Монина книжка называется «Прикладное искусство американских индейцев». Когда я её открываю, ещё несколько розовых и голубых перьев вылетает наружу.
— Теперь у меня главная мечта в жизни — найти по-настоящему прямое дерево, — говорит Мона. У неё в дредах застряло розовое перо. — И сделать тотемный столб или что-нибудь в этом роде.
— Если смотреть в перспективе исконных растений, — говорит Устрица, — то Джонни Эпплсид был злоебучим биологическим террористом.
Он говорит, что Джонни Эпплсид мог бы и оспу распространять с тем же успехом.
Устрица набирает ещё один номер и подносит телефон к уху. Он колотит по спинке переднего сиденья и говорит:
— Мам, пап? Какой самый шикарный ресторан в Рено?
Элен пожимает плечами и смотрит на меня. Она говорит:
— «Пустынное небо» в Тахое — очень милое место.
Устрица говорит в трубку:
— Хочу поместить у вас объявление шириной в три колонки. — Он смотрит в окно и говорит: — Шириной в три колонки и высотой в шесть дюймов. Заголовок большими буквами: «Вниманию клиентов ресторана «Пустынное небо».
Устрица говорит:
— Текст объявления такой: «После обеда в указанном ресторане вам пришлось лечь в больницу с острым пищевым отравлением? Если так, то звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд».
Устрица называет номер телефона. Выуживает из мешочка для талисманов кредитную карточку и зачитывает её номер и дату, до которой она действительна. Он просит, чтобы ему перезвонили, когда объявление будет набрано, чтобы сверить окончательный текст. Он говорит, что объявление должно появляться каждый день на протяжении всей следующей недели в разделе ресторанной критики. Он закрывает крышку на телефоне и убирает антенну.
— Сколько коренных американцев погибло от болезней, завезённых из Старого Света, от жёлтой лихорадки и оспы, — говорит Устрица. — И растения тоже гибнут. В 1930 году, с грузом брёвен для мельницы, сюда из Голландии завезли болезнь, поражающую деревья, в частности вязы. В 1904-м — болезнь, поражающую каштаны. Патогенный грибок, поражающий вязы. Экологи опасаются, что азиатские жуки-дровосеки, которые появились в Нью-Йорке в 1996-м, в скором времени уничтожат все пенсильванские клёны.
Для контроля над популяцией луговых собачек, говорит Устрица, фермеры заразили колонии этих животных бубонной чумой, и к 1930 году вымерло 98 процентов всех луговых собачек. От чумы также погибло ещё 34 вида коренных грызунов. И каждый год от неё умирает несколько человек, кому особенно «повезёт».
Совершенно без всякой связи на ум приходит баюльная песня.
— А вот мне, — говорит Мона, и я возвращаю ей книгу, — мне нравятся древние традиции. Знаете, как я вижу нашу поездку? Как мой личный духовный поиск. Я приму новое индейское имя, — говорит она, — и полностью преображусь.
Устрица достаёт сигарету из своего хопи-мешочка и говорит:
— Ничего, если я закурю?
И я говорю: очень даже чего.
А Элен говорит:
— Ничего.
Это её машина.
И я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три…
То, что мы называем природой, говорит Устрица, это мир, который мы убиваем и который скоро начнёт убивать нас. Каждый одуванчик — это бомба с уже включившимся часовым механизмом. Биологическое загрязнение. Симпатичное жёлтое опустошение.
Поезжайте в Париж или в Пекин, говорит Устрица, везде — гамбургер из Макдоналдса, экологический эквивалент привилегированной формы жизни. Все города, все места на Земле — одинаковые. Пуэрария. Мидии. Водяной гиацинт. Скворцы. Бургер-Кинг.
А всё, что есть настоящего и исконного, всё, что есть уникального, — всё методично искореняется.
— Единственное, что у нас останется в плане биологического разнообразия, — говорит он, — это кока против пепси.
Он говорит:
— Мы пытаемся изменить мир, совершая при этом ошибку за ошибкой.
Глядя в окно, Устрица достаёт пластмассовую зажигалку из своего бисерного мешочка. Встряхивает её в руке, бьёт о ладонь.
Я нюхаю розовое пёрышко из книги и представляю, что волосы Моны пахнут точно так же. Вертя пёрышко двумя пальцами, я спрашиваю у Устрицы, когда он звонил в газету и давал объявление, зачем ему это надо?
Устрица прикуривает сигарету. Убирает мобильный и зажигалку обратно в бисерный мешочек.
— Он так зарабатывает на жизнь, — говорит Мона. Она распутывает узелки на своём ловце снов. Под её яркой оранжевой блузкой набухают маленькие розовые соски.
Я считаю — четыре, считаю — пять, считаю — шесть…
Держа сигарету в зубах, Устрица застёгивает рубашку обеими руками. Он щурится на дым и говорит:
— Помнишь Джонни Эпплсида?
Элен вертит ручку кондиционера, прибавляя мощность.
Устрица застёгивает последнюю пуговицу и говорит:
— Не волнуйся, папаша. Я просто сею свои семена.
Глядя на жёлтый мир жёлтыми же глазами, он говорит:
— Просто это моё поколение пытается уничтожить существующую культуру, распространяя свои болезни.
Глава двадцатая
Женщина открывает дверь. Мы с Элен стоим на крыльце. У меня в руках — огромная косметичка Элен, скорее даже не косметичка, а такой маленький чемоданчик. Элен тычет в женщину пальцем с длинным розовым ногтем и говорит:
— Если вы мне дадите пятнадцать минут, вы получите совершенно новую себя.
Сегодня Элен во всём красном, но это не землянично-красный. Скорее он красный, как земляничный мусс со взбитыми сливками, сервированный в вазочке из матового хрусталя. Во взбитом облаке розовых волос её серёжки мерцают розовым и красным.
Женщина вытирает руки кухонным полотенцем. Она обута в мужские коричневые мокасины на босу ногу. На ней — фартук в жёлтых цыплятках и какое-то неприметное платье. Она убирает волосы со лба тыльной стороной ладони. Цыплята на фартуке держат в клювах кухонные полотенца, ложки и черпаки. Глядя на нас сквозь ржавую сетку на второй двери, женщина говорит:
— Что?
Элен оборачивается ко мне. Потом смотрит на нашу машину, припаркованную у тротуара. Мона с Устрицей — они ждут в машине — пригнулись, чтобы их не было видно с крыльца. Устрица шепчет в трубку мобильного телефона:
— А зуд постоянный или периодический?
Элен Гувер Бойль кладёт руку на грудь. Её шёлковой блузки почти не видно за спутанными цепями с розовыми камнями и жемчугом. Она говорит:
— Миссис Пелсон? Мы из «Волшебного макияжа».
Элен протягивает руку вперёд и раскрывает ладонь, как будто разбрасывает слова.
Она говорит:
— Меня зовут Бренда Уильямс. — Она машет рукой назад, как будто забрасывает слова за плечо. — А это мой муж, Роберт Уильямс. — Она говорит: — И сегодня у нас для вас есть подарок.
Женщина смотрит на косметичку у меня в руке.
И Элен говорит:
— Нам можно войти?
Мне казалось, что всё будет проще.
Вся эта затея: входишь в библиотеку, берёшь книгу с полки, идёшь в туалет и вырываешь страницу. Спускаешь воду в унитазе. Я думал, что так всё и будет. Легко и просто.
Две первые библиотеки — никаких проблем. В третьей книги на полке не оказалось. Мы с Моной пошли расспрашивать библиотекаря. Элен с Устрицей ждали в машине.
Библиотекарь — парень с длинными волосами, собранными в хвост. С серьгами в обоих ушах. Такие пиратские кольца. Пиджак из шотландки. Он говорит, что книжка — он проверяет компьютерную базу данных — сейчас на руках.
— Это действительно очень важно, — говорит Мона. — Я брала эту книгу до этого и оставила кое-что между страниц.
Ничем не могу помочь, говорит парень.
— А у кого сейчас книжка, не скажете? — говорит Мона.
И он говорит: извините. Ничем не могу вам помочь.
А я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три…
Конечно, каждому хочется хоть ненадолго стать Богом, но для меня — это работа на полный рабочий день.
Я считаю — четыре, считаю — пять…
Через пару минут у столика библиотекаря появляется Элен Гувер Бойль. Она улыбается, пока парень не отрывается от своего компьютера, и разводит руками с кольцами на всех пальцах.
Она улыбается и говорит:
— Молодой человек. Моя дочь брала у вас в библиотеке книжку и забыла в ней старую семейную фотографию. — Она трёт большим пальцем по указательному и среднему и говорит: — Я понимаю, у вас тут свои правила, но вы можете сделать доброе дело и не за просто так.
Он смотрит на её пальцы, у него на лице пляшут радужные отблески преломлённого света. Он облизывает губы. Но потом всё-таки говорит: нет. Оно того не стоит. Человек, который взял книжку, может пожаловаться начальству, и тогда его уволят с работы.
— Мы обещаем, — говорит Элен, — вас никто не уволит.
Мы с Моной сидим в машине. Я считаю — 27, считаю — 28, считаю — 29… я изо всех сил пытаюсь сдержать себя, чтобы не поубивать всех в этой библиотеке и не посмотреть адрес в компьютере самому.
Элен возвращается с листочком бумаги в руках. Она наклоняется к открытому окошку у водительского сиденья и говорит:
— Есть хорошая новость, и есть плохая.
Мона с Устрицей валяются на заднем сиденье. При появлении Элен они садятся. Я сижу впереди и считаю. И Мона говорит:
— У них три экземпляра, и они все на руках.
Элен садится за руль и говорит:
— Я знаю миллион способов, как найти оптовых покупателей среди незнакомых людей.
Устрица убирает волосы с глаз и говорит:
— Отлично сработано, мамочка.
В первом доме всё было просто. И во втором тоже.
Прежде чем ехать к третьему, Элен тщательно перебирает содержимое своей косметички — позолоченные тюбики помады и яркие коробочки. Она открывает розовую помаду, щурится на неё и говорит:
— Придётся всё это выбросить. Если я не ошибаюсь, то у последней тётки был стригущий лишай.
Мона наклоняется вперёд и говорит Элен:
— У тебя замечательно получается, правда.
Элен открывает круглые коробочки с тенями для век: коричневые, розовые и персиковые. Она внимательно их рассматривает и даже нюхает. Она говорит: