Колыбельная белых пираний — страница 17 из 41

х стаей, предпочитает повернуться к ним надежно защищенной спиной, обратив кверху легкоранимое, уязвимое брюхо; что они умеют выпрыгивать из воды, и поэтому даже подносить к речной поверхности окровавленную руку крайне опасно.

Впрочем, в книге утверждалось, что, «несмотря на широко бытующее мнение», пираньи редко убивают и сжирают крупных животных до самых костей. Конечно, такое случается (скелет крылатой коровы рядом с Вериной больницей тому подтверждение), но в виде исключения. Что касается людей, то и вовсе не зафиксировано ни одного случая убийства человека пираньями. Они могут укусить, оторвать своими мощными челюстями кусочек плоти, причиняя немыслимую боль. Но убить, обглодать до костей, как в некоторых фильмах ужасов, – это вряд ли.

Большинство болезней, с которыми Вере позже пришлось столкнуться по работе, чем-то напоминали пираний. Они не убивали пациентов, а лишь надрывали, надкусывали им плоть, заставляя страдать. И Вера изо всех сил старалась отогнать от страдающих тел ненасытных кровожадных рыбешек.



Помимо «просветительских» статей об обитателях Амазонки, в книге было несколько вкратце пересказанных легенд и преданий, так или иначе связанных с рекой. Вере ярче всего запомнилась легенда про мальчика Луиса, жившего в окрестностях Манауса. Над этим мальчиком издевались сверстники, из-за чего в глубине его уязвленной души родился мальчик-пиранья Артур. Потом он вырвался наружу, в самый что ни на есть реальный мир. И сожрал ни в чем не повинных детей, по воле случая оказавшихся рядом, – совсем не тех, что причиняли Луису боль.

Так порой и бывает в жизни, думала Вера. Люди расплачиваются не за свои, а за чужие ошибки. Или просто за ошибки мироустройства. И даже если ты всю жизнь был добросердечным и отзывчивым, все равно в конечном итоге что-нибудь страшное обязательно вылезет из мутной жизненной толщи, со дна нелогичной, жестоко устроенной природы, и сожрет тебя с потрохами.

А еще история про мальчика-пиранью навела Веру на мысль, что внутри нее самой, в ее собственной слепой глубине, возможно, тоже прячется некто. И этот некто однажды попытается выбраться наружу, а ее саму столкнуть в слепую глубину.



Вера читала книгу медленно, растягивая каждую главу, порой вдумчиво перечитывая. Гуляла с книгой по городу, садилась на парковую скамейку или на синюю облупленную лавку у детской площадки, листала глянцевые, приятно шелестящие страницы. В парке в начале лета сладко пахло распаренным на солнце шиповником – а Вере сквозь этот аромат постоянно чудился запах тропического леса (такой, каким она его себе представляла: влажный, дурманяще-острый, сочный). На площадке резвились дети, наполняя теплый летний воздух звенящим дрожанием, – и Вере все казалось, что среди них вот-вот появится Луис. Иногда она отправлялась читать к местной речушке, протекающей за зданием заброшенного лакокрасочного завода.

И среди вялых, словно полуживых ершей и мерно покачивающихся пластиковых бутылок ей мерещилась огромная мощная пираруку с пурпурно-красной каймой чешуек от брюшных плавников до хвоста. Как на обложке.



А в один жаркий августовский день Вера случайно забрела к тому самому магазину товаров для малышей. Белые рыбки по-прежнему беспечно кружились за витринным стеклом под тихую серебристую мелодию, как и в прошлый раз. Словно с тех пор ничего не изменилось. Словно Тоня все еще была жива.

Увидев рыбок, Вера невольно вздрогнула. Как если бы, оступившись на безумной высоте, получила молниеносный обморочный укол в сердце и сорвалась куда-то вниз, в бесконечную пустоту. Так и простояла несколько секунд у витрины – с рухнувшим в вакуум сердцем. Но уходить не захотела. Оказавшись там, она будто почувствовала себя немного ближе к Тоне.

И Вера уселась на скамейку рядом с магазином. Медленным, аккуратным движением раскрыла книгу – на том самом месте, где остановилась накануне. На очередной главе про пираний. Страницы Вера отмечала изящной маленькой закладкой в виде рыбки (ее дали в подарок при покупке книги). Рыбка была тоненькая и полупрозрачная – как сомик кандиру. Вере она почему-то очень нравилась.

Жара стояла немыслимая: такая же, наверное, царила в окрестностях Манауса – там, где жил маленький Луис вместе со своим внутренним мальчиком-пираньей. От знойной тяжести воздуха создавалось впечатление нереальности всего происходящего вокруг.

Напротив Веры, через размягченный солнцем асфальт проезжей части, была спортивная площадка. На ней, несмотря на адское пекло, играли в волейбол ребята примерно Вериного возраста. Со звонкими выкриками перебрасывали мяч над провисшей, местами дырявой сеткой. Сама Вера сидела в тени и не понимала, как можно прыгать и вертеться в этом зыбком призрачном кипятке, льющемся с неба.

Мимо Веры прошли две девочки-старшеклассницы. Одна из них – высокая, с малиновыми прядями, – что-то вполголоса говорила подруге, размашисто улыбалась и мгновенно, словно опомнившись, прикрывала рот рукой.

