Стало неловко. Прочитал ребенку лекцию, а тот, хоть и подхватил у кого-то умные слова, верит в духов и боится, наверное.
– Вообще-то, полагается громко стучать по дереву, – серьезно ответил он. – Духи боятся стука и улетают. Не хватало на них пули тратить.
Мальчик удовлетворенно кивнул и стал глядеть в костер. Джон ждал, что он начнет клевать носом, но ребенок уже осмелевшим тоном спросил:
– А что с Маллори? Он разве не должен быть в медпункте?
– Он давно ходит по ночам. Всякий раз таскать его в медпункт не получится, да и не нужно. Он из Чалсеи, в детстве попал под бомбежку и три дня провел под завалами. С тех пор и стал лунатиком. Вот только… обычно, если Маллори ночью ходит, скоро что-то случится. Он как будто чувствует.
Они долго сидели в тишине. Мальчишка пару раз передернул плечами.
– Не замерз? Обратно не хочешь?
– Нет, сэр.
Джей-Би то и дело смотрел по сторонам – будто и вправду караулил духов.
– Думаю, они нас испугались и уже не прилетят. – Джон потянулся, потопал по земле затекшими ногами. – Хочешь, я тебе расскажу, как мы вытаскивали Гранта из хефашского курятника?
– А что он делал в курятнике?
– Слушай, – сказал Джон.
Грант вряд ли обидится: все равно эту историю слышали все, и не по одному разу.
Закончив рассказ, он в первый раз услышал, как Джей-Би смеется. Тихонько, прикрывая рот рукой, будто боясь, что при покойнике нельзя и ему попадет. До этого Джон ни разу не видел, чтобы ребенок веселился.
Но он ведь и не смотрел на него по-настоящему.
Он начал еще одну байку, сам, рассказывая, забылся в воспоминаниях – и где-то посередине истории почувствовал, что на предплечье что-то давит. Оказалось, что Джей-Би заснул, привалившись к нему.
Ничего удивительного, мальчик толком и не спал с той минуты, когда его подобрали. Джон не знал, сколько полагается спать детям, – но помнил, как нянька загоняла его в постель в девять часов.
Этого-то гнать некому…
Джон не шевелился, он разглядывал ребенка, опять – хоть и против воли – узнавая в нем собственные черты. Мальчишка немного расслабился во сне, но лицо его оставалось серьезным. И не так удивительно, что кто-то внушил ему эту мысль про нецелесообразное использование… – наверняка дед, – как то, с какой убежденностью Джей-Би повторял чужие слова.
Как Джон когда-то повторял за отцом.
Один из подвернутых рукавов куртки сполз, полностью закрыв ребенку руку, и Джон с болезненностью осознал, насколько Джей-Би маленький. Для армейской куртки; для этого лагеря; для войны…
«Не только он, – сказал кто-то в голове будто голосом Дока. – Они все слишком малы для войны, а она все не закончится».
Джон тряхнул головой и попытался обнять Джей-Би за плечи. Но тот тут же проснулся, глянул трезвым, незаспанным взглядом:
– Простите, сэр.
– Спи, ради бога, – сказал Джон. – Я же здесь.
– А как же…
– Спи. Это приказ.
И, будто по приказу, ребенок вырубился.
На утреннем построении Джей-Би мужественно давил зевки. Джон бы и отправил его досыпать, но тот высидел бдение, и отсылать его казалось несправедливым. Хотя похорон он, наверное, и так навидался…
Он ожидал, что ребенок подберет костыли, но тот спросил:
– Можно я так пойду? Они мешают. А нога уже не болит.
– Как это – не болит? Док говорил – перелом…
Джей-Би притопнул несколько раз.
– Да все в порядке.
Джон вздохнул и потащил его в медпункт.
Док долго возился: снимал шину, ощупывал, обхлопывал. Потом неверяще покачал головой:
– Мать твою через забор… Чертовщина какая-то. Вот что, высочество, доставай мне рентген. А то чую, понаставлю я тут диагнозов. Хантера вон в помощники возьму, истории болезни писать.
– Док, ну что ты. Он ребенок, они же гибкие…
– Кости, – желчно сказал Док, – не гибкие. Вон из медпункта, если не больные. И не перекорми его блинами. Лечить сам будешь. Я, как оказалось, не годен.
За завтраком Джон приглядывал за ребенком, но тот и сам больше трех блинов не одолел. Разговоры были приглушенными, тоскливыми. Может, Джон ошибся и не нужно было разводить церемонию с похоронами, заострять внимание на смерти, которая в горячке боя обычно проглатывается гораздо легче. Но уж если дана им эта земля – значит, дана и для кладбища.
Джон подождал, пока дневные часовые и микрофонщики займут позиции. А потом созвал всех на плац – вытоптанную площадку между столовой и командирской палаткой.
– Внимание, бойцы. Объявляется учебная тревога. Условия следующие: о местоположении лагеря узнали, сюда выслали спецназ с приказом на уничтожение. Примерное время прибытия – пятнадцать ноль-ноль. – Он проигнорировал прошедший по рядам тяжелый вздох. – До этого вы должны найти укрытие и по возможности уничтожить следы вашего пребывания в лагере. Группа, которая сделает это грамотно и в рекордное время, получит блок сигарет лично от командира. Задание ясно? Исполнять!
Бойцы, хоть в основном и с недовольными физиономиями, быстро рассредоточились по лагерю. В группы распределять их уже не надо – не в первый раз «эвакуируются», выучили, кто с кем. Джону вынесли шезлонг из палатки прямо на плац; наученный опытом, он заранее послал рядового за кофеваркой (Рейн, не любивший, когда его дергают зря, назло командиру паковал ее первой) и с удобством наблюдал за поднявшейся суетой. Подозвал к себе Джей-Би.
– Смотри, сейчас будет интересно. Почти игра в прятки.
Ребенок смотрел с жадным интересом и едва не приплясывал на месте.
– Сэр, – сказал он. – Джон. А мне разрешено тоже?
– А не заснешь по пути?
Он помотал головой.
– А нога?
– Но ведь доктор меня допустил, – сказал тот с легкой тенью нетерпения в голосе.
– Хорошо. – Джон задумался: кто из ребят не рассердится, если на них навесить мальчишку? В конце концов он отвел Джея в группу Маллори. Объяснил тому, что отвечает за ребенка головой.
Лагерь стремительно пустел. Полностью его эвакуировать за такое время, конечно, не получится – но нужно, чтобы спецназ, если доберется, не мог точно сказать, сколько их в лагере было. Поэтому палатки срочно снимались, следы затирались, над столовой сдирали навес, убирали складные стулья – все это спрячут в схронах – пещерах, которые, если им повезет, заметят не сразу.
У Джона не было иллюзий – если за ними придут, вряд ли все успеют скрыться. Но после таких тренировок шанс есть хотя бы у самых расторопных.
Кстати, о расторопных…
– Ставлю на группу Тейлора, – сказал он советнику Маркусу. Тот в учебных тревогах участия не принимал, и это никого не удивляло.
– Смотрите, – сказал тот, наливая себе кофе. – Я ставлю десять лейфов на Маллори. У него все моложе и проворнее.
– Да уж, – хмыкнул Джон. – Моложе. Я нашел ребенку на день няньку. Будем надеяться, Маллори с ним не поседеет.
Все-таки не зря он часто поднимал ребят по тревоге: он допивал только вторую чашку кофе, а вокруг уже почти никого не было. Остались шестеро, которым вместе с Джоном надлежало через пару часов изображать спецназ. Они, сидя поодаль, резались в карты.
– Завтра начнем переезд по-настоящему.
– Вы окончательно решили, ваше высочество?
Джон кивнул.
– Не хочу, чтобы нас здесь накрыли. Мне тоже не хочется бросать могилы. Но я боюсь, что иначе могил станет больше.
– Кладбище – это важно, – сказал советник. – Здесь теперь не просто лагерь. Здесь ваша земля. Земля Бенджамина. Впрочем, вся эта несчастная провинция теперь – земля Бенджамина…
– Скажете тоже, – фыркнул Джон.
– Вы ее освоили, вы ее защищаете, – пожал плечами Маркус.
Яркое солнце освещало площадку. Надо бы укрыться в тени, но лень. Джон начал клевать носом и, наверное, заснул бы, если бы не увидел, как к палатке бежит микрофонщик.
Джон встряхнулся. Обычно микрофонщики отсиживали смену – им слишком долго было спускаться и подниматься, так что еду они брали с собой. И в учебных тревогах традиционно не участвовали. Значит, что-то важное.
– Что у тебя?
– Номерная радиостанция! – Тот почти кричал, запыхавшись то ли от бега по горам, то ли от энтузиазма. – Мы поймали передачу! Я ее раньше засекал, не так давно, но тогда мне никто не поверил, говорили, мол, показалось. А теперь вот, глядите!
Он совал Джону под нос листок бумаги с торопливо записанным кодом.
– Вряд ли мы это когда-нибудь расшифруем. Если это Вернам[4] – а это, скорее всего, Вернам… Но такие станции просто так не работают, командир! А ее еще и слышно хорошо…
Джон уставился, задумавшись, на непонятный набор цифр и букв. О номерных станциях он уже слышал: периодически их засекали в стране, как правило, в моменты напряжения между Гибеей и Хефасом. Принадлежали они, скорее всего, либо США, либо Советам – ни те ни другие не могли оставить привычку лезть в чужие дела.
Он не знал, включалось ли что-нибудь подобное во время их с крестным «переворота».
Но сейчас, когда в стране мир, – или Джон не знает об очередной попытке свергнуть Гидеона, или…
Или дело в другом.
Он громко выругался, напугав рядового.
– Что такое, ваше высочество? – Маркус подошел ближе.
– А вот что… – Теперь Джон все понял. Даже поступок немца стал яснее. – Из нашей страны, похоже, хотят сделать Колумбию.
Советник поднял брови.
– Поезд, – сказал Джон, – неизвестно какой компании, на неизвестно кем положенных рельсах. Груз он вез из Зифа. И пусть меня расстреляют, если этот груз туда доставляет не самолет. С гуманитарной, мать его, помощью. – Он прикусил губу: гнев мешал говорить. – В ДМЗ[5]. Где его осматривают два с половиной охранника, и тех можно подкупить. И номерная станция, чтобы объявлять, когда будет нужный рейс. И на все это у кого-то есть деньги. Хотите, я вам скажу, откуда они берутся? За оружие сейчас столько не дадут. Оружие по нашим временам вещь дешевая.