слышали о нем. — Он многозначительно помолчал. — Бостон, — проговорил он равнодушным тоном.

За все время, что он жил в Техасе, ему не приходило в голову рассказывать людям о своем детстве и родном городе, но сейчас, по какой-то непонятной причине, видя, что Салли Джонсон по-настоящему заинтересовалась им, он проговорился и тут же почувствовал жуткое сожаление, что открылся малознакомому человеку.

Она испуганно посмотрела на него.

— Это неправда, — тихо проговорила она. — У вас выговор настоящего техасца.

Дело сделано. Отступать было некуда.

— Я приехал в Техас, когда мне было восемнадцать лет, — пояснил он. — Решив окончательно остаться в Техасе, я изучил местные обычаи и говор. — Для подтверждения своих слов он начал бегло говорить на юго-западном диалекте. — Что это за врач, который не понимает, что ему говорит пациент? — спросил Ной, перейдя на прежнюю интонацию.

— А теперь скажите что-нибудь с бостонским акцентом, — попросила Салли.

Он встретил ее предложение без всякого энтузиазма.

— Если вы бостонец, то должны уметь говорить, как все бостонцы, — настаивала Салли.

Он потратил немало времени и сил, чтобы избавиться от бостонского выговора, но если напрячь память, то, может, что-нибудь и получится. Ной помолчал и вдруг заговорил с бостонским акцентом.

— Остановитесь же! — перебила его Салли. Она выглядела очень расстроенной, будто ее предали. — Достаточно! О боже…

Ной уже проклинал себя, что затеял этот разговор и открылся ей. Лучше бы он читал свою книгу!

— Но… вы ведь не из тех бостонских Барреттов, правда? — с мольбой проговорила она. — Этого не может быть!

Если бы она вдруг узнала правду о его происхождении, то их разговор оборвался бы сам собой. Должно быть, ему следует подождать и до поры до времени не сообщать ей неприятную новость. Определенно ему надо подождать.

— Что вы! Как можно! — с жаром открестился он от бостонских родственников. — Знаете, а вы правы. Доктор Стэп действительно родился и вырос в Хьюстоне.

Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Вид у нее был очень несчастный.

Его вдруг будто осенило. Своей откровенностью он добился того, что его присутствие станет для нее еще более неприятным, чем раньше. Когда он решил рассказать ей о своих бостонских корнях, он явно думал не головой, а чем-то еще!

— Так как вы сказали? Доктор Томми Ной Стэп из Хьюстона? Давайте скажем им, что мы познакомились в… — Он запнулся. — Где мы познакомились? — Он изо всех сил старался отвести тему разговора от его родного города и ее любимого конька — бостонских снобов. — Ясно, что мы познакомились не в школе, так как мне уже тридцать пять. Как насчет случайной встречи с незнакомцем?

— Но… в Бостоне есть поговорка, — прошептала Салли, явно не слушая его. — «Вандеркеллены кланяются только Барреттам, а Барретты кланяются только Господу Богу». Не из этих ли вы Барреттов, а? — спросила она, едва не плача.

Я бесчувственный болван, мысленно отругал себя Ной. Какого черта я не давал ей спать? Если бы она заснула, не было бы и этого разговора.

— Забудьте эту поговорку. Теперь я хьюстонский Барретт. Едва ли я когда-нибудь вернусь в свой родной город.

Она села, натянув одеяло почти до самого подбородка.

— Так вы все-таки именно из этих Барреттов! Вон оно что! — Она провела рукой по светлым волосам, убрав короткие пряди, падавшие ей на лоб. — Но если это действительно так, почему мой дедушка не узнал вас?

Ной пожал плечами.

— Губерт почти узнал меня — он сказал, что мое лицо кажется ему знакомым. Но надо учесть, что с тех пор, как я уехал из Бостона, прошло немало времени и…

— О! Я поняла, что вы высокомерны и заносчивы, но и подумать не могла, что вы были королем всех бостонских снобов!

Он разозлился, но не на нее. Ему бы следовало держать свое происхождение в глубочайшей тайне! Почему он решил, что, узнав о его принадлежности к бостонским Барреттам, Салли станет относиться к бостонскому высшему свету менее враждебно? Дело в том, что он всегда считал себя очень простым в общении с людьми человеком, а лежавшая рядом с ним женщина утверждает, что его самовосприятие в корне неверно.

— Это я-то высокомерный и заносчивый?! — возмущенно воскликнул он, встав на защиту собственного уязвленного самолюбия. — Это что же получается? Стоило мне высказать мнение компетентных специалистов о матерях-одиночках, как я сразу же стал королем бостонских снобов!

Салли прижала колени к самому подбородку.

— Моя мама часто рассказывала мне о Барреттах, — задумчиво проговорила она.