Прежде, думая о перевороте, Джон испытывал острый, детский стыд: как будто ночью намочил постель и все об этом узнали. Потом на смену стыду пришло недоумение. Чего он хотел? Чего добивался? Почему позволил Декелю и другим генералам себя увлечь – а потом вести, как марионетку?
Да, дела в Гибее шли не очень; отец с большей охотой внимал Богу, чем собственному народу или министрам, но эти приступы исступленной веры случались у короля и раньше и всегда проходили. Но с чего Джон взял, что станет лучшим правителем? Обвинял отца в том, что тот не видит дальше собственного носа, – а сам что видел? Дворцовые стены, после – стены кадетской школы и Академии, и только на войне ему позволили хлебнуть реальной жизни. И конечно, Джон едва в ней не утоп, как щенок. Только теперь, после вызова, брошенного отцу, после ареста и почти безнадежного побега он начинал по-настоящему узнавать Гибею.
И чувствовал, что письма его цинично врут. «Ваш сын подорвался на мине, мэм, защищая мятежника, и его не бросили в безымянную яму, как террориста, только потому, что мы раньше подобрали то, что осталось».
Но сейчас в первый раз он думал, что Грант погиб глупо, но не зря. Так же, как и Фишер.
Погиб за землю Бенджамина.
Битон молча кивнул, как следует вытер руки и забрал письма.
– Он… мой человек ездил за бензином. Не доехал до лагеря.
Битон нахмурился.
– А бензин все еще нужен, так?
Джон кивнул.
– Срочно?
– Вчера.
Битон повздыхал, ушел в подсобку и с кем-то поговорил по телефону. Потом вернулся.
– Старая заправка около Иамнии. Можете послать своих. Я договорился.
Положительно, вывести из-под удара Битона было лучшим решением Джона за всю дворцовую жизнь.
Пива оставалось на донышке, Джон допил его и заплатил хозяину.
– Вот еще, – сказал тот, отдавая сдачу. – Дети. Понятия не имею, связано это с той дорогой или нет. Но в последнее время дети пропадают. Из тех, кого никто не хватится. Была парочка… раньше всё у моего прилавка ошивались. У них это называется «шакалить». Ждали, не останется ли у меня вечером картошка. А потом пропали. Вряд ли их отыскали мама с папой.
– Может, в приют забрали? Должен же хоть кто-то здесь делать свою работу.
Хозяин хмыкнул.
– Приюты и без них переполнены… да эти дети и не дадутся.
Приюту – не дадутся, а вот тому, кто накормит и пообещает накормить еще…
Джон заторопился. Зря он оставил мальчишку без присмотра.
Он обещал Джею, что найдет его, но теперь не представлял, как искать ребенка на переполненном рынке. В очереди за сладкой ватой его не было; у единственной карусели, движущейся под глухую музыку, достойную фильмов ужасов, – тоже. Под ногами то и дело сновали дети, но – не те. Отчего было не велеть ему ждать у карусели?
Не сдержавшись, Джон выругался вслух – и, будто по волшебству, увидел Джея.
Тот стоял у прилавка старьевщика и смотрел на медведя.
Медведь сидел на старом детском стульчике. На нем были темные очки – похожие на те, что Джон носил когда-то, только треснутые и со стершимся брендом. Непонятно, с чего хозяин прилавчика решил, что мишку купят. Впрочем, у него вряд ли было намного меньше шансов, чем у разложенных на прилавке старинных флаконов для духов, фарфоровых вазочек и остановившихся карманных часов.
На животе медведя с заметно поредевшим мехом красовался грубый шов, еще один – на лапе. Другая и вовсе держалась на одной булавке, которую тщетно попытались скрыть под офицерским погоном. На шее у бедняги красовался белый когда-то шарф – теперь он смотрелся как грязный бинт.
Джон сглотнул. Джей-Би стоял, приклеившись к игрушке взглядом – сосредоточенным и болезненным.
– Боевой медведь, да?
Мальчик кивнул, не удивившись.
– Сэр, – сказал он звонко. – Папа. Ты мне сказал, чтобы я купил себе что-нибудь. Мне позволено будет купить медведя? Пожалуйста.
– Конечно, мы его купим, – ответил Джон, снова глядя на одинокий погон и темные очки.
– Спасибо, – сказал ребенок напряженно, будто не вполне верил Джону, и уточнил у продавца: – Сколько он стоит?
– Вот это чудище? Да нисколько, малец, побойся бога, я его так сюда положил, выбрасывать было жалко. А он тебе точно нужен? Погляди, какой рваный, может, папа нового купит?
– Пожалуйста, – повторил мальчик.
– Да бери, бери, что ты.
Старик поднял медведя со стульчика и вручил Джею вместе с очками. Мальчишка прижал игрушку к себе и сделал несколько шагов назад.
За очки Джон все-таки заплатил.
– Мишка-то заслуженный! – крикнул хозяин им вслед. – Две войны прошел!
Джон взял ребенка за руку, чтоб тот не потерялся. Он все еще злился на себя и не сразу сообразил, что сжимает ладонь Джей-Би слишком крепко. Тот и не пикнул. Джон отпустил его и примирительно-неловко сказал:
– А медведю досталось, верно? Как ты думаешь, что с ним случилось?
Ребенок помолчал.
– Думаю, он не справился, сэр. Папа.
– Почему это? По-моему, он, наоборот, справился. Он выжил. И дождался своих.
– Своих? – не понял Джей-Би.
– Мы же за ним пришли. Отдадим его Доку, он пришьет лапу на место.
Джей-Би глянул недоверчиво, но промолчал. Кто-то говорил – может, и мать, – что сын нужен мужчине, чтобы играть в его игрушки.
Смешно, но Джон был рад, что они не оставили медведя.
Агент
Он видел, в какую сторону ушел Бенджамин, но пойти за ним побоялся. Он и так уже наделал много ошибок, не хватало только попасться на слежке… Так что Агент послушно побрел вдоль прилавков, размышляя о необычном приказе. Дядь Вася пару раз покупал ему сладости – для маскировки, – но никогда не давал денег в руки. Только на эту миссию Агент получил наличные – на случай непредвиденных расходов.
И теперь Агент не знал, что правильнее будет купить. После лагеря тут снова было ярко, и он шел медленно, присматриваясь к прилавкам и уворачиваясь от шумных и торопливых покупателей. Дойдя до конца очередного ряда, он увидел совсем маленького гражданского. Ребенка. Тот сидел, забравшись внутрь незанятого прилавка. Взрослые шли мимо, не замечая – для этого им понадобилось бы пригнуться.
– Эй, – громким шепотом сказал гражданский, – ты чего уставился?
Агент сперва растерялся, но потом сообразил, что от местного можно получить информацию.
– Эй, ты куда! Это мое место.
– Я сейчас уйду, – пообещал Агент. – Ты в прятки играешь?
– Сам ты прятки, – сказал гражданский. – За мной гнались.
– Кто? – с уважением спросил Агент.
– Я яблоко свистнул А она заметила и как заорет! Подумаешь, яблоко!
Будто в подтверждение своих слов, ребенок доел огрызок и выбросил черенок.
– Хочешь конфету?
У Агента еще остались дареные карамельки – успел вытащить из карманов шорт, пока Бенджамин их не выбросил. Они, правда, совсем сплющились, но, когда Агент предложил одну мальчишке, тот взял и сунул ее в рот, даже не отодрав как следует обертку.
Одет он был так же ярко, как и остальные, но желтая футболка была вся в пятнах, а штаны протерты на коленях. Все-таки ужасно нефункциональная у гражданских одежда. Пахло от него не очень – но в лагере от многих так пахло.
– Тут еще ничего. Хуже всего, где колбаса. Я раз сосиску стибрил, так один меня догнал и ухо порвал, во! – Мальчишка убрал грязные волосы от левого уха: оно правда выглядело странно.
Он был похож на Двенадцатого. Агент скормил ему еще конфету.
– А ты откуда такой красивый?
– Я с папой приехал.
– Ух ты, с папой. Родители есть.
– Слушай. А ты знаешь, что такое «ляпки»?
– Ты даешь. Ты откуда вообще?
Ему Агент побоялся врать про Нофу. Но легенда, которую Бенджамин ему сочинил, и тут пригодилась.
– Я в приюте жил, пока меня папа не забрал.
– Ой-ей, – сказал мальчишка. – Там, что ли, ни во что не играют? Ты поэтому такой странный?
С контактом Агент не прогадал. Гражданский объяснил про «ляпки» и «галить» и в общем оказался кладезем полезной информации.
Последнюю конфету они разделили пополам. Агент надеялся, что мозги у Двенадцатого не слипнутся: судя по порванному уху, у него и так плохо с концентрацией.
– А ты приходи на пустырь. Мы, может, вечером в футбол будем…
Но куда именно приходить, Агент так и не узнал: у прилавка появился мужчина и потребовал немедленно вылезать. Уходили врассыпную. Агент вовремя вспомнил, что у него приказ – не покидать рынок, и не стал гражданского догонять.
Вместо этого, покружив, он вернулся к рядам – и увидел медведя.
Ему бы никогда в голову не пришло просить у куратора игрушку. Но медведь был… настоящим. Он глядел на Агента со своего стула обреченно, понимая, что его скоро завершат. Еще бы – в таком виде он никому не нужен. Солдат должен следить за собой в битве. Он – собственность Организации и отвечает за свою сохранность.
Наверное, это все-таки дисфункция; прежде он бы прошел мимо. А теперь застыл у прилавка.
Почему Бенджамин разрешил его взять – Агент так и не понял. Может, ради маскировки? К потертой меховой голове медведя была приятно прижиматься подбородком. Задние лапы болтались, пока они шли сперва по рынку, а потом – по городским улочкам. Агент держал медведя крепко и думал: а если бы он сам дал настолько вывести себя из строя – пришел бы за ним Бенджамин?
Но ведь он не солдат Бенджамина.
Он солдат «Нойе Орднунга».
Но пришлось выполнить задание и для Бенджамина: тот дал ему список и отправил в аптеку.
– Мне в аптеках лучше не светиться, а тебя никто не знает.
Как будто Агент сам не понял. В аптеке полки были полупустые, и продали ему только половину того, что было в списке, но Бенджамин и тем был доволен. А потом привел Агента в обшарпанное интернет-кафе. Куратор водил его в такие, показывал, как отправлять домой сообщения.
– Поиграй пока, – велел Бенджамин. Он попросил хозяина включить Агенту игру, а сам, как назло, ушел за компьютер в дальний ряд, туда, откуда экрана не было видно.