Кирилл взглянул на часы, украшавшие старинное здание библиотеки. Было без пяти минут шесть. Наверно, Дед уже пришёл, он кончает работу в пять.
Из дома доносились визги и вопли.
— Ой-я-я! — орал Митька. — Мучитель! Уйду в интерна-а-т! Людоед!.. Мамочка-а!
Митьку-Мауса мыли. В окно вслед за воплями вылетали красивые пузыри. Слышался голос Деда:
— В музей тебя, а не в интернат. В кунсткамеру. Уникальный экземпляр, загадка естествознания. Как ты ухитряешься собирать на себя всё, что есть вокруг?
— Не всё! — возмущённо голосил Митька. — Убери, она щиплется! Ой, мама!
— Где ты ухитрился отыскать смолу?
— Это гудрон! Ты мне все волосы выдрал!
Кирилл засмеялся и прислонил велосипед к перилам крыльца. Всё было знакомо в этом зелёном дворе. Лениво шевелил крыльями жёлтый ветряк, топтался на краю бочки добродушный петух Дима, доцветали одуванчики. На заборе улыбался нарисованный белой эмалью Митька-Маус с хвостом и мышиными ушами. Это Валерка Карпов нарисовал ещё в начале июня.
Кирилл вошёл в дом. Дед закутывал в простыню оттёртого, взъерошенного Митьку.
— Привет! — бодро сказал Маус Кириллу из-под белого балахона.
Дед оглянулся и обрадованно кивнул. Утащил Митьку на диван и пожаловался Кириллу:
— Опять, как в прошлом году, у этого типа глотка запухшая. Мороженого стрескал три порции подряд. Родители уезжают, а он снова с ангиной.
— Чушь это, — строптиво сказал Митька.
— Я тебе дам — чушь! Из постели не смей носа показывать! Понял?
— Понял, — согласился Митька. — Я читать буду. — И спросил у Кирилла: — А ты не скоро уйдёшь?
— Дед, — сказал Кирилл, — тут одно дело такое… Долгий разговор.
Разговор оказался не таким уж долгим, Дед всё понимал с двух слов.
— Дыба — это кто? Местный «король»? — спросил он.
Кирилл пожал плечами.
— Скорее, не «король», а так, мелкий «барончик».
— У Чирка отца нет?
— Н-не знаю… Ну да, нет. Он говорил, что мать да бабка.
— Наверно, небогато живут, — заметил Дед.
— Наверно…
— Новый велосипед ему уже не купят…
Кирилл внимательно посмотрел на Деда. Дед спросил:
— Девушку эту, студентку, как зовут?
— Оля… Федосеева.
— И адрес помнишь?
Кирилл кивнул.
— Самый простой способ, чтобы поставить точку на всей истории, — пойти к этой Оле и всё объяснить, — сказал Дед. — Если она человек хороший, то поймёт. Попросит, чтобы в школе не поднимали шума.
— Чирок, по-моему, не пойдёт, побоится, — засомневался Кирилл. — Да и денег у него ещё нет.
— Ему лучше и не ходить, — сказал Дед. — Мы же не знаем, что за девушка. А вдруг она вцепится и поволокёт парнишку в школу? Может, у неё такой педагогический принцип: не прощать и не жалеть. Другим в назидание.
— А кто пойдёт? — удивился Кирилл.
— Ты. Расскажи всё, а фамилию мальчишки не называй.
— Я?!
— Страшно?
Кирилл подумал.
— Нет, не страшно, — сказал он. — Но… Понимаешь, вдруг она подумает, что я сам виноват и выкручиваюсь. Плету историю, чтобы себя оправдать… Ведь на меня и так в школе…
— Да, пожалуй… — сказал Дед. — Но без риска не проживёшь.
— А деньги? — спохватился Кирилл. — Денег-то всё равно нет. Их же надо отдать! Она тоже одна с матерью живёт. Тоже, наверно, не миллионеры.
— Я это помню, — кивнул Дед. — Но деньги пока можно взять… те, что у нас на ремонт отложены. Там полсотни.
— Правильно! — обрадовался Кирилл. — А Чирок продаст свой драндулет и вернёт.
— Вернёт… когда подрастёт и заработает, — хмуро сказал Дед.
Кирилл даже приподнялся на стуле.
— Да ты что… Это же общие деньги, ребята по рублю копили. А ремонт?
— Что-нибудь придумаем, до весны далеко.
— Но тогда надо экипаж собирать, чтобы все решили…
Дед сердито захромал из угла в угол.
— Только время потеряем. Неужели думаешь, ребята заспорят? Мы же, Кир, человека хотим спасти. Тогда, в походе, не деньгами рисковали, а головушками.
Кирилл нерешительно сказал:
— Что-то не так… Он всё-таки виноват, а мы теперь для него всё на блюдечке. Это разве правильно?
Дед язвительно посмотрел на него.
— С точки зрения вашей Евы Петровны, это наверняка неправильно. Только если ты жалеешь человека, то жалей до конца, а не отмеряй свою доброту, как на весах. Это раз. Теперь два: такому пацану заниматься продажей — это опять влипнуть в историю. Мать тогда всё узнает, а ты сам говорил, что ей это сейчас опасно.
— Для малыша опасно, — тихо сказал Кирилл.
— Значит, не о чем спорить… Я знаю, чего ты боишься: что Чирок привыкнет за чужие спины прятаться, а сам за себя отвечать не научится. Так?
Кирилл кивнул:
— Так, наверно…
— А может быть, наоборот, — задумчиво проговорил Дед. — Может быть, поймёт, что есть люди, которые приходят на выручку. Тогда и сам покрепче станет… Кстати говоря, главный-то вопрос не о нём.
— А о ком?
— О Дыбе. Почему такие паразиты плодятся и почему их боятся? Не думал?
— Думал, — сказал Кирилл. — Но это вопрос отдельный.
— Не такой уж он отдельный, — возразил Дед. — С Чирком он вполне связанный. Может, собрать экипаж и всем вместе побеседовать с Дыбой?
— Я уже прикидывал, — сказал Кирилл. — Это вообще-то можно. Только ведь Дыба не одного Чирка щиплет. И не один такой Дыба на свете. А из-за всех подряд экипаж собирать не будешь. Вот если бы у каждого хорошего человека был свой экипаж, тогда бы все Дыбы повывелись от безработицы.
— Да, — согласился Дед. — Тогда бы они вымерли… Ну, ладно, решим пока первую часть вопроса. Бери деньги и шагай.
Кирилл жалобно посмотрел на Деда.
— Давай вместе…
— Зачем?
— Ну… вдруг я не так скажу. Не умею я со взрослыми. Да и вид у меня подозрительный.
Дед засмеялся:
— Кир, не будь хитрее, чем ты есть.
— Нет, в самом деле. Я не боюсь, но…
Дед глянул на Митьку, который лежал, закутавшись в одеяло и уткнувшись в книгу. То ли правда читал, то ли слушал разговор.
— Этого юношу я куда дену? Родителей нет дома, один он не останется.
Митька дипломатично промолчал.
— Может, останешься, Мить? — нерешительно спросил Кирилл.
— Пожалуйста, — с отчаянным мужеством сказал Митька. — Я боюсь, что ли?
Кирилл и Дед переглянулись.
— Свалились вы все на мою голову, — сокрушенно сказал Дед. — Ладно, давай адрес и сиди с этим любителем привидений.
Сначала Кирилл не очень волновался. Но прошёл час, а Деда не было. Конечно, разговор мог затянуться, Кирилл это понимал. Но он помнил, что в семь часов обещал быть дома. Во-первых, мама уже волнуется, во-вторых, будет нагоняй.
Митька на своём диване шуршал страницами и вздыхал — Кирилл ушёл в другую комнату, где была у Деда фотолаборатория. Включил увеличитель. В него была вставлена плёнка с летними кадрами. Кирилл начал протягивать негатив за негативом и наконец увидел групповой портрет — весь экипаж. Снимок сделали на берегу, автоспуском: привинтили аппарат к пеньку, а сами, обнявшись за плечи, встали у воды. За ними поднимал свои мачты «Капитан Грант»…
И хотя это был негатив — чёрные лица, темнозубые улыбки, Кирилл сразу узнал каждого и словно опять оказался с ребятами. Даже будто голоса их услышал.
Да, это люди, с которыми не страшны никакие Дыбы. Жаль только, что не могут друзья быть всегда рядом, они живут и учатся здесь, в Заовражке, а он в центре…
Если не кончится тепло, завтра весь экипаж соберётся у Деда, а в воскресенье можно поехать в Ольховку, пройтись под парусами. Лишь бы не было штиля…
Задумавшись, Кирилл отвёл глаза от кадра.
На половицы затемнённой комнаты падал от двери яркий прямоугольник света. Кирилл стал смотреть, как блестят отполированные подошвами сучки. Потом в прямоугольник влезла длинноногая тень. Кирилл оглянулся. В двери, приподняв плечи и обхватив себя за тощие бока, стоял Митька-Маус.
— Ты что, Митька? Ты не бойся, я сейчас приду.
— Я не боюсь, я так…
Митька поддёрнул трусики и прошлёпал к столу.
— Не спится, — со взрослым вздохом сказал он. — Дед придумал чепуху: в такую рань укладываться.
— Ты же простуженный. Лежал бы и читал.
— Ха, «Незнайка на Луне»! Я эту книжку уже десять раз читал. А ты негативы смотришь?
— Ага. Вспоминаю, — сказал Кирилл.
Митька неожиданно засопел и забрался к нему на колени. Вроде бы для того, чтобы лучше разглядеть кадр. Но смотреть не стал и вдруг неуклюже прижался к Кириллу.
Он был с мягкими после ванны волосами, непривычно маленький и тихий. От него пахло ромашковым мылом и ещё почему-то свежим холстом, как от новой парусины, когда её расстилают на солнце.
Кирилл перестал шевелиться.
— Ты что, Мить? — осторожно спросил он.
Митька горячими ладошками взял его за шею, заставил нагнуть голову и щекочущим шёпотом сказал в ухо:
— Кир, давай мы подружимся. Я давно хочу.
Кирилл растерялся.
— Ну… давай. А мы разве… Мы же и так…
— Нет, не так, — решительно зашептал Митька. — Давай крепко и навеки. Чтобы говорить все тайны друг другу. И всегда-всегда будем заступаться друг за друга. Давай, а?
Услышав насчёт «заступаться», Кирилл подавил улыбку. Но тут же забыл об этом. В следующий миг поднялась в нём щемящая ласковость к малышу, к нескладному фантаёеру Митьке-Маусу, боящемуся привидений, к отчаянному баковому матросу, которому не страшен бешеный ветер. К товарищу по штормовым плаваниям, которого нельзя обидеть и обмануть.
Он легонько сдавил тоненькое, как у птицы, Митькино плечо, глотнул, мысленно окликнул на всякий случай зелёного Джимми и сказал:
— Давай, Митя.
Потом подхватил его и понёс на диван. И, чтобы Митька не подумал, что «давай» сказано просто так, Кирилл спросил:
— А у тебя есть тайны? Расскажешь?
Митька улёгся на спину, натянул до нижней губы одеяло и серьёзно сообщил:
— Есть одна. Я за сараем клад зарыл. Такой сундучок, а в нём старинные монетки, я их ещё в детском садике начал собирать. Это не для богатства, а для интереса.