– А что ты думаешь про кавер-версии? Хочешь быть известным – пиши свои собственные песни. Или это просто разрекламированное караоке.
Еще один ящик, на этот раз совсем без номера.
– И никому дела нет, так ведь? Ага, вот и он. – Шлепнул ящик мне под нос. – «Потрошитель, К – Н». – Набрал в рот воздуха и подул на крышку, вызвав небольшую пылевую бурю. – Я же говорил, что он где-то здесь…
Я закашлялся, замахал руками:
– О господи…
– Я, конечно, мог это все привести в порядок. Просто начать с одного конца и переиндексировать, пока все не встанет на свои места, но зачем беспокоиться? На это многие годы уйдут. Придет май, я выйду на пенсию и уеду в солнечный Перт, играть в гольф и пить пиво. А тот несчастный придурок, который придет на мое место, пусть этим и занимается.
Я открыл крышку. Ящик был забит пакетами для улик, бумагами и записными книжками.
– Тут есть свободный стол, за которым можно поработать?
– Симпсон сказал, что вы здесь.
– Хм? – Я поднял глаза и увидел Рону, прислонившуюся к металлическому шкафу, руки в карманах брюк. Рубашка расстегнута до линии бюстгальтера, по внутренней стороне воротника кольцо оранжево-серой грязи, на зеленой ткани жирное пятно.
Пожала плечами:
– Что-то особенное ищите?
– Письма Потрошителя. Должны быть в этом ящике.
Рона села на край стола, залезла в ящик. Вытащила пакет для улик. Внутри лежала скомканная бумажная салфетка в темно-коричневых пятнах давно засохшей крови. Она положила пакет на стол, снова стала копаться в ящике.
– Послушайте, я насчет вечеринки, ничего срочного. Я… понимаете, я подумала, что было бы здорово отметить ваше освобождение.
– Два раза весь ящик перерыл, и никаких следов. В списке улик они числятся, а здесь их нет…
– Мы могли бы просто немного выпить, или еще что-нибудь? Может быть, в «Монахе и бочке»? Как в старые времена. А можно в баре гостиницы…
– Гостиницы?
– Ну да, в «Пайнмэнтл».
Я откинулся на спинку стула, вытянул больную ногу:
– Почему письма пропали из коробки с уликами?
– Может быть, другая команда добралась сюда раньше?
– Нет. Они бы это оформили. – Взял лист бумаги, на котором было записано все, что находилось в коробке. – У нас с Симпсоном около получаса ушло на то, чтобы найти эту хрень. Коробка вся была покрыта пылью, до нее годами никто не дотрагивался. И еще скальпель пропал. – Я сделал на стуле полный оборот и уставился на длинные мрачные ряды полок. – Письма пропали, и вся информация в центральной базе данных повреждена. А что, если кто-то следы заметает?
Рона удивленно вздернула брови:
– Вы думаете, что Потрошитель – один из наших?
Был в этом какой-то смысл, не самый нормальный.
Она присвистнула:
– Готова поспорить, это придурок детектив-инспектор Смит. Никогда не доверяй абердинцам, это еще мой папаша говорил.
– Его не было здесь довольно долго. Окажи мне услугу, выясни, кто из команды по Потрошителю работал с центральной базой данных восемь лет назад. Может быть, кого-то перевели в другое подразделение? Это бы объяснило, почему мы восемь лет не могли никого поймать.
– И если говорить о тех, кто выпал из поля зрения, – вы с Хитрюгой Дэйвом пересекались во время своих путешествий? Начальница очень расстроена из-за того, что он не посещает ее утренние проповеди.
Вот черт.
Взял со стола пачку записных книжек, положил их в ящик:
– Заболел. Говорит, вирусная инфекция или еще что-то вроде этого. – Если это достойная ложь, чтобы сбить с толку начальство Бабз, значит, и Хитрюге это поможет. – Рвота, понос, боль в суставах, все дела. Просто ужасно. Говорит, его дня два не будет.
– Что, Хитрюга обосрался? Неудивительно, судя по количеству кебабов, которое он сжирает. Надо было суперинтенданту доложить, а то она из-за этого в не очень хорошем настроении пребывает. Видели статью о Джессике Макфи в сегодняшней Ньюз энд Пост? Мне кажется, половина криминального отдела не сможет рот закрытым держать, даже если им губы суперклеем намазать.
Я сунул все оставшееся обратно в коробку, закрыл крышку:
– Передам ему, как только увижу.
– И это, насчет вечеринки, я думаю, после работы нормально будет?
Не смог нести одновременно коробку и трость, пришлось прохромать обратно к полкам, с каждым шагом иглы впивались в правую ступню.
– Шеф?
– Сегодня вечером не могу. У меня… кое-что нужно сделать.
– О-о.
Толкнул коробку поглубже на полку, подняв тучу пыли. Посмотрел на Рону:
– Как насчет завтра?
Наклонила голову. Кисло улыбнулась, как будто прикоснулась губами к чему-то неприятному:
– Да. Может быть, завтра.
Глухой гул заполнял столовую на четвертом этаже. Перед включенной микроволновкой стоял констебль, раскачивался из стороны в сторону, как будто танцевал медленный танец с едой, которую разогревал.
Кроме него и офицера гражданской полиции, больше никого не было. Просто ряды обшарпанных столов и скрипучих стульев. Общий холодильник. Раковина. Чашки-ложки для чая и кофе. Чайники-кофеварки. Торговый автомат – пятьдесят процентов шоколад, пятьдесят процентов чипсы.
Окно раздаточной закрыто. Никакой жареной картошки до ланча.
Бросил в чашку чайный пакетик, включил электрочайник.
Вытащил мобильник и набрал номер Джейкобсона.
Нет ответа. Хантли тоже не ответил. И доктор Константайн.
Обычное дело.
Можно, конечно, попытаться достать Сабира… Но он опять скулить начнет.
Чайник вскипел и выключился.
Конечно, то, что мне нужно больше всего при разговоре Боба-Строителя с миссис Керриган, это небольшая силовая поддержка, в самом темном углу промзоны, с трупом бухгалтера мафии в багажнике краденой машины. Возможно, Бабз будет не против получить немного монет сверху, если выведет из игры Джозефа и Френсиса и при этом не будет задавать лишних вопросов?
Да, было бы неплохо.
Привет, Бабз, ты не могла бы заняться парочкой мерзких ублюдков, пока я выстрелю их боссу в морду пару раз? Что такое? Ты звонишь в полицию?
Так что придется Френсису и Джозефу тоже познакомиться с Бобом-Строителем.
Жаль, что Хитрюги рядом нет…
Чайный пакетик. Кипяток. Немного молока.
Через раскрытую дверь столовой донеслись отдаленные крики. Приглушенные ругательства и не совсем приглушенные крики боли.
Констебль, танцевавший с микроволновкой, отвлекся от своего занятия, оглянулся на коридор и продолжил свой танец. Всем было наплевать.
Я поставил свой чай на стол и вышел из столовой, стукая тростью по потрескавшейся половой плитке. Налево, рядом с лестницей, крики усилились. Человека четыре или пять орали во всю мощь своих легких.
– Айсуууука!
– Да не стой ты там, придурок, дай ему!
– Мать твою, ты ему врезал!
– Аааааах! О господи, как больно!
– Ну ты, громила, ну, давай – оооой…
– Ах ты, скотина…
Пока я спускался вниз, по пути встречались лучшие представители полиции Олдкасла, судорожно вжимавшиеся в стены. Полицейские и детективы из криминального отдела безуспешно пытались слиться с серой военно-морской краской. Полицейский из системы общественной поддержки сидел, вытянув ногу, на полу, прижимал к носу окровавленный носовой платок.
Остальные пялились на дверь в комнату.
Оттуда донеслась новая порция ругани.
– Помогите! Пожалуйста, ты не можешь просто так… АААГХХ!
Подошел.
– Какого черта здесь происходит? – Распахнул дверь.
Уютные диваны перевернуты, кофейный столик разбит в щепки, громадные вмятины на гипсокартоне стен, из потолка с корнем выдраны плафоны. Деревянные рамки картин разломаны, грязный ковер засыпан осколками стекла. Шторы сползли со сломанной гардины, правда, окна за ними не было. Да и все это место было сплошным надувательством.
Полицейский в форме валялся у дальней стены, верхняя губа, рот и подбородок в красных соплях. Из-за опрокинутого дивана торчала чья-то нога. Два детектива лежали, уткнувшись мордами в ковер.
Посреди останков разбитого кофейного столика стоял Раскольник Макфи. Рукав синего джемпера оторван, воротник белой рубашки выпачкан в крови. Руки сжаты в кулаки. Дышал тяжело.
На него наступали два офицера в форме, с резиновыми дубинками в руках.
Первый получил удар кулаком в лицо, сбивший его с ног. Второй ударил Макфи в грудь, заставив того отойти на пару шагов. Он уже взмахнул дубинкой над головой Раскольника, намереваясь…
Но Макфи был быстрее. Он схватил офицера за руку, вывернул ее, дернул к себе и врезал лбом прямо в нос несчастному засранцу.
Что-то хрустнуло, хлюпнуло, потом хриплый стон, и ноги полицейского подкосились. Раскольник схватил его за лямки защитного жилета и ударил коленом между ног.
И отпустил.
Тот рухнул на пол.
Раскольник поднял голову и взглянул на меня. Щеки и усы в мелких красных пятнышках. Грудь тяжело вздымалась.
– Ты. Сказал. Они. Ее. Найдут, – по одному вылетали слова.
Я вытянул руку ладонью к нему:
– О’кей, вы, самое главное, успокойтесь. Можете сделать это для меня, мистер Макфи?
– Это. Уже. Во всех. Газетах. А эти. Мне. Какое-то дерьмо. Лепят. – Отхаркнулся и плюнул на спину одного из полисменов. – Ублюдки.
– Сейчас сюда вооруженная группа захвата нагрянет. – Я оглянулся на притаившихся за дверью идиотов. – Так ведь?
У них глаза на лоб полезли, и все бросились врассыпную. Придурки.
– Это то, чего вы хотите, мистер Макфи? Провести остаток дня с дыркой от пули?
Его дыхание стало успокаиваться. Не такое жестокое стало.
– Я рассчитывал увидеть офицера по связям с семьями пострадавших. Но он даже не стал со мной говорить.
Полицейский, лежавший у стены, пошевелился.
Макфи подошел к нему, пнул в живот:
– БЕГИ ПРОЧЬ ОТСЮДА, КАК БУДТО Я КАРА НЕБЕСНАЯ!
– Это не поможет, мистер Макфи, только хуже будет. – Похромал ближе к нему. – Давайте-ка посидим тихонечко, и, я думаю, у нас получится…