На этаже, куда они приехали, свет был слепяще-желтый, так что охранник поморщился. Здесь были люди, слышались голоса, откуда-то знакомо пищали датчики. Медблок…
Даже халаты у медсестер были привычно серые и голубые. В голубых ходили квалифицированные сестры. Но его сдали на руки девушке в сером:
– У вас пациент потерялся.
– Г-господи! Где ты его нашел?
– Там, наверху, в коридоре.
– Что ты делал в коридоре? – напустилась на него медсестра.
– Я играл, – сказал Агент. – Играл и потерялся.
– А в какой ты был палате?
– Да там их осталось-то, – сказал охранник. Сестра на него шикнула. Крепко взяла Агента за руку, завела его в одну из маленьких палат за белой дверью и заперла.
Надо же. Сначала он скучал по лаборатории, по этим пищащим датчикам, по цветам, которые все что-то значат.
Но сейчас, когда до Агента дошло, что скоро ему возвращаться, он испытал только безнадежную тоску. Как будто ему предстояла коррекция.
– Эй, – позвали его. Агент обернулся и увидел, что в палате не один. На кровати лежал бледный тощий мальчишка. Его зачем-то пристегнули наручниками. – Эй! Я тебя помню!
Агент подошел поближе. Это был тот самый гражданский с рынка. Похожий на Двенадцатого. Только сейчас он выглядел совсем плохо, под глазами были черные круги, как у медведя на иллюстрации к истории про Маугли.
– Помоги, – сказал он тихо. – Они тебя тоже поймали?
– Я сам пришел, – сказал Агент.
– Ну и дурак. – У Двенадцатого был очень слабый голос. – Они тут… они колют какую-то штуку. Чтобы ты забыл и слушался. Только никто не слушается. Эта штука всех убивает. Помоги?
– Какая штука?
Двенадцатый был пристегнут надежно. Агента учили, как избавляться от таких наручников, но сейчас у него не было под рукой булавки. Только утащенный у Пита нож – и пистолет.
Ему бы вообще не полагалось помогать объекту. Вмешиваться в работу Организации. Прежде он и думать бы об этом не стал. Но теперь…
«Мы одной крови – ты и я».
– Мне страшно, – сказал мальчишка.
– Подожди, сейчас… – Агент быстро осмотрел палату, но тут тоже ничего подходящего не было. Он вытащил нож. – Чего ты боишься?
– Я…
Двенадцатый вдруг раскрыл рот и стал так сильно трястись, что все его тело изгибалось, подскакивало и билось о железную койку. Агент попытался удержать его за плечи – бесполезно. Датчики громко запищали, и за дверью палаты послышались шаги. Агент поискал выход, почти без всякой надежды глянул на потолок – оказалось, что вентиляционная шахта открыта.
Он посмотрел еще раз на Двенадцатого – того все так же трясло. Щелкнул замок.
«Прости». Он подпрыгнул, ухватился за тонкие стенки вентиляционного хода и, извиваясь, пролез в него. Здесь было уже, чем дома. Но слышно так же хорошо. Агент дышал тихо-тихо и видел через решетку, как Двенадцатый перестал трястись; он застыл, открыв рот и незрячими глазами уставившись вверх – прямо на Агента.
Теперь стало понятно, чего он боялся.
Смерти.
Прибежали сестры – в голубых и серых халатах. Они суетились вокруг койки, но безуспешно; в конце концов одну из них отправили за врачом.
– Время смерти – семнадцать двадцать одна. Что вы вводили?
Квалифицированная сестра сказала:
– Мы могли бы вводить что угодно. Вы же знаете, что действие и ативана, и адреналина ваше… средство нейтрализует.
– Все я знаю… Надо менять формулу, а эти зазнавшиеся идио… простите, доктор Лист… – Врач повернулся к зашедшему вслед за ним в палату пожилому человеку – тоже в белом халате, наброшенном поверх костюма и незастегнутом.
– Ничего, – сказал он, – здравая критика еще никому не мешала, коллега.
Агент узнал его по голосу. В последний раз он так его и слышал, из вентиляции. Тот самый гость доктора Вернера.
– Ладно, – сказал врач, – если желаете критики: во-первых, надо менять формулу, объекты мрут как мухи. Во-вторых, надо менять объекты. Что мы используем? Детей неизвестно откуда, неизвестно с какими болезнями, которые, естественно, активизируются во время эксперимента… Я уже молчу о том, что скоро все окрестные рынки и вокзалы опустеют – куда мы пойдем за материалом? Вы видите, какой расход?
– Не беспокойтесь так. Это Гибея. Здесь война не кончается, а кончится – начнется новая, даже без нашего участия. Этот их… просветленный монарх… и так прекрасно справляется.
– И все-таки. Брать беспризорников с улицы…
– Вы как будто не понимаете цель эксперимента. Именно что беспризорников, с забитой мусором головой и повышенной сопротивляемостью. Если из такого мы сможем сделать идеального солдата Организации, значит, проект удался. Или вы желаете, как наш уважаемый Вернер, самостоятельно выращивать каждого воина из ничего? Титькой его кормить, простите? Вернер, конечно, молодец, но он неисправимый мечтатель.
– Как вам сказать. Проект Вернера – это Воин в миниатюре. Повышенная выносливость, регенерация, обучаемость… Все уже в крови.
– И что, многих он таких вырастил? Вся эта регенерация и обучаемость без дисциплины ничего не стоят.
– А, ладно. Может, я стар и не понимаю этих ваших нововведений. Всегда удивлялся, чем добрые старые методы вам не пришлись. На Воине, насколько я знаю, они прекрасно срабатывали. А эта наша формула ему была бы как мертвому припарка.
– Для сороковых – прекрасно, нет слов. Но даже тогда Воин был экспериментальным проектом. Но вообще-то это все равно что бить из пушки по воробьям. Точнее, из пушки – по человеческому мозгу. Не говоря уже о тех концертах, которые Воин закатывал, когда долго оставался без процедур. Как-то раз он удрал и собирался вернуться к себе на базу. Хорошо, что базу тогда уже лет двадцать как уничтожили, но веселье было знатное… Напомните мне рассказать вам эту историю, когда пойдем ужинать. Ну и потом, не забывайте о рентабельности. Мне как-то намекнули, сколько Воин стоил Организации, если объединить все расходы. Я долго заикался… Будете вскрывать?
– Зачем? Для отчетности? Я и так прекрасно знаю причину и вам ее уже излагал. Практически у всей партии такая реакция. Другое дело, как избежать судорог…
Голоса удалялись. Агент еще слышал, как доктор попросил сестру «подготовить тело к утилизации».
Еще один завершенный проект.
Агент пытался осознать то, что услышал. «Сделать идеального солдата». Но ведь это он – идеальный агент Организации. Его для этого растили. Получается, для этого не обязательно быть клоном Воина?
И сам Воин не был таким уж идеальным? И не был предан «Новому порядку»?
Выходит, Двенадцатый – тот Двенадцатый, тогда – говорил правду?
А что же рассказывал куратор ему самому? И куратор, и доктора, и остальные?
Врали? Но ведь Организация никогда не врет.
Он лежал так, вдыхая пыль и пытаясь хоть что-то понять. Гонг к ужину – почти как в лаборатории – привел его в себя. Если бы только добраться до кабинета доктора… Вот только тут не лагерь Бенджамина, тут наверняка все запаролено.
Агент тихо сам себе удивился. Он уже рассуждал не как боец «Нового порядка», а наоборот…
Он еще раз взглянул вниз, на Двенадцатого. Примерился, как спрыгнуть, чтобы не задеть тело, – и тут дверь опять открылась, и появился охранник.
– Командир, – позвал он знакомым голосом. – Тут еще ребенок…
Он подошел к койке, потряс Двенадцатого за плечо. Выругался.
– Ах ты… Да что это за концлагерь?
Появился еще один человек в форме «Порядка», но даже сверху Агент без труда узнал в нем Бенджамина. Под локоть он вел человека в костюме.
– Так, – сказал Бенджамин, и по голосу было слышно, что он ужасно злится. – Отличные у вас результаты экспериментов. Куда дальше?
– Я уже привел вас в лабораторию. Не понимаю, чего вам еще нужно. Вы не видите, что я ранен?
– Правильно. Тебе нужна медицинская помощь. А мне нужно посмотреть, что хранится у вас в компьютерах. Только не говори, что ваши милые доктора не ведут истории болезни. Или что ты не знаешь паролей. – Бенджамин говорил нервно и быстро – как будто был под лекарствами или стимуляторами. – Я могу окончательно расстроиться.
– Да откуда же мне знать пароли!
– Хорошо. Тогда найди нам кого-нибудь, кто знает. Они сейчас на ужине? Очень кстати.
Перед тем как выйти из палаты, Хантер – Агент узнал его, несмотря на форму, – осторожно закрыл Двенадцатому лицо простыней.
Дверь они не заперли. Агент осторожно спрыгнул, в последний раз посмотрел на носилки и выглянул из палаты. Коридор опустел, все ушли на ужин. Оставались только несколько фигур в черной форме – Агент был уверен, что это свои.
«Свои»? Когда это объект и его отряд успели стать для тебя своими?
Бенджамин был уже в конце коридора, человек в костюме почти висел на нем. Агент дождался, когда один из лжеохранников повернется спиной, проскользнул за ним и, прижимаясь к стене, неслышно последовал за Бенджамином.
Следовало бы поднять тревогу. Базу «Нойе Орднунга» пытались захватить, и ему, как Агенту, надо было доложить об этом.
Сейчас; вот только посмотрит, что Бенджамин собирается делать.
Тот подтащил человека в костюме к одной из дверей и с силой приложил его ладонь к панели. Агент знал такие: они считывают отпечатки пальцев. Так просто не войдешь. Может быть, там компьютеры.
Дверь с шипением отъехала в сторону, Бенджамин и двое его людей ввалились внутрь. Теперь Агент уже жалел, что спрыгнул: сверху у него был бы лучший обзор, а шахта вентиляции наверняка вела туда. Хорошо, что у самой двери стояла каталка: он подбежал и нырнул вниз. Потянул на себя простынь и из-под простыни осторожно заглянул внутрь. На него никто не обратил внимания. Бенджамин держал за шиворот пожилого толстого человека в белом халате.
– Пароль. От компьютеров. Быстро.
– Почему… – у толстого зуб на зуб не попадал, – почему они послали тебя? Я же… я же верен Организации…
– О чем он, сэр? – спросил Хантер.
– Понятия не имею!
А вот Агент имел и сейчас тихо давился от беззвучного хохота. Этот толстый принял Бенджамина за Воина! Неудивительно: сейчас, одетый в камуфляж и грозный, Бенджамин и впрямь был очень на него похож. Про Воина знали немногие, даже в лаборатории Агента, но кто знал, всегда говорили о нем с опаской. И этот – испугался!