Откуда-то сверху громкие голоса.
– Вы не здесь должны находиться, а на улице, ее искать!
– Мы делаем все, что можем, сэр, пожалуйста, вам нужно успокоиться, о’кей? Дышите глубже.
В гостиной тоже никаких следов взлома, да и на кухне. На сушке стояли чашки с тарелками, тоже покрытые порошком для снятия отпечатков пальцев. Окно выходило в сад размером с почтовую марку, в одном углу кормушка для птиц, в другом – сушка для белья.
Снаружи, прямо перед дверью, ведущей во двор, на коленях стоял один из криминалистов, покрывал черным порошком белую пластиковую дверь. В ушах наушники, кивал головой в такт музыке.
Я постучал ему по плечу – он чуть с лестницы не свалился.
– Ох! Никогда так не делай!
– Брелок где?
Он кивнул на металлический контейнер, стоявший посреди комнаты:
– К замку не подходит. В смысле, в замок входит, но не поворачивается.
– А на входной двери пробовали?
– Тоже не подходит. – Сел на корточки. – Вы с мужем поговорить хотите?
– Какие-то следы борьбы? Взлома?
– Нет, все чисто.
– Не забудьте клумбы цветочные на отпечатки проверить. – Пошел в холл. Остановился. Стал прислушиваться к голосам наверху.
– Она его знала. Спустилась вниз, дверь открыла и пошла с ним. Даже не сопротивлялась.
Элис посмотрела на лестницу:
– Она могла знать доктора Дочерти?
– Вы не понимаете – она беременна. Беременна! – Голос стал громче. – А что, если он что-нибудь сделает с нашим ребенком?
– Он был ее психотерапевтом какое-то время после нападения.
Муж Лоры – как его звали? Кристофер, кажется, – появился на верхней ступеньке лестницы. Обе руки сомкнуты на затылке, как будто парень пытался вдавить голову в грудную клетку.
– Он ничего не сделает с нашим ребенком! Вы просто не представляете, как трудно нам было!
У него за спиной возникла женщина в полицейской форме. Флуоресцентная куртка, защитный жилет, черная шерстяная куртка расстегнута, под ней черная футболка.
– Мы просто пытаемся вам помочь. Может быть, у вас есть кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить? Друг или родственник?
Кристофер отвернулся от нее, поджал губы… Потом замер и уставился на меня:
– Вы…
Я кивнул.
– Можно с тобой поговорить?
Я задернул шторы:
– Скай ТВ приехали. – Значит, уже четыре телевизионные бригады, с полдюжины фотографов и целая куча журналистов.
Кристофер сел на край кровати, наклонился вперед так, что грудная клетка опустилась на колени, еще ниже опустил голову:
– Почему бы им просто не уйти отсюда и не начать искать ее?
Элис села рядом с ним, положила руку ему на плечо:
– Ты не виноват.
– Конечно же я виноват. Я должен был охранять ее. Я обещал. – Вздрогнул. – Особенно после того, что случилось в прошлый раз…
Я оперся о подоконник:
– Кто еще знал, что вы здесь живете?
Он поднял голову:
– Никто. Даже мама моя не знает, где мы живем. Мы это место скрывали, как в шпионских фильмах. Лора… – Он снова уронил голову вниз, голос задрожал. – Она не хотела, чтобы нас кто-нибудь нашел.
Элис потрепала его по плечу:
– Кто-нибудь помогал ей справиться с тревожными состояниями? Врач? Может быть, психотерапевт?
– У нее все давно прошло. Она не параноик, она просто… Она просто хотела, чтобы мы были осторожными, вот и все.
Не очень получилось.
Я достал блокнот:
– Когда вы обнаружили ее исчезновение?
Вздох волной прошел по его телу.
– Пару недель мы спали в разных комнатах. Ей было очень жарко, из-за ребенка, хотелось раскинуться на кровати. Часа в три ночи я пошел пописать, у нее в комнате еще горел свет. Иногда она прямо с книгой в руках засыпает, я пошел к ней свет выключить, а ее уже не было. – Он закачался вперед-назад, кровать заскрипела. – Я все обыскал. Ходил по комнатам, свет везде включил. Выбежал на улицу, стал ее звать. О господи…
– Значит, в последний раз вы ее видели…
– Я принес ей чай с ромашкой в одиннадцать, перед тем как лечь спать. – Он схватил край покрывала, обернул его вокруг пальцев.
Элис, сморщившись, посмотрела на меня, потом снова на него:
– Кристофер, я понимаю, что это трудно, но если вы все время будете фокусироваться на том, что произошло, это съест вас.
– А что, если вы не сможете ее найти?
– Мы найдем ее. Но мне нужно, чтобы вы поняли, – из-за того, что в прошлый раз ее изнасиловали и вспороли ей живот, нет причин… Что случилось?
Он напрягся. Выпрямился:
– Изнасиловали?
Элис кивнула:
– Когда ее похитили.
– Ее не насиловали! Кто это сказал?
Элис кивнула, продолжая держать руку на его плече:
– Многие жертвы насилия не говорят об этом своим партнерам. Иногда они чувствуют себя виноватыми, хотя в этом нет их вины, это…
– Она бы сказала мне. – Он снова наклонился вперед. – Между нами нет никаких секретов. И никогда не было.
Толпа журналистов в зеркале заднего вида расплылась, а потом совсем исчезла, когда мы свернули на Кэмберн-Вью-авеню. Грохотавшая по радио старая песня «Фу Файтерс» закончилась, и в салоне раздалось пиканье.
– Сейчас девять часов, вы слушаете радио «Каслвейв FM». В эфире новости. У нас в студии доктор Фредерик Дочерти. Доктор Дочерти…
Выключил радио.
Элис провела руками по рулю:
– Может быть, он не насиловал ее восемь лет назад?
– Почему это он ее не насиловал? Он же насиловал Рут Лафлин.
Элис вывела машину на главную дорогу, ведшую в Каузкиллин:
– А может быть, он не насиловал ее до тех пор, пока не вколол снотворное?
– А может быть, у него не встал? Или у него не было времени? Или она просто не сказала Кристоферу? Неуместное чувство вины, ты так, кажется, сказала. Или…
В кармане зазвонил мобильник, не мой официальный, а другой, одноразовый. Достал. Нажал на кнопку:
– Да?
Из трубки захрипел голос Раскольника Макфи:
– Ты нашел мою малышку?
– Ищем.
– Тик-так, Хендерсон. Тик-так. Твой жирный друг плохо выглядит.
– Ему нужен врач.
– А мне нужна моя дочь. Помнишь, каково это? Когда знаешь, что какой-то ублюдок ее похитил?
Мимо пронеслись дома и магазины, потом Элис свернула на указателе с надписью «ГОРОДСКОЙ СТАДИОН». Над домами возвышался шпиль Первой национальной кельтской церкви. По лобовому стеклу растеклась дождевая капля.
– Ты меня слышишь, Хендерсон?
– Мы действуем так быстро, как только можем, понятно? Как только что-нибудь узнаем, я тебе позвоню.
– У твоего жирного друга остался один глаз, значит, и два уха ему не нужны, так ведь? Почему бы не отправить тебе одно ухо по почте?
– Мы… – Я закрыл глаза и прислонился лбом к окну. Дорожная вибрация проникла мне под череп. – Я все помню. Мы делаем все, что в наших силах. Так быстро, как только можем. Мы найдем ее.
– Ты все понял.
45
Чуть дальше вниз по улице, напротив дома, где жила Рут Лафлин, стояла одинокая патрульная машина, ее синие с белым сигнальные огни вертелись, и попадавшие в их свет дождевые капли превращались в сапфиры и бриллианты.
По идее, напротив этого места должна была клубиться толпа журналистов, но пока там никого не было, если не считать одинокого фотографа из какого-то местного листка.
Вообще-то Лора всегда была популярной. Большинство людей не могли даже имен вспомнить двух других выживших, не говоря уже о четырех других женщинах, погибших восемь лет назад.
Я отошел от окна спальни.
Матрас почти наполовину сполз с двуспальной кровати. У стоявшей рядом с дверью тумбочки выдвинуты все ящики. Двери платяного шкафа раскрыты настежь, вещей внутри нет. Юбки, кофты и брюки разбросаны по полу вместе с носками и трусами. Рамки висевших на стенах фотографий перекошены, стекла в трещинах.
Элис присела на краешек кровати, сплела пальцы рук, ее нитриловые перчатки скрипнули.
– Он убьет Дэвида, как ты думаешь?
– Кажется, по комнате кто-то с бейсбольной битой прошелся.
Я наклонился, поднял с пола плюшевого медведя. Он был совсем древний, серый, меха на нем почти не осталось, грудь вся в заплатках, как у монстра Франкенштейна. Посадил его на комод, прислонил спиной к стене, чтобы на пол не свалился.
В дверь просунул голову констебль в униформе. Большие уши, кривой нос, волосы подстрижены так коротко, что их почти не видно на голове.
– Спустился к соседу снизу. Старый пердун, глухой как бревно, ничего подозрительного не слышал.
– Почему отпечатки пальцев не сняли?
Поднял плечи почти к самым ушам:
– Все криминалисты заняты в доме Лоры Страхан. Придется ждать, пока они там все закончат. Сокращение штатов и все такое.
Элис встала:
– Потрошитель приходит в дом Лоры Страхан, и она уходит с ним, даже не захныкав. Почему здесь не так? Почему повсюду следы борьбы?
Пол в прихожей был завален плащами и куртками. Я, стараясь не наступать на них, прошел в гостиную. Оба кресла опрокинуты. Тот, кто похитил Рут, вырвал подушки из дивана, через прорези в коричневом вельвете торчала набивка. Трехсекционный электрокамин разбит, перед окном на полу валялся телевизор, экраном вниз.
– А что, если Рут узнала его? – Я пошевелил носком ботинка разбитое стекло из фотографической рамки. – Она бы не пошла с ним без сопротивления. Особенно после того, что он с ней сделал.
Из квартиры под нами заревел хеви-метал. Не удивительно, что меломан снизу совсем глухой.
Я медленно повернулся на триста шестьдесят. Хмуро взглянул на развороченный сервант – перед ним на полу валялись разбитые тарелки и листы бумаги.
– Он явно что-то искал. Все сначала обшарил, а потом разгромил.
На кухне то же самое, и в ванной комнате содержимое медицинского шкафчика разбросано по всему полу.
Элис присела на корточки и стала рыться в бутылочках и флакончиках. Хмуро посмотрела на меня: