рение, хотя, я полагаю, и у них оно могло бы случиться, но только никто, кроме меня, не жалуется. А ты как?
Из коридора донеслись вопли и ругань, перемежаемые резкими воплями. Чудо рождения.
– Когда Ребекка родилась, меня рядом не было. Мальчишку покусала собака торговца наркотиками, и я весь день ублюдка выслеживал. Но на родах Кети был. Она была… крошечная. Лиловая вся, орала как резаная, и вся в крови и какой-то слизи. – Попытался рассмеяться, но смех умер, так и не родившись. – О господи, просто порнуха какая-то на тему «Чужого».
Вот так вот возвращаешься в прошлое, когда все было возможно и никто не должен был умирать. В середине грудной клетки образовалась трещина, и каждый вздох причинял жгучую боль. Я откашлялся.
– И как, час несварения дал тебе что-нибудь?
– Все, с кем я разговаривала, боятся Потрошителя. Не идут домой, пока не соберется группа из трех-четырех человек. Парковкой больше не пользуются, потому что видеонаблюдение на ней так и не установили. – Она обняла себя рукой. – Потрошитель превращается в мифологическое чудовище, что-то среднее между Фредди Крюгером, Джимми Сэвилом и Питером Мендельсоном… – Посмотрела на часы. – Если мы будем говорить с бойфрендом Джессики Макфи, потому что поговорить, наверное, нужно, в том смысле, что если он избивал ее, то он, что совершенно очевидно, должен был пройти курсы по управлению гневом, и…
– Который час?
Она еще раз взглянула на часы:
– Четыре без двадцати.
– Ладно, закончим с коллегами Джессики, а потом слегка поджарим бойфренда. Но отсюда нужно выехать в четверть пятого самое позднее, чтобы не опоздать к нашему другу, бухгалтеру мафии.
Элис уставилась на носки своих маленьких красных «конверсов»:
– А можно не называть его нашим «другом», это как-то…
– Мы это уже проходили. Или он, или Хитрюга, помнишь? – Я положил ей руку на плечо. – Я знаю, это тяжело, но… Черт.
Заверещал лежавший у меня в кармане мобильник. Как раз в это время должен был позвонить Сабир, насчет адреса. Вытащил телефон, нажал на кнопку:
– Что тебя задержало?
– Это ты, Хендерсон? – Кто угодно, только не Сабир. Вместо вязкого ливерпульского акцента бурчание жителя Олдкасла.
Посмотрел на экран мобильника: «НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН».
– Кто это?
– Ну ты и детектив, это Мики Слоссер. Ты был у меня в офисе этим утром, помнишь? – Пауза. Шуршание. Снова голос: – Мне тут пришло кое-что, что может тебя заинтересовать.
Молчание.
– Я не настроен в игры играть, Мики.
– Письмо. На желтой линованной бумаге. Подписано – «Потрошитель».
33
Небо – как размытая полоска угольно-серого цвета. Кровь сочилась с горизонта, а солнце, покончив с днем, разбросало по мокрым дорогам узоры блестящих пятен.
– Что? – Я закрыл ладонью ухо и повернулся спиной к входу в больницу – мимо проезжала «скорая помощь», и ее вой стихал по мере того, как она исчезала вдали.
На другом конце линии Джейкобсон снова попытался докричаться до меня:
– Несс убедила всех отказаться от обвинений. Мистер Макфи снова свободный человек.
– Молодец. А что насчет Купера, Плохой Билл вспомнил Клэр Янг или Джессику Макфи?
– Насчет этого письма, ты уверен, что журналист не облажается?
– Ну, он же журналист.
– Справедливое замечание. Все равно проверить надо. – Громкость пропала, как будто Джейкобсон отвернулся от телефона. – Купер, скажи ему, что мне говорил.
Что-то заскрипело, потом Купер откашлялся мне в ухо:
– Алло? Да, о’кей, тут вот что, Плохой Билл, он же Уильям Мур. Показал ему обе фотографии, и ему кажется, что он видел Джессику Макфи с высоким рыжеволосым белым мужчиной. Говорит, что насчет Клэр Янг не уверен. Выглядит знакомой, но, может быть, только потому, что часто видел ее в газетах и по ящику.
Ну и хватит об этом.
– Может быть, у него камера видеонаблюдения стоит или что-нибудь вроде этого?
– Сказал, что его никогда это не волновало. Кому нужно, говорит, рисковать и получить мясницким ножом по голове из-за пакета булок для бургера и горстки жареного лука? Профессор Хантли полагает, что похититель вряд ли забрал Клэр Янг с собой, после того как купил ей еду. Она пропала ночью в четверг, а нашли ее ранним утром в субботу. Хантли говорит, что похититель не собирался ее насиловать, в заложниках держал, а в пятницу просто повел на ланч.
Мимо проревела еще одна «скорая», на этот раз в другом направлении.
Я взглянул на часы – без десяти четыре. Скоро нужно будет двигаться.
– А ты…
– Я еще спросил, сколько этих «двойных ублюдочных бургеров» он продал в пятницу между одиннадцатью часами утра и тремя часами дня, так он послал меня.
Придурок.
– Это же бургер-фургон, а не трехзвездочный ресторан. Плати налом, и никаких рецептов. Где он в пятницу парковался?
Молчание.
– Купер?
– Вообще-то…
Я стукнул головой о стену:
– Забыл спросить, да?
– Вы же сказали, что он будет стоять у супермаркета, он там и стоял, и я подумал… что у него там постоянное место. – Откашлялся. – Ну, вроде того.
– Главная фишка бургер-фургона в том, что у этой чертовой хреновины колеса есть. Иди обратно и выясни, где он находился в пятницу во время ланча.
– Простите, шеф…
Значит, теперь я «шеф»? Уже кое-что.
– Все нормально сделал. Иди давай и проследи за деталями.
– Есть, шеф.
– И свяжись с дежурной частью, пусть пробьют по компьютерной системе полиции Даррена Уилкинсона, работает в службе персонала каслхиллской больницы.
– Есть, шеф.
– Свободен.
Кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся – Ноэл Максвелл. Оранжевая парка поверх форменного брючного костюма, ярко-белые кроссовки шаркают по мокрому тротуару. Ухмыльнулся, отчего короткая эспаньолка слегка перекосилась. – Ну как, преднизолон помог, все нормально?
Из мобильника донесся голос Джейкобсона:
– А теперь вот что. Это ты утверждал, что работать по старинке, от свидетеля к свидетелю, лучший способ установить контакты? И что ты выяснил?
– Подождите минуту. – Выключил у телефона звук. – Ты достал что я просил?
Ноэл оглянулся, понизил голос до едва слышного:
– Это же, сами понимаете, промышленное качество. В смысле, это не…
– Так ты достал или нет?
Еще раз оглянулся вокруг. Как будто до этого не проверял. Сунул руку в карман и вытащил уголок коричневого конверта:
– У вас наличка?
Я отмусолил шестьдесят фунтов от того, что осталось от сотни, которую мне сунул Джейкобсон, протянул ему. Осталась пятерка и немного мелочи.
Он еще раз оглянулся, сунул мне конверт. Совсем не тяжелый. Вскрыл его.
У него глаза на лоб полезли.
– Не делайте этого здесь!
– Да, как же. Высокий уровень доверия сегодня в мои планы не входит. – На дне конверта лежали два шприца, прозрачные, с оранжевыми крышечками на иглах. Рядом с ними сложенный пополам лист бумаги, на нем текст мелким шрифтом.
– Только обязательно инструкцию прочитайте, ладно? Опасная штука…
В этом-то все и дело.
– Сколько по времени?
Пожал плечами. Еще раз оглянулся:
– От массы тела зависит. Если парень большой и жирный, часа три-четыре. А если целую дозу ребенку вколоть, он никогда не проснется. – Покраснел. – Конечно, если есть такие намерения. Сами понимаете.
Я сунул конверт в карман. Задумался. Нахмурился:
– Кому еще ты медицинские препараты впаривал?
Ноэл несколько раз раскрыл и закрыл рот.
– Я… не знаю, о чем вы говорите, продавать медицинские препараты, зачем мне это нужно? Я вам услугу оказывал, потому что мы с вами старые знакомые.
– Анестетики, гипотензивные средства, дезинфицирующие, шовный материал, клей хирургический? – Все что нужно, чтобы вскрыть человека и вшить ему в живот пластиковую куклу.
Он замотал головой:
– Нет, вы о ком-то другом думаете, я не продаю больничные препараты, я вроде посредника, хороший парень, помогающий старому другу.
– Ноэл, Богом клянусь, я твою прыщавую задницу отсюда до Данди за яйца протащу.
Он попятился, сунул руки в карманы, ссутулился, даже ниже ростом стал.
– Я больше этим не занимаюсь, честно говорю. Может быть, было несколько лет назад, но вы тогда со мной поговорили, и я исправился. Я теперь прямой, как стрела. Совершенно, просто абсолютно честный.
Я пристально посмотрел на него.
Он шмыгнул носом. Еще сильнее сгорбился.
– Ладно, ну, может быть, помог я кое-кому, протянул руку помощи в борьбе с непереносимой болью. Пару раз морфин, несколько пачек амитриптилина, может быть, темазепам, но у них был рассеянный склероз и все такое. Честно.
Молчание.
– Просто попытался стать хорошим гражданином, понимаете? Ближнему помочь.
– А как насчет гипотензивных средств?
Он провел языком по зубам.
– Да на них особого спроса нет. Опиоиды и барбитураты, сейчас это самое любимое блюдо среди продвинутой молодежи Олдкасла… А я бы никогда и не стал, сами понимаете, примерный гражданин, помощь ближнему…
Я подошел к нему достаточно близко, чтобы почувствовать запашок сигаретного дыма и горьковатого лосьона для бритья.
– Хочешь, чтобы мы остались друзьями, да, Ноэл?
Он покачался из стороны в сторону, еще сильнее сгорбился, посмотрел на меня, как нервная оранжевая ворона:
– Мы друзья, конечно… Почему бы нам не быть друзьями?
– Если хочешь, чтобы все было по-старому, тогда вот что тебе нужно будет сделать… Поговоришь со всеми своими приятелями, примерными, как и ты, гражданами, и выяснишь, кто воровал из закромов хирургические расходные материалы. А потом мне расскажешь. – Улыбнулся ему, постаравшись, чтобы улыбка вышла доброй и холодной. – И сделаешь это завтра, к этому же времени.
Он стал еще меньше.
– А если я не смогу? В смысле, ну, вы понимаете, я приложу максимум усилий, вне всякого сомнения, но что, если я буду спрашивать, а мне никто ничего не скажет?