Пока мы шли по коридору, улыбка Джейкобсона превратилась в ухмылку.
– Мистер Хендерсон, теперь можешь называть меня Медведь. – Потер лапой распухшую щеку. – Так. Получаем фотографии, отдаем в лабораторию, пусть там над ними поколдуют, и потом устраиваем шикарный банкет с китайской едой.
– Не могу. – Я протестующее поднял вверх руки. – Элис это любит, но если я с ней не пойду, наши браслеты перестанут контачить, и появится ваша вооруженная стража.
– О-о. – Джейкобсон слегка нахмурился. – Вы уверены?
– Я бы с удовольствием, но вы сами понимаете… Может быть, завтра?
Если, конечно, миссис Керриган нас раньше не прикончит.
«Ягуар» пыхтел и трясся, пока его мотор остывал под покрытым вмятинами капотом. Я сунул руку на заднее сиденье, ухватил Боба-Строителя за мягкую голову.
Вокруг заброшенная промзона. Холодный свет уличных фонарей да холодный моросящий дождь – вот и вся наша компания.
Элис провела кончиками пальцев по рулю:
– Может быть, еще не поздно позвонить…
– Это ведь не как в «Охотниках за привидениями». У нас тут – «Кто сам себе помогает, тому помогает Бог». – Липучка в промежности Боба с треском разошлась.
Вытащил пистолет, проверил, стоит ли он на предохранителе, вынул магазин – все еще полный – и вставил его на место. Потом слегка наклонился вперед и сунул пушку за пояс брюк на спине:
– И что нужно делать, если все пойдет не так, как надо?
– Ты уверен, что мне не стоит…
– Уверен.
Вздохнула, еще крепче схватилась за руль:
– Правило номер один – бежать.
– Хорошо. Ты не околачиваешься поблизости, не геройствуешь, не упираешься своими красными маленькими кедами в землю, а тупо убегаешь.
– А ты…
Я показал через лобовое стекло на проход, исчезавший в темноте между оптовым складом и шеренгой разлагавшихся морских контейнеров. Туда, где тени были особенно густыми и темными.
– Через этот проход. Здесь они тебя не заметят.
– А если я…
– Нет. Ты убегаешь. – Я положил ей руку на колено. – Обещай мне.
Она посмотрела на меня, потом снова опустила взгляд на руль:
– Обещаю.
– Идешь к дыре в заборе, которую мы проделали. Не геройствуешь. Не останавливаешься. Не оглядываешься. – Сжал ее коленку рукой. – А если кто-нибудь тебя схватит, бьешь ему по голове молотком.
– Не оглядываться. – Она выпустила из рук руль, взяла мою руку. – И ты, пожалуйста, сделай так, чтобы тебя не порезали, не подстрелили и не избили. И вернись, пожалуйста, живым. Обещай.
– Обещаю. – Я открыл дверь, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Она пахла мандаринами и манго. – А сейчас – быстро, тащи свой зад вон туда, где безопасно.
Она вышла из машины, раскрыла зонтик и растворилась во мраке ночи. Темнота проглотила черные джинсы и куртку, оставив напоследок маленькую белую полоску на подметке ее кед. А потом и полоска исчезла.
Я вышел из машины. Сквозь трещины в асфальте пробивались сорняки.
Пока я, прихрамывая, обходил машину и возился с багажником, дождь барабанил по плечам куртки и стекал с волос за воротник.
Пол Мэнсон уставился на меня, моргнул. Глаза широко раскрыты, мокрые и налитые кровью. Бельевая веревка впилась в шею, кожа вокруг нее вздулась и покраснела.
– Мммммнннффф, ммммммммнннфффнннн!
Над куском клейкой ленты мокрые от слез щеки.
Несчастное дитя.
Наверное, нравится ему эта клейкая лента, весь в нее замотан – и руки за спиной, и лодыжки, и колени. Брезент под ним так и хрустел, пока он извивался в багажнике.
Судя по моим наручным часам, было без десяти девять – больше трех часов прошло с тех пор, как он получил полную дозу коктейля, смешанного Ноэлом. Отличная работа, Ноэл.
Я наклонился и похлопал Мэнсона по залитой слезами щеке:
– Вот что получается, когда воруешь у Энди Инглиса. И о чем ты только думал?
– Ннннннффф! Нннмммммфффннн!
Да, они так все говорят.
– Раньше надо было думать, прежде чем занялся отмыванием денег мафии. Убийства, рэкет, наркотики и проституция. Ты хоть понимаешь, сколько горя и страданий ты помог сотворить? Сколько исковерканных жизней? Ты хоть раз думал об этом, когда возвращался домой, в своей крутой тачке, к своей крутой жене и сорванцу, который ходит в частную школу?
– Нннффф! Нннннгггггнннн нннффффф!
– Ты заслуживаешь все, что тебе уготовлено.
– Ннннннннннннннннгггххх… – Зажмурился, снова слезы потекли.
Быстро обыскал его, потом расстегнул пиджак и выудил из внутреннего кармана, с левой стороны, пухлый бумажник. Пара кредитных карточек, три карты постоянного покупателя, бонусные карты авиакомпаний. Фотография. Он, жена и ребенок на пляже, улыбаются, в каком-то экзотическом месте с пальмами. Несколько счетов. И фунтов двести пятьдесят наличкой.
Оштрафовал его на двести фунтов, чтобы не был таким засранцем, сунул бумажник обратно.
– Ннннгггххххффффнннн…
– Хочешь, угадаю? Тебе очень жаль, да? Умирать не хочешь?
– Ннггххх…
– Если спасу твою несчастную задницу, ты ведь сольешь мне информацию про махинации Энди Инглиса, правда? Распишешь каждую сделку по торговле оружием, по делам с наркотой. Счета назовешь, и в офшорном безналоговом рае тоже. Короче, всё. И в суде это тоже сделаешь.
Глаза распахнулись, брови нахмурились.
– Нннн, ннннммммфф нннгггххххх!
Я наклонился к нему, довольно близко:
– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что она прикажет тебя убить, если ты обратишься в полицию. Слишком поздно. Ты понимаешь, почему ты здесь? Да потому, что она уже приказала тебя убить. Или ты будешь говорить со мной – и для тебя все закончится программой защиты свидетелей, или ты этого не сделаешь – и твоя жизнь закончится неглубокой могилкой в лесу. Мне наплевать. Сам выбирай.
Мэнсон снова закрыл глаза, плечи его затряслись, и слезы, слезы. Наверное, многие годы ему казалось, что он неприкасаем. Ведение бухгалтерии – дело чистое, не так ли? Это ведь не банки грабить или коленные чашечки ломать. Просто компьютеры и цифры. Не то что настоящие преступления.
Ублюдков вроде Пола Мэнсона ничто не трогает.
Я вытащил из кармана конверт, достал последний шприц. Снял колпачок с иглы. Слегка нажал на поршень, чтобы выдавить пузырьки воздуха, левой рукой прижал голову Мэнсона к дну багажника.
– Ннннн! Ннниии! Нннннгггфффнннтт!
Да заткнись ты. Она не поверит, если на труп похож не будешь.
Игла вошла ему в шею. Нажал на поршень. Из-под клейкой ленты послышался приглушенный вскрик. Мэнсон дернулся… И обмяк.
Лежал, как большой уродливый сверток, перемотанный упаковочной лентой, с бантиком из бельевой веревки.
В такой упаковке я вряд ли смогу вытащить его из багажника.
Перерезал ножом веревку, развязал удавки на горле и лодыжках.
Гораздо лучше.
Позади меня стук металла о металл.
Мужчина в костюме снял цепь, соединявшую две створки ворот, опустил на землю. За его спиной рокотал большой черный BMW, полноприводный. Дождь превратил свет фар в два мерцающих клинка, отражавшихся в мокром асфальте.
Самое время.
38
Парень в костюме подождал, когда его внедорожник проедет на стоянку автомобилей у товарного склада, закрыл ворота и набросил цепь.
Свет фар высветил стену здания оптовиков.
Автомобиль остановился прямо передо мной.
С водительского кресла слез Джозеф. Его левый глаз выглядел еще хуже, чем сегодня утром, он заплыл и стал походить на лиловый грейпфрут. Синяки расползлись по всему подбородку, нижняя губа распухла и треснула посредине. Быстро наклонился к машине, а когда снова выпрямился, в его руке оказалась бита. Решил больше не нарываться на мордобой. Голос угрожающе-хрипловатый, таким обычно серьезные парни говорят.
– Мистер Хендерсон, я полагаю, между нами больше не возникнут недоразумения, с которыми мы столкнулись этим утром?
– Будем надеяться.
Парень, возившийся с воротами, пошел под дождем в нашу сторону. На фоне огней находившегося рядом оптового магазина он казался просто темным силуэтом, пока не подошел к машине. Френсис. Нос разбит в лепешку, к переносице прилеплен кусок бледно-розового пластыря. Вокруг глаз черные круги, как у енота. Макушка перемотана бинтами – это все из-за банки с бобами, не один шов, наверное, пришлось наложить.
Замечательно.
С конца рыжего конского хвоста капала вода, превращая серый костюм в похоронно-черный. Кивнул в мою сторону.
– Шпектор. – Слово вышло слюнявым и каким-то бесформенным.
– Френсис.
Достал из машины черный зонт. Раскрыл, потом распахнул заднюю дверь BMW. Держал зонт над миссис Керриган, пока она выходила из машины на асфальт стоянки.
Миссис Керриган стояла там, под зонтом, и улыбалась мне:
– Мистер Хендерсон, вы здесь. Как приятно. – Показала на краденый «ягуар»: – У вас есть для меня подарочек?
Я не шелохнулся.
– Где Хитрюга?
– О да, вы такой властный! – Кивнула головой Френсису: – Давай сюда дружка мистера Хендерсона.
Хмыкнула. Френсис отдал ей зонт и скрылся за внедорожником. Что-то звякнуло. Потом хрустнуло. Появился Френсис – согнувшись, он тащил, ухватив под мышками, неподвижное тело. Оно было наполовину завернуто в полимерную пленку, на которой виднелись бордовые и ярко-красные пятна. Человек был голый.
Френсис остановился прямо напротив капота BMW, свет фар просветил пластик. Это точно был Хитрюга. Лицо и тело в синяках и ссадинах, бледная кожа покрыта кровью. Марлевая повязка на том месте, где когда-то был глаз.
– Он живой?
Френсис опустил тело на землю, потом сел на корточки и приложил пару пальцев к его шее. Подержал немного, встал и кивнул:
– Еще тикает. – В последовавшей за словами ухмылке не хватало трех зубов. – Еле-еле.
– Ну что, мистер Хендерсон, один заложник есть. Теперь ваша очередь.
Справедливо.