Только дождь и темень составляли мне компанию.
Кажется, после смерти Пол Мэнсон здорово потяжелел. Кто бы мог подумать, что четыре маленькие пули так много весят? Я подтащил его и бросил на костер.
Верхняя часть туловища все еще была завернута в мешки для мусора. То, что осталось от головы, прижималось изнутри к черной пластиковой пленке, образуя на ней выпуклость.
По крайней мере, лица не было видно.
Я встал. Потер поясницу.
Взял пятилитровую канистру с метиловым спиртом:
– Я уже попросил у тебя прощения… – Вылил половину на него, подождал, пока жидкость впитается в тело и в землю под ним. Швырнул пару зажженных спичек. Отступил назад и стал смотреть, как разгорается огонь.
Ветки хлопали и трещали, завитки дыма присоединились к синему мерцанию горящего спирта. Потом загорелось сухое горючее, и к синим языкам пламени добавились золотые.
Дерева, конечно, недостаточно, чтобы кремировать тело, но дело не в этом. Нужно, чтобы пламя горело долго и температура была достаточно высокой, чтобы уничтожить улики и ДНК, которые оставили мы с Элис.
Спустя полчаса я забросал все землей и похромал к стоянке машин рядом с дорогой.
На одной стороне дороги стоял «ягуар», на другой – «сузуки» Элис.
Вылил оставшиеся два с половиной литра из канистры на внутреннюю обивку «ягуара», от метилового спирта защипало глаза и во рту запершило. Бросил на заднее сиденье лопату вместе с брезентом, опустил окна и закрыл двери.
На дне коробки осталась последняя таблетка сухого горючего. Бросил на нее зажженную спичку, стал ждать, когда разгорится…
За спиной голос:
– Эш?
Повернулся.
Элис стояла рядом с машиной на подгибающихся ногах, держась рукой за крышу «сузуки».
– Ты очнулась.
Она моргнула, посмотрела на «ягуар»:
– Что…
– Все о’кей, садись в машину. Я приду через минуту. – Из коробки, которую я держал в руке, потянулся дымок. Швырнул ее в водительское окно, спирт вспыхнул с громким хлопком. Сгустки огня вырвались из открытых окон, ввинчиваясь в дождливую ночь.
Огонь на какое-то мгновение высветил стоянку, потом стал затухать, и все снова погрузилось в темноту.
Стянул с рук перчатки и бросил их в огонь вместе с коробкой от сухого горючего. Вспомнил: «Я счет потерял тем случаям, когда мы приезжали на вызов и находили тупого ублюдка, угнавшего машину, лежащим на противоположной стороне дороги с ожогами второй степени и рожей, изрезанной осколками стекла. Окна-то они не опускают, и эта хрень взрывается, как большая бомба».
Вздор, конечно, но на всякий случай я вынул сим-карту, которой пользовался, чтобы позвонить Мэнсону, из моего телефона и тоже бросил внутрь горевшего «ягуара». Вставил другую.
Не осталось ничего, что могло бы вывести на нас.
В свете объятой пламенем машины лицо Элис покрывалось рябью и расплывалось. На макушке у нее вздулась громадная шишка, верх шишки был рассечен и сочился кровью.
– Где Пол Мэнсон?
О’кей.
Потребовалось немного времени, но я все-таки смог выдавить улыбку:
– Договорился, что его включат в программу защиты свидетелей. Будет свидетелем обвинения на суде.
Ее рот искривился.
– Не ври мне!
– Я не вру. Он…
– Эш, я видела, как ты нес его в лес. Ведь он мог дать показания!
Блестяще. Именно этого мне не хватало, чтобы завершить этот чудный денек.
– Это все из-за миссис Керриган, она…
– Ты сказал, что никто не умрет, я тебе поверила.
– Я сделал все что мог, понятно? – Махнул рукой в сторону горевшей машины. – Он лежал там на земле, а она в него выстрелила. Четыре раза. И ухмылялась при этом. – Приговорила к смерти, потому что он надоедал ей за ужином. – Я ничего не смог сделать. – Сгорбился. – Прости. Это моя вина, только моя.
Элис прислонилась к дереву, закрыла руками глаза:
– О господи…
Я откашлялся. Отвернулся, чтобы она не видела моего лица.
– Правило номер четыре: он был бухгалтером мафии. Как только он начал красть у Энди Инглиса, он стал покойником. Никто больше в этом не виноват, только он сам. Он и люди, на которых он работал.
Все ты врешь. Это ты во всем виноват. Как и во всем остальном. Как это было всегда.
40
– Тебе лучше?
Элис, прищурившись, посмотрела на меня. Чайное полотенце потемнело, капли воды стекали по ее руке и капали с ладони на липкую поверхность стола.
– Нет.
Единственная парочка, сидевшая в самом дальнем конце заведения под названием «У Буффало Боба», едва слышно переругивалась. Они размахивали руками, скалились и шипели друг на друга, склонившись над жареной курицей, тушеной фасолью и чипсами.
Стены в панелях из темного дерева едва виднелись сквозь цунами из фотографий в рамках и винтажных сувениров. Длинная барная стойка с ручными насосами для пива, неоновая реклама «БАД ЛАЙТ» и «КОКА-КОЛА». Вентилятор под потолком со скрипом наматывал круги. Из динамиков хрипел Брюс Спрингстин.
– Тебе нужно к врачу. Это…
– Я не пойду в больницу.
– …сотрясение мозга, и…
– Пожалуйста, я не… – Вздрогнула. Ткнула вилкой в лежавшие на тарелке ребрышки. – Значит, миссис Керриган тоже мертва?
Женщина в конце бара вскочила, схватила молочный коктейль и выплеснула содержимое в лицо своему спутнику:
– УБЛЮДОК!
Выбежала, хлопнув входной дверью, на автомобильную стоянку.
Через несколько секунд мужчина тоже вскочил и, разбрызгивая розовые капли, бросился вслед за ней. У двери замешкался, натянуто улыбнулся нам:
– Простите… – Выбежал на улицу.
Я макнул кусок картошки в соус из сыра с плесенью, хмуро взглянул на свое отражение в оконном стекле:
– Не знаю. Может быть. – А может быть, Раскольник Макфи разделывает ее у себя на кухне и кидает куски собакам. И себе в рот сует. И грудь у него вся в крови и в шрамах.
Это я должен был с ней разобраться.
Кивнула. Взяла ребрышко. Мясо темное и сочное, а косточка на огне подгорела.
– Извини.
Я сжал ей руку:
– Эй, тебе не за что извиняться.
– Он просто там… оказался, я попыталась убежать, но он меня ударил и… – Косточка стукнулась о тарелку. – Прости меня.
– Все будет в порядке. Нам осталось только спасти Джессику, вернуть Хитрюгу – и все. – Еще раз сжал ей руку. – Ты сделала все, что могла.
– Но…
– Раскольник схватил миссис Керриган, она больше не сможет нас преследовать. С Хитрюгой он ничего не сделает, потому что ему нужно, чтобы мы нашли его дочь. Единственная неприятность, которая случилась сегодня вечером, – погиб бухгалтер мафии.
Она кивнула.
Я откусил кусок бургера, стал жевать его, словно это был промасленный кусок картона.
Просто бухгалтер мафии. А не обычный человек, виновный только в том, что хвастался своей семьей перед убийцей.
Элис снова взяла ребрышко и на этот раз смогла поднести его ко рту.
– Не могу представить, что его жена и сын думают сейчас. Что он сбежал с другой женщиной? Что его схватила соперничающая банда?
Я, не отрываясь, смотрел на чипсы:
– Наверное, лучше об этом не думать.
Элис вздохнула, бросила ребрышко обратно на тарелку и оттолкнула ее от себя:
– Я понимаю, что так всегда случается, когда люди зарабатывают на жизнь, отмывая грязные деньги боссов мафии. – Опустила глаза и стала теребить в руках салфетку. – Но я ничего не могу с собой поделать, мне очень жаль его.
Теперь вкус бургера стал напоминать горелое мясо, маринованное в метиловом спирте. Отодвинул свою тарелку в сторону. Она стукнулась о ее тарелку.
– О’кей. – Положил ладони на стол. – Как будем ловить Потрошителя?
Сунула руку в сумку, достала фолдер. Положила на стол. Вынула из него пачку бумаг.
– Извините? – У края стола возник молодой парнишка, принимавший заказ. Воротник джинсовой рубашки вытерся, жилетка с американским флагом на кармане покрыта жирными пятнами, на именном бедже надпись: «ПРИВЕТ, Я БРЭД *** ХОТИТЕ ЕСТЬ? У НАС ВСЕ ЕСТЬ!» Поверх сальных кудрей криво торчала бейсболка. – Вам принести еще льда? Не проблема, у нас его целая куча.
Элис сняла с головы чайное полотенце, протянула ему:
– Спасибо.
Яйцо у нее на темени уменьшилось в размерах. Теперь это была просто шишка с розово-желтой ссадиной наверху. Джозефу очень повезло, если бы у меня было больше времени…
Брэд сделал стойку:
– Еще выпить принести?
Она кивнула:
– Можно мне большой «Джек Дэниэлз» со льдом? И пинту лагера. И чайник чая.
– Великолепно. «Джек» со льдом, одно пиво и чай.
Брэд смылся, унося с собой капающее полотенце, и Элис в хронологическом порядке разложила бумаги на столе.
Жертвы Потрошителя, спаренные фотографии: поясная, еще до нападения, а под ней – место, где было найдено тело. Слева – Дорин Эплтон, самая первая, потом Тара Макнэб, Холи Драммонд, Натали Мэй, Лора Страхан, Мэри Джордан, Рут Лафлин, Клэр Янг, и самая последняя, Джессика Макфи, – справа.
Потом Элис достала из фолдера фотографии с вскрытия. И копии писем, которые выпросила у Мики Слоссера.
В том числе письмо, которое пришло сегодня.
Она сидела на стуле, качалась взад-вперед, обнимая себя одной рукой, а другой перебирая пряди каштановых волос.
– Ну, что сказать, почерк во всех письмах очень похож. Не идентичен. Наклон букв ярче выражен, петли не самые аккуратные, что является хорошим признаком.
– Правда?
– Вот у тебя почерк тот же самый, что и восемь лет назад? Мой – нет, он с каждым годом только хуже становится, думаю, это из-за того, что мы проводим слишком много времени с компьютером, а не с ручкой и листом бумаги, никто больше не пишет писем, кроме разве что серийных убийц… – Она взяла последнее письмо, прищурившись, вгляделась в него, нахмурилась. Потом полезла в сумку и достала очки: – Так лучше. Точно. Кхм… «Вы скучали по мне? Потому что я по вам скучал. По всем вам. По моим жертвам, по моим преследователям, по моей публике. Я скучал по вам, как скучает утопающий по холодной твердой земле под ногами». – Элис выдохнула. – Не так чтобы очень искусно, как ты думаешь?