– Как я могу это пропустить… Вот черт. – Достал неофициальный телефон.
– Хендерсон.
Раскольник Макфи.
– Где моя гребаная дочь?
Я закрыл микрофон рукой, встал:
– Извини, нужно поговорить.
Поковылял из отдела в коридор.
– Мы проверяем адреса, к которым он имел доступ. Скоро ее найдем.
– «По числу сорока дней, в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною». Числа, четырнадцать, тридцать четыре.
– Да ради бога, мы этим занимаемся, о’кей? А теперь пошел на хер и дай мне заниматься моей работой!
Молчание.
– Ты меня слышишь?
Ничего.
– Алло?
Я прислонился спиной к стене, чтобы не очень давило на правую ногу. Пусть расплавленное стекло в костях немного остынет.
– Я помню, как себя чувствовал. Когда пропала Ребекка, мы подумали, что она сбежала. Подумали, что сделали что-то не так. Что были плохими родителями. – Я закрыл глаза, впустил в себя темноту. – Потом, спустя двенадцать месяцев, я получил самодельную открытку с ее фотографией, на ней она сидела, привязанная к стулу. Как только я взял в руки открытку, сразу все понял. Понял, что это он и она не пропала, а мертва. – Пол снова надавил мне на правую ногу, стекло опять задвигалось, его осколки проткнули кожу. Я наклонился вперед, чтобы огонь вспыхнул. Чтобы горел хорошо и не гас. – И еще я понял, что смерть ее не была быстрой. И с тех пор каждый год я получал открытку, на которой было изображено, как он пытал ее.
Голос у Раскольника стал холодным и скрипучим:
– И что бы ты сделал, если бы узнал, что его посадили в камеру, тихую такую и уютную? Что его кормят три раза в день и дают хорошую чашку чаю?
Я бы вырвал ублюдку горло и сделал бы то же самое с тем, кто попытался мне помешать.
48
Адвокат Дочерти на экране телевизора вздохнула:
– Мы ведь не собираемся повторять это снова, не так ли? Мой клиент сделал заявление, изложил свои идеи в соответствии с нашей готовностью на этом этапе. Моему клиенту нужен перерыв.
Несс даже не шелохнулась:
– У него только что был перерыв.
Джейкобсон вытянул из папки лист бумаги:
– В таком случае, почему бы нам не взяться за что-то другое. Доктор Дочерти, где вы были вчера между десятью часами вечера и тремя часами утра?
Опять началось.
– В своем номере в гостинице. Принял ванну и читал заметки по делу об изнасиловании с убийством в Бирмингеме, где я оказываю консультационные услуги. Посмотрел немного телевизор, чтобы развеяться, потом пошел спать… в одиннадцать тридцать.
Джейкобсон выпрямился:
– Значит, когда Лора Страхан и Рут Лафлин были похищены, вы находились в своей комнате, один, в кровати. – Поставил палец на лист бумаги, стал водить им из стороны в сторону. – На самом деле? Не хотите немного подумать?
Склонившись над блокнотом, детектив-суперинтендант Найт говорил по телефону, рисуя на странице нечто вроде готического черепа с костями.
– Угу… Да… Нет, сэр, я понимаю, но это была не моя… Да… Нет, полагаю. Это было не… – Кровь уже поднялась у него по шее и стала расползаться по щекам. Он прекратил рисовать каракули в блокноте, провел рукой по лысой голове. – Несомненно, опираясь на прошлый опыт… да, сэр.
Элис прекратила рисовать на демонстрационной доске соединенные линиями прямоугольники, отхлебнула двенадцатилетнего «Гленфиддика», который я конфисковал в криминальном отделе. Потом снова взялась за маркеры.
Я оперся на стол для переговоров, стал смотреть на экран.
– Кончай трепаться и расколи его.
Джейкобсон с самым серьезным видом записал что-то в блокнот.
– Полдвенадцатого…Вы уверены?
– Именно так, детектив-инспектор, там я и находился, пока будильник не разбудил меня в шесть утра.
– Дело в том, что у нас есть свидетель, который утверждает, что в полночь в вашей комнате никого не было. Даже кровать была не разобрана.
Дочерти поджал губы.
Адвокат положила руку ему на плечо:
– Я на самом деле хотела бы настоять на перерыве.
Несс посмотрела на потолок, потом перевела взгляд на Джейкобсона.
– Почему нет. – Он потянулся к записывающему устройству. – Допрос приостановлен в шестнадцать ноль пять.
Несс села за рабочий стол, потерла лицо руками. Вздохнула:
– Дочерти не хочет колоться. Он слишком часто был по нашу сторону забора, знает, как все работает.
Стены ее кабинета были завешаны лицами – поясные фотографии людей, улыбающихся на свадьбах и вечеринках, на пляже, на днях рождения, на праздничных фотографиях… Ни одна из фотографий не повторялась.
Элис уставилась на фотографию мужчины, стоявшего за барбекю, на фартуке надпись «ПОЦЕЛУЙ ШЕФА», в одной руке щипцы, другой рукой салютует бокалом с пивом.
– Неужели это Тони Хадсон? Расчлененное тело, выброшенное на берег в Каллене?
Джейкобсон сидел, развалившись, на стуле для посетителей, руки сцеплены на животе.
– Рано или поздно мы найдем, где он их спрятал. Для Дочерти будет очень, очень плохо, если это будет поздно и они будут мертвы.
Я сел на стул напротив него. Вытянул вперед больную ногу:
– В старые добрые времена…
– Сейчас времена совсем не добрые, Эш. – Он вздохнул и потряс головой. – Общество наблюдает за нами. Если известный психолог и телевизионная персона доктор Фредерик Дочерти начнет падать с лестницы, люди это заметят. И мы все лишимся работы.
– По мне так лучше потерять работу, чем дать Рут Лафлин, Лоре Страхан и Джессике Макфи умереть, потому что мы позволили ублюдку переиграть нас. Десять минут, в комнате. На нем никаких следов не останется.
Несс фыркнула:
– А что потом? Будем наблюдать, как дело разваливается, а он выходит на свободу, потому что мы нарушили права человека? Нет, спасибо. – Она пару раз моргнула, потом прикрыла рот рукой, скрывая зевоту.
Элис перешла к фотографии женщины в плаще. Блондинка, крупная, рот раскрыт, как будто поет.
– А это Роуз Макгован. Похищена, изнасилована и задушена. – Показала на фотографию в рамке – трое ребятишек в купальных костюмах, рядом с бассейном. – Лиз, Дженет и Грейм Бойл. Их мать зарезала… Это все жертвы преступлений, да?
Несс запрокинула голову, опустила руки вдоль тела:
– Нашли что-нибудь в «озарениях» Дочерти по Потрошителю?
Элис покрутила локон, прислонилась к архивному шкафу и хмуро посмотрела на стену мертвых:
– Многие моменты коррелируются с его собственным детством – жестокая мать, неблизкий отец, в больнице лежал несколько раз. Выражал негодование, занимаясь поджогами, самый опасный совершил еще в детском возрасте… Уклоняется, заявляя, что Потрошитель занят неквалифицированным трудом, но потом сразу же говорит о его заниженной самооценке, которая имеет отношение к совсем другой личности, не к «доктору Дочерти», которого он изображает для окружающего мира.
– Есть что-нибудь, что может помочь нам найти место, где он их прячет?
– Мне очень жаль.
Несс закрыла лицо руками и застонала.
– В том смысле, что, может быть, во время проверки всплывут какие-нибудь заслуживающие внимания адреса, и мы сопоставим их с тем, что он нам сказал, но сейчас этого недостаточно, чтобы выявить что-то определенное… – Элис откашлялась. – Простите.
Джейкобсон ткнул носком ботинка в панель между ножками стола:
– Есть ли какая-нибудь причина, по которой наш знаменитый коллега Найт здесь не присутствует?
Я не стал скрывать улыбку:
– Детектива-суперинтенданта большие начальники вызвали на телеконференцию. Очевидно, обычай нанимать наемных убийц в качестве консультантов противоречит установленному порядку.
Джейкобсон сморщился, мышцы щек задергались. Сдержал смех.
– Какой позор!
– Так, все, – Несс снова уронила руки вдоль туловища, – нечего тут злорадствовать. Старший констебль заинтересовался Вирджинией Каннингем и Чарли Пирсом. – Выдохнула, наклонилась вперед. – Мистер Хендерсон, вы в школе проходили «Песню для умирающего»? Нет