Когда моряки приходили к такому острову в следующий раз, там их ждали стада свиней или коз.
Устрица рассказывает нам об этом.
Моряки называли такие стада «посеянным мясом».
Устрица говорит:
— Вам это ничего не напоминает? Например, старинную историю про Адама и Еву?
Он говорит, глядя в окно:
— Может быть, Бог однажды вернётся на Землю с большой бутылкой острого соуса для барбекю?
Мы проезжаем мимо какого-то серого озера, большого — до горизонта. Там водятся только речные мидии и миноги, говорит Устрица. В воздухе пахнет протухшей рыбой.
Мона прижимает к лицу подушечку, набитую ячменём и лавандой. Тыльные стороны её ладоней разрисованы замысловатым узором — ржаво-коричневой хной. Узор тянется и по пальцам тоже, до самых ногтей. Красные змеи и лозы, переплетающиеся друг с другом.
У Устрицы звонит мобильный, и он выдвигает антенну. Подносит трубку к уху и говорит:
— «Мымра, Маркер и Муфлон», юридические услуги.
Он ковыряет пальцем в носу, потом вынимает палец и внимательно его изучает. Он говорит в трубку:
— И как скоро случился понос после того, как вы там поели?
Он замечает, что я на него смотрю, и тыкает в меня пальцем.
Элен говорит в свой мобильный:
— Люди, которые жили там раньше, были очень довольны. Это хороший, красивый дом.
В местной газете «Erie Register-Sentinel» в разделе «Досуг» напечатано объявление:
В объявлении сказано: «Искупавшись в бассейне, вы заразились стафилококком, не поддающимся никакому лечению? Если так, то звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд».
В общем, вы уже знаете номер мобильного телефона Устрицы.
В 1870-х годах, говорит Устрица, один человек по имени Спенсер Бэйрд решил поиграть в Господа Бога, накормившего страждущих. Он рассудил, что самым дешёвым источником протеина для американцев будет карп обыкновенный. В течение двадцати лет он наводнил всю страну маленькими карпятами. Он договорился с хозяевами железнодорожных компаний, чтобы машинисты возили с собой судочки с его маленькими карпятами и выпускали их в каждый водоём, который попадётся у поезда на пути. Он даже не пожалел денег на специальные железнодорожные цистерны для перевозки мальков.
У Элен звонит мобильный, и она отвечает на звонок. Её ежедневник раскрыт на сиденье. Она говорит в трубку:
— И где конкретно сейчас находится его королевское высочество? — и пишет имя под сегодняшней датой в своём ежедневнике. Она говорит в трубку: — Скажите мистеру Дрешеру, что мне нужны клипсы с изумрудом. Он знает какие.
В другой газете, «Cleveland Herald-Monitor», в разделе «Стиль жизни» напечатано объявление:
В объявлении сказано: «Если вы заразились генитальным герпесом, примеряя одежду в указанном магазине, звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд».
Телефон всё тот же. Мобильный Устрицы.
В 1890 году, говорит Устрица, ещё один человек решил поиграть в Господа Бога. Юджин Скиффелин выпустил шестьдесят sturnus vulgari, скворцов обыкновенных, в нью-йоркском Центральном парке. Пятьдесят лет спустя эти скворцы распространились до Сан-Франциско. Сейчас в Америке более двухсот миллионов скворцов. А всё потому, что Скиффелину хотелось, чтобы в Новом Свете жили все виды птиц, упомянутых в произведениях Шекспира.
Устрица говорит в свой мобильный:
— Нет, сэр, ваше имя — это строго конфиденциальная информация, его никто не узнает.
Элен заканчивает разговор по мобильному и закрывает ладонью нос и рот.
— Чем это так пахнет противно?
Устрица прижимает к груди свой мобильный и говорит:
— Дохлой селёдкой.
Когда в 1921 году перестроили канал Велланд между озёрами Эйр и Онтарио, говорит Устрица, Великие Озёра наводнились морскими миногами. Эти паразиты пьют кровь больших рыб типа форели или лосося и убивают их. Когда крупные хищники вымерли, резко выросла популяция мелкий рыб. Со временем они съели весь планктон, после чего вымерли сами. От голода.
— Глупые жадные селёдки, — говорит Устрица. — И не только селёдки.
Он говорит:
— Либо животные каждого вида учатся контролировать рост своей популяции, либо они вымирают от посторонних причин: голода, или болезней, или войны.
Мона говорит сквозь подушку:
— Не говори им ничего. Они всё равно не поймут.
Элен открывает одной рукой сумочку, что лежит на сиденье рядом с ней, и достаёт маленький аэрозольный баллончик — освежитель дыхания. Кондиционер в машине работает на полную мощность. Элен брызгает освежителем на носовой платок и прижимает платок к носу. Потом она брызгает освежителем на решётку кондиционера и говорит:
— Это насчёт баюльной песни?
Я говорю, не оборачиваясь назад:
— Ты хочешь использовать эту песню для контроля рождаемости?
А Устрица смеётся и говорит:
— Что-то типа того.
Мона убирает подушку и говорит:
— Это насчёт гримуара.
Устрица говорит, набирая номер на своём мобильном:
— Если мы его найдём, он будет наш общий.
А я говорю: если мы его найдём, мы его уничтожим.
— Но сначала прочтём.
Устрица говорит в свой мобильный:
— Да, я подожду. — Он говорит нам: — Весьма символично. Вся структура власти западного общества в одной отдельно взятой машине.
Согласно Устрице, «Отцы», у которых вся власть, не хотят никаких перемен.
Он имеет в виду меня.
Я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три…
Устрица говорит, что у «Матерей» власти значительно меньше, но им хочется большего.
Он имеет в виду Элен.
Я считаю — четыре, я считаю — пять, я считаю — шесть…
А у молодых, говорит Устрица, нет вообще никакой власти — нет, но отчаянно хочется.
Устрица с Моной.
Я считаю — семь, я считаю — восемь… а Устрица всё говорит и говорит.
Эти помолчать-фобы. Эти поговорить-голики.
Устрица говорит, улыбаясь уголком рта:
— Каждое поколение хочет быть последним. — Он говорит в свой мобильный: — Да, я хочу поместить у вас платное объявление. — Он говорит: — Да, я подожду.
Мона опять прижимает к лицу подушку. Её пальцы оплетены узором из ржаво-красных змей и лозы.
Костёр кровельный, говорит Устрица. Горчица. Пуэрария.
Карпы. Скворцы. Посеянное мясо.
Устрица говорит, глядя в окно:
— Вы никогда не задумывались, что, может быть, Адам и Ева — это просто два глупых щенка, которых Бог выбросил за порог, потому что они не просились пописать на улицу?
Он открывает окно, и в машину врывается запах — тёплая вонь дохлой рыбы. Устрица повышает голос, чтобы перекричать шум ветра:
— Может быть, люди — это просто домашние крокодильчики, которых Бог спустил в унитаз?
Глава двадцать четвёртая
Очередная библиотека. Я жду в машине, а Элен с Моной идут искать книгу. Я сам вызываюсь ждать. Когда они уходят, я быстро пролистываю ежедневник Элен. Почти под каждой датой записаны имена, и некоторые из них я знаю. Диктатор из какой-нибудь банановой республики или известный мафиози. Все имена зачёркнуты тонкой красной линией. Последние десять — двенадцать имён я переписываю на листок бумаги. Между именами — записи-напоминания о встречах. Почерк у Элен красивый и совершенный, как хорошее ювелирное изделие.
Устрица наблюдает за мной с заднего сиденья. Он сидит, закинув руки за голову. Босые ноги он положил на спинку переднего сиденья, так что они болтаются в непосредственной близости от моего лица. На одной ноге, на большом пальце — серебряное кольцо. На пятках — мозоли. Серые, грязные, растрескавшиеся мозоли. Он говорит:
— Мамочке не понравится, что ты роешься в её личных вещах.
Я читаю ежедневник наоборот — от конца к началу. Три года имён и назначенных встреч. Там есть и ещё, но я вижу, что Элен с Моной уже возвращаются к машине.
У Устрицы звонит мобильный, и он говорит в трубку:
— «Дурень, Демо и Дурында», юридические услуги.
Я не успел прочесть и половины, и трети. Годы и годы страниц. Ближе к концу ежедневника — годы и годы чистых страниц, которые Элен ещё предстоит заполнить.
У Элен в руках мобильный. Садясь в машину, она говорит в трубку:
— Нет, мне нужен аквамарин ступенчатой огранки, который принадлежал Императору Зогу.
Мона садится назад и говорит:
— Вы по нам не соскучились? — Она говорит: — Ещё одна баюльная песня спущена в унитаз.
Устрица убирает ноги со спинки переднего сиденья и говорит в трубку:
— А сыпь кровоточит?
Элен щёлкает пальцами, чтобы я передал ей ежедневник. Она говорит в трубку:
— Да, аквамарин, двести каратов. Позвоните Дрешеру в Женеву. — Она открывает ежедневник и пишет имя под сегодняшней датой.
Мона говорит:
— Я вот думаю. — Она говорит: — Как вы считаете, в том гримуаре есть заклинание, чтобы летать? Мне бы очень хотелось летать. Или заклинание, чтобы стать невидимым? — Она достаёт из рюкзака свою зеркальную книгу и что-то в ней пишет цветными фломастерами. Она говорит: — И ещё я хочу разговаривать с животными. Да, и научиться телекинезу… ну, вы знаете… когда передвигаешь предметы одной силой мысли…
Элен заводит двигатель и говорит, глядя в зеркало заднего вида:
— Я зашиваю рот рыбе.
Она убирает мобильный и ручку в сумочку. У неё в сумочке так и лежит серый камушек с ведьминской вечеринки у Моны — камень, который она получила от ковена. Когда Устрица ходил голый с мягким розовым сталактитом из сморщенной кожи и крайней плотью, проколотой серебряным колечком.
Мона в тот же вечер. Шелковица. Её мускулистая спина, ладная крепкая попка… Я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три…