Девочки проплыли мимо магазина и остановились рядом с соседней дверью – со входом в кофейню. Их силуэты слегка слоились в раскаленном мареве. Остановившись, они тут же принялись открывать и закрывать дверь, словно оценивающе разглядывая интерьер. Так продолжалось до тех пор, пока к ним не вышла очень полная женщина, вся усыпанная крупными, похожими на раздавленные хлебные комочки веснушками, и не хлопнула дверью у них перед носом. Все-таки внутри работал кондиционер, и прохлада не должна была зря утекать из помещения.

– Блин, тут сауна, а там дубак, – неожиданно громко сказала девочка с малиновыми прядями. – И что нам теперь делать?

Ее курносая подруга с аккуратным пучком рыжих волос кивнула в сторону тени – туда, где сидела Вера:

– Пойдем на лавке посидим. Там попрохладнее.

Девочки подошли к скамейке и уселись с краю, по очереди окинув Веру колким, слегка высокомерным взглядом. Будто прикидывая, достойна ли она их соседства. И тут же между ними потек мерный, неторопливый разговор: о тональном креме, на который «почти у всех знакомых аллергия»; о юридическом факультете какого-то вуза, куда «невозможно поступить без взятки и не по блату»; о том, какая зануда некая тетя Марина.

Вера старалась не слышать их разговора, старалась закрыться в книге, сосредоточиться на амазонских водах.

В главе, которую она читала, говорилось, что пираньи очень часто питаются падалью. Их даже порой называют санитарами рек. Когда Амазонка выплескивается из берегов, многие звери гибнут, не успевая спастись. И если бы не пираньи, их гниющие трупы неминуемо отравляли бы своим ядом воду.

– Смотри, там же Димочка Коршунов! Он и в волейбол, оказывается, играет. И как круто подает! – вдруг вскрикнула девочка с малиновыми прядями, взмахнув рукой в сторону спортивной площадки.

– Где? – тут же выпрямилась, слегка прищурившись, ее подруга.

– Да вот же, слева. В желтой футболке. Видишь?

Вера машинально подняла взгляд на волейбольных игроков. И сразу увидела мускулистую подвижную фигуру в желтой футболке и коричневых шортах. Лица обозначенного Димы Коршунова разглядеть не удалось: он был слишком далеко, да и к тому же все происходящее на спортивной площадке немного дрожало, словно расплываясь в жидком от жары воздухе. И Вера вновь опустила глаза в книгу, на иллюстрацию затопленного тропического леса. Рассматривать какого-то непонятного Димочку было неинтересно.

– Да, теперь вижу. Какой же он все-таки классный… И зачем он только встречается с этой кудрявой идиоткой?!

– Он с ней больше не встречается.

– Ты сейчас серьезно? – заметно оживилась курносая девочка.

– Ага. Я слышала от Насти. Они расстались, это точно. Только радоваться особенно нечему: тебе все равно ничего не светит. Да и мне, честно говоря, тоже.

– Да знаю я. На него очередь на два года вперед. Ну блин, он ведь правда очень классный. Такой душка. И умный к тому же…

– Ага. Такой поступит куда угодно.

– Даже на юридический…

– Он, кстати, как раз на юридический вроде бы и собирается. Но не на наш, конечно. Я слышала, он куда-то уезжает поступать. Ну понятно, ему все двери открыты, даже за границей. С его-то целеустремленностью и суперспособностями… Он ведь правда нереально перспективный парень, это ясно каждому.

– Нереально, да, это точно…

– А еще, говорят, он отличный друг. Он никогда не бросит друга в беде.

Вера невольно вздрогнула и подняла взгляд от книги. На долю секунды ей показалось, что девочка с малиновыми прядями покосилась в ее сторону – то ли с упреком, то ли с издевкой.

– Это правда! – с жаром закивала курносая девочка. – Я тоже слышала от многих. Он умеет не просто поддержать пустыми словами, а действительно помочь, когда нужно.

– Не то что некоторые.

При этих словах Вера почувствовала пронизывающий холод. Словно где-то внутри себя встретилась взглядом с мерзлой мертвой рыбой. И из черных продавленных глазниц на нее остро посыпались ледяные крошки.

Впрочем, уже спустя пару секунд жара вернулась в тело, и Вера успокоилась. В конце концов, ничего такого эти девочки не сказали. Просто общие слова о каком-то незнакомом и ничего не значащем для нее парне.

– А все-таки хорошо, что он расстался с той идиоткой.

– Ага. Меня она тоже бесит.

Девочка с малиновыми прядями добавила что-то еще, совсем тихо, придвинувшись почти вплотную к своей собеседнице (Вера увидела боковым зрением). И вновь широко заулыбалась, тут же прикрывая рукой крупные, влажно-розовые десны.

Потом у курносой девочки зазвонил телефон, и подруги, одновременно подскочив с места, стремительно уплыли в неизвестном направлении. Вера вновь осталась наедине с пираньями, падалью, закладкой-сомиком и невыносимой, едва притушенной тенью жарой.

Небо все тяжелее наваливалось раскаленным боком. Жизнь вокруг словно замерла. За исключением нелогичной, непомерно активной суеты на спортивной площадке, движения практически не было. Машины проезжали крайне редко; вяло и ненужно переключался разомлевший в духоте светофор. После девочек-старшеклассниц мимо Веры прошла только полная веснушчатая женщина из кафе – выкинуть мусор. Обдала Веру крепким запахом пота и рыбного пирога и тут же, слегка покачиваясь, вернулась в свое холодное убежище.