– Мэри, вы меня слышите?
Ее голова медленно повернулась, наклонилась к плечу, как будто неправильно была насажена на туловище. Моргнула.
– Мэри, нам нужно поговорить с вами о том, что произошло восемь лет назад. Вы можете это сделать?
Еще раз моргнула.
Санитар Тони пожал плечами:
– Она вчера по телику увидела, в новостях, что он вернулся, ну, сами понимаете кто, и набросилась на пациента. Бац, никто просто не ожидал. Без предупреждения, вообще ничего. Сломала бедняге нос и пол-уха откусила.
– Мэри, все хорошо, мы хотим помочь вам.
– Мы вчетвером еле ее от него оттащили. Пришлось успокоительное вколоть. А сегодня бог знает откуда достала ножницы и выстригла себе волосы на затылке и на висках. Хорошо хоть, вены опять себе не вскрыла…
– Послушайте, – Элис взглянула на него через плечо, – было бы легче разговаривать… в смысле, пить очень хочется. Вы не могли бы принести нам воды?
Санитар поджал губы, выдохнул:
– Вообще-то нам не разрешается оставлять пациентов без наблюдения, наедине с…
Сияющая улыбка.
– О, не беспокойтесь, я абсолютно уверена, что все будет в полном порядке. К тому же мой друг мистер Хендерсон – офицер полиции.
– Ну, тогда ладно. Кувшина воды из-под крана хватит?
Элис подождала, пока за ним закроется дверь:
– Мэри, я понимаю, насколько вас травмирует мысль о человеке, который причинил вам столько боли, но ведь вы понимаете, что сюда он не может проникнуть. Здесь вы в безопасности.
Мэри пару раз моргнула, бледные губы дрогнули. Послышался слабый голос, словно шорох осколков битого стекла:
– Я сама во всем виновата…
– Ну что вы, конечно же нет, это только его вина.
– Нет, моя. Мне не надо было… сердить его. – Ее пальцы заканчивались неровными огрызками ногтей, кожа вокруг них была обкусана до мяса. Скрестила руки на животе. – Он положил это в меня, но оно не выросло…
– Мэри, вас когда-нибудь гипнотизировали?
– Оно не выросло, потому что его вынули из меня. Элис попыталась улыбнуться:
– Я думаю, вам станет лучше, если мы попробуем. Вы не будете возражать?
– Они вынули это из меня, и оно умерло, и я одна виновата в том, что оно не выросло.
Элис наклонилась и взяла Мэри за правую руку. Положила ее на свою, ладонь к ладони:
– Пожалуйста, откиньтесь на спинку стула. Так удобно? – Голос Элис стал низким и тихим. – Вы чувствуете, как ваши мышцы начинают расслабляться? – Еще ниже, еще приглушеннее. И медленнее. – Вам становится тепло, чувствуете, как приятная усталость разливается по телу?
– Нет. – Мэри повернула голову и взглянула на меня, глаза – словно темные пятна в кроваво-красном обрамлении. – Он был там. Наблюдал…
– Я принимал участие в расследовании. Пытался поймать того человека, который сделал это с тобой.
Глаза Мэри на мгновение метнулись к лицу Элис.
– Он мне не нравится. Сделайте так, чтобы он ушел.
Ноэл Максвелл оглянулся на пустой коридор за спиной, осторожно вытащил коробку с таблетками из кармана синего халата и вложил ее мне в руку:
– Только между нами, ладно? – Широкий лоб пересекала глубокая морщина. Посредине головы клок волос, остальные куда-то делись. Уши лопухами, торчащий вперед подбородок. Густые брови над парой водянистых глаз. – Вы уверены, что с вами все о’кей?
Я выдавил из блистера пару таблеток преднизолона, бросил в рот. Полез за бумажником, но он протестующее замахал руками:
– Ни в коем случае, это ради нашей старой дружбы… и все такое. – Откашлялся. – Было очень жаль, когда узнал о вашей дочери. Просто ужас какой-то. Тихий ужас.
Я несколько раз сжал руку в кулак. Сжал, разжал. Все равно чувство было такое, как будто что-то сидит внутри и грызет суставы.
Он пожал плечами:
– Подождите несколько минут. – Еще раз оглянулся на коридор. – Еще что-нибудь нужно? Ну, в медикаментозном смысле.
– Вроде нет. Спасибо.
– Не за что. Мы ведь друзья, ну, вы понимаете, вроде того. Правда ведь?
Кривая улыбка. Потом он повернулся и пошел, насвистывая, в ту сторону, откуда появился.
За спиной скрипнула дверь, из комнаты отдыха выскользнула Элис:
– Надо дать ей минут пятнадцать.
В середине двери стеклянная панель. Сквозь нее видно, что Мэри Джордан лежит, свернувшись калачиком, на кресле, колени прижаты к груди, рыдает.
Элис коснулась стекла кончиками пальцев:
– Ей было очень непросто, но мне кажется, что мы добились определенного прогресса, я просто знаю, как это делать, она никогда не возвращалась к тому, что с ней произошло, и…
Голос из дальнего конца коридора:
– И какого черта вы здесь делаете?
По направлению к нам маршировал высокий худой мужчина в твидовом костюме-тройке, свет подвесных потолочных ламп отражался от лысой головы и черной пластиковой оправы очков.
– Вы! – Он ткнул пальцем в Элис. – Кто вам сказал, что вы можете иметь дело с моими пациентами? Как вы посмели?
За ним вприпрыжку бежал санитар Тони:
– Честное слово, профессор Бартлет, они ни слова не сказали, что будут с ней что-то делать. Я просто пытался помочь, и…
– А с вами я позже поговорю! – Топнув ногой, Бартлет остановился напротив Элис, склонился над ней: – Не знаю, что вы о себе думаете, но могу заверить вас…
Она протянула ему руку. Он не обратил на нее внимания. Элис продолжала улыбаться во весь рот:
– Должно быть, вы профессор Бартлет. Я так много о вас слышала, очень, очень приятно, у вас такое уютное отделение, правда, я бы сказала, что декор слегка депрессивный, но что можно сделать с этими старинными психиатрическими больницами Викторианской эпохи, правда?
– Мисс Джордан весьма чувствительна к внешним воздействиям, и я не позволю людям с улицы вмешиваться в…
– Мэри должна осознать то, что с ней произошло. Накачивать ее лекарствами и держать в изоляторе – от этого лучше ей не станет.
– Это просто не…
– Восемь лет прошло, наверное, следует попробовать что-то новое, вам так не кажется? – Элис достала визитку и сунула ему в нагрудный карман пиджака. – Я могу посещать ее днем по средам и утром в пятницу. Сделайте так, чтобы как минимум за четыре часа до нашей встречи ей не давали лекарство. И еще, в Абердине проводится запись на лечебные восстановительные курсы по проблемам посттравматического синдрома, очень многообещающе, постарайтесь записать туда Мэри.
– Но…
– И если вы действительно хотите ей помочь, пусть она перестанет носить этот ужасный кардиган.
– Кардиган? – Я наклонился и почесал лодыжку в том месте, где был застегнут браслет. Мы как раз сворачивали с Птармиган на Каузкиллин. – Каким образом это может положительно повлиять на чье-нибудь душевное здоровье?
Ливень сменился слабым дождиком, фары встречных машин превратились в мутные желтые пятна.
Присмотрелся, сказал:
– После поворота налево.
На другой стороне дороги виднелся городской стадион, сплошные металлоконструкции и угловые стеклянные панели, обернутые в темно-синий металл и крашеный бетон. За ним возвышался Касл Хилл, склоны засижены темными зданиями с покатыми крышами, а сам замок терялся в пелене дождя.
Элис оглянулась назад, через спинку водительского кресла:
– Хочешь поговорить об этом? Ну, перед тем как мы встретимся с Рут?
Эта часть Каузкиллина была застроена послевоенными муниципальными домами, коробки таунхаусов, которые ставили здесь в ожидании лучшего будущего, с течением времени потускнели и скособочились. Осыпающаяся отделка и засоренные водостоки.
– Эш?
– Да тут не о чем говорить. Он вспорол ей живот, потом что-то случилось, и он ее бросил. Никуда не стал звонить, просто оставил там умирать.
– Нет, я не об этом, поговорить о ваших с ней отношениях.
– Она очнулась, когда кончилось действие обезболивающего. Лежит на сырой земле, как туда попала, понять не может, ночь, дождь льет. Каким-то образом смогла доползти до дороги. Остановился пьяный водила и подвез ее до госпиталя.
– Должно быть, она очень храбрая.
В водительском окне проплыло громадное здание из ржавого железа, на стене неровными двухметровыми буквами выведено «ВЕСТИНГ», к последней букве прилеплен силуэт вытянувшейся в прыжке борзой. Логово миссис Керриган…
Отвернулся:
– Да, давно это было.
– Я знаю, что ты до сих пор винишь себя, но…
– Она мне помогла, он ее увидел. Если бы она не сделала этого…
– Если бы не она, он выбрал бы еще кого-нибудь. Может быть, кого-то не столь храброго. Того, кто не смог бы выжить.
Только перестать винить себя я бы все равно не смог.
Показал на перекресток впереди:
– Вот здесь, и потом в самый конец улицы.
Вдоль дороги стояли двухэтажные особнячки, оштукатуренные стены обвешены телевизионными тарелками. Аккуратные палисадники, огороженные невысокими кирпичными заборами. Магазинчики, группами по три – мясная лавка, бакалейная, ветеринарная клиника, окна залеплены рекламными листовками бродячего цирка, гастролировавшего в этих местах месяца полтора назад. Вывески выцвели, облупились и едва читаются.
В конце улицы Элис повернула направо. Палисадники здесь были еще менее ухожены, а окнам и дверям требовался свежий слой краски.
– Теперь налево до конца.
Свернула на Фест-Чёрч-роуд.
Еще больше послевоенных коробок. Вывалившиеся куски штукатурки вокруг окон. Торчащие из-за кирпичных заборчиков сорняки. Рядом с мусорными баками кучи черных пластиковых мешков. На обочине «рено-фуэго», стоит на кирпичах вместо колес, по внешнему виду сделан из ржавчины, а не из стали. В колесные диски тычется носом терьер.
Проехали еще немного, слева многоквартирная пятиэтажка на месте стоявших здесь когда-то и впоследствии снесенных четырех или пяти особнячков. Оранжевый кирпич, покрытый грязными потеками, хулиганские граффити: «DPNB КОРОЛИ РАЁНА!», «БАНЗИ БОЙЗ РУЛЯТ» и «МИККИ ДИ СОСУТ!»