Он немного боялся, что тот станет все-таки расспрашивать о ночном инциденте. Но Бенджамин думал о чем-то своем, прикусив нижнюю губу и сосредоточенно глядя на дорогу.
Все-таки он был очень похож на Воина с постера.
Ну а если у Бенджамина была аномалия, как у Двенадцатого? И вместо того, чтобы выполнять свою миссию, он попросил защиты у короля? Ерунда. Ни один король ничего не может сделать с Организацией.
А если… если просто миссия по внедрению затянулась? Агент затаил дыхание. Ведь король Бенджамина прогнал. Значит, тот задачу не выполнил. Вот и послали за ним Агента…
Он и сам не знал, почему ему так хочется, чтобы Бенджамин тоже оказался воспитанником Организации.
Все равно ведь придется ликвидировать.
Джон
Как это часто с ним бывало, собственный план разонравился Джону, стоило немного подумать. Признавать чужую правоту было неприятно. Да, он давно хотел выбраться в город – и да, ребенок послужит ему лучшей маскировкой, чем любая попытка преобразиться внешне. Но надо быть идиотом, чтобы не понимать: кто-нибудь в городе наверняка узнает «мятежника Бенджамина». И пусть здесь, в Салхе, «узнает» не значит «сдаст». Он тогда велел бедняге Гранту не болтать о ребенке, а сам везет его в город…
Джон едва не развернул машину, но передумал – из-за Джея, который с интересом глядел в окно. Обещал же мальчишке. Пусть он и не был уверен, что́ заставило его продолжить путь: это обещание или нежелание возвращаться в лагерь под всезнающим взглядом советника.
– Джей-Би, – сказал он. – На людях называй меня папой, хорошо?
– Так точно.
Джон невольно улыбнулся. Мальчишка – прирожденный боец. И приемчики у него солдатские – даже удивительно, что между ног почти не болит: ночью казалось, что он остался совсем без яиц.
Но если бы Джей-Би был по-настоящему его сыном, Джону приятно было бы знать, что он может дать отпор. Не станет беспомощно сжиматься под одеялом, как сам он, когда в школе устроили темную принцу-воображале.
Он и есть по-настоящему твой сын.
Первую остановку они сделали у придорожного магазина. Здесь, в дешевом гипермаркете одежды, где всегда было много народа, на отца с сыном никто не обратил внимания. Джон не без труда нашел детский отдел, сдернул с вешалки несколько пар джинсов и сообразил, что не знает размер Джея. Пришлось подбирать на глаз. Некоторые он забраковал еще до примерки: слишком тонкая ткань, в лагере порвется быстрее, чем те несчастные шорты.
Они взяли две пары – те, что не спадали с ребенка. Все-таки он слишком худой, надо бы поговорить с Доком.
На лотке «Все за пять лейфов» Джон нашел детские свитера; с них таращились огромными глазами мультяшные животные.
– Да ведь ему велико, – сказала какая-то сердобольная покупательница. – Ты какой размер обычно носишь, мой хороший?
Джей-Би только моргал на нее большими голубыми глазами.
Видя замешательство Джона, она посоветовала:
– Так позвоните маме и спросите.
– Нет у нас мамы. – Джон положил руку мальчику на плечо.
– Ох, простите, ради бога…
Женщина была, наверное, в том же возрасте, в каком была бы сейчас Мира. Джон ей улыбнулся, как улыбался когда-то продавщицам в дорогой галерее, которые слетались посмотреть на принца. Удивительно, но это до сих пор работало. Женщина помогла им выбрать еще два свитера и нижнее белье, за что Джон ей был благодарен – самому в лотке с детскими трусами рыться было неловко.
Ребенок с тревогой обозревал содержимое тележки.
– Так много всего.
Много? Джон вспомнил свой бесконечный гардероб во дворце. Достаточно утром подумать о том, что желаешь надеть, – и оно появляется, как по взмаху волшебной палочки. А малец… Да уж, толку ему от королевской крови…
Джон снова выдавил улыбку:
– Ты ведь не можешь бегать по лагерю без штанов и ронять мой престиж.
После магазина они отправились в сам город, на рынок. Ради рынка Джон сюда и приехал.
Ребенка он высадил у ворот.
– Мне надо кое с кем поговорить. А ты пока погуляй. Вот. – Джон сунул ему пять лейфов. – Купи себе что-нибудь. Мороженого. – Он попытался вспомнить, что в детстве выпрашивал у отца в те редкие дни, когда его брали погулять в город. – Или… сахарной ваты. Только не уходи отсюда. Я тебя найду.
– Есть, – сказал мальчишка и пропал среди торговых рядов.
Джон пошел к главному павильону, где пахло рыбой, мясом и кровью. Тут стоял холод, фартуки мясников были заляпаны багровым, развешанные на прилавках клейкие ленты почернели от налипших мух. Мяса было, однако, не так много – в сравнении с рыбой и всяческими дарами моря, многие из которых и съедобными не выглядели. Джон спросил цену на говядину у торговки и присвистнул. Может, он и был когда-то принцем, но теперь свежее мясо сможет получить, только если приведет сюда автоматчиков.
Джон продвигался внутрь павильона, пока не остановился у прилавка, где на вертеле в заляпанном стеклянном шкафу жарилась курица, а под ней скворчала в масле картошка. Он попросил у хозяина порцию и, взяв картонную тарелку, устроился у стойки.
– Давно вас тут не видно, – заметил хозяин, ставя рядом банку горчицы.
– Я был занят.
– О семье желаете справиться? – Хозяин вытер руки и оперся о прилавок рядом.
– Да вот хотел узнать: отец обо мне не спрашивал?
– У вашего батюшки сейчас много дел, ему не до вас.
Он был грузный и загорелый, в своем грязноватом фартуке неотличимый от остальных выдубленных солнцем обитателей рынка. Отчасти это была его работа: становиться неотличимым. До войны капитан Битон работал под прикрытием в Хефасе; от него поступали все более и более тревожные новости с той стороны границы. Капитан вернулся из миссии примерно в то же время, когда Джона перевели в столицу. Он и сообщил о расстреле Элая. Наверное, потому Гидеон и велел задержать капитана – а может, Битон просто оказался слишком честен для королевской разведки. Джон тогда предупредил Битона и сумел оттянуть его арест – не слишком умело, в лоб пользуясь статусом принца, – так что тот успел уйти.
Пожалуй, это было единственное стоящее дело, которое Джон провернул в столице.
Неизвестно, остался ли Битон благодарен, но полученные от него сведения всегда оказывались верными. Джон подозревал, что бывший капитан докладывает о нем в Кетер, но пока их не пришли брать – пусть себе докладывает.
Никто из его отряда о Битоне не знал. Ни советник, ни даже верные лейтенанты. Потому и приходилось удирать в город одному.
– Чем же так занят мой отец? – спросил Джон, невольно выставив вперед подбородок.
– Проблемы на Присоединенных территориях. Пока – только забастовки и демонстрации, но кто его знает…
Территории, как следовало из их названия, отец присоединил последними, и их периодически потряхивало. К этому в Гибее уже привыкли. Но сейчас Джон спрашивал себя: уж не крестный ли спонсирует эти забастовки и демонстрации? Но это дела отцовские. Ему бы о своей земле позаботиться.
– Впрочем, ваш батюшка куда больше занят строительством храма в столице. Так сильно он, пожалуй, ничем не интересуется.
Джон прикусил губу, потом нарочито ровно спросил:
– Какие еще новости в городе?
– А какие тут новости?
Вокруг сновали покупатели, не обращая на них внимания. Стойкий гул голосов обволакивал их, защищая от чужих ушей.
– Я хочу знать, что происходит в Лидии. На бывшем авиазаводе. И кто отремонтировал железную дорогу.
Хозяин не удивился. Вылил в стакан оставшееся пиво.
– О заводе пока ничего не слышал. От него и не осталось почти ничего. Что не увезли и не сожгли, то растащили.
– А дорога? – нетерпеливо спросил Джон.
– А с дорогой получается странно. Ремонтники никому особо глаза не мозолили, всем казалось, что так и надо. Пока хоть кто-то что-то сообразил, их уже след простыл. Но название фирмы люди заметили – на вагончиках. Вроде бы частный подрядчик, по поручению из столицы.
– Какой подрядчик?
– «Новый порядок». Я проверил в интернете: у них была своя страница, с адресами, телефонами, заказчиками. А представитель их здесь, в Салхе, как можете догадаться…
– Фирма Иессея, – закончил Джон. – Отлично.
– А потом страничка исчезла. Без следа, и в архиве не найдешь. Поезда по дороге почти не ходят.
– А сколько уже прошло?
– Люди заметили по меньшей мере три или четыре состава.
Три или четыре. И все – в сторону Лидии.
Битон не утешил:
– Я говорю о тех, что слышал. Возможно, их было больше.
О нападении на поезд хозяин ничего не сказал. Или Иессей действительно хорошо замел следы, или – что вероятнее – Битон не счел нужным рассказывать Джону то, что тот и так знал.
– Я догадываюсь, о чем вы думаете. Но если бы появилась новая дурь или, не дай бог, оружие, оно бы первым делом оказалось на рынке. И я бы об этом слышал. А пока – ничего. Единственное – ходят слухи, что кое-кто из здешних нашел себе работу в Лидии. Но не факт, что на заводе.
Джон молча доел курицу, нетерпеливо терзая ее пластиковой вилкой.
– Сэр, – уже другим тоном сказал Битон, – будьте сейчас осторожнее. Тут в отделении, кажется, грядут перемены.
– Что, – Джон зло улыбнулся, – кто-то насквозь проворовался, так что даже здесь стало заметно?
– Кто его знает. Но эти господа перестали загорать и зашевелились. Так что лучше вам посидеть тихо.
Надо же, Иессей дал ему тот же совет.
Под конец Джон сказал:
– Мы потеряли двоих. Вот письма их семьям. Сможете передать?
Битон кивнул, взял. Джон писал письма по старинке, как тогда, когда был еще в «законной» армии и приходилось извещать жен и родителей о беде. Поднаторел в этом так, как самому не хотелось.
«Ваш сын, младший лейтенант Микаэль Грант, геройски погиб, защищая своего принца…»
Вот только с фронта такие письма писать было куда легче, а теперь и принц – беглый террорист, и самого послания никто не должен видеть – иначе родственников затаскают в ГСБ. И прежде куда легче было объяснить, за что погиб боец. За родину. За короля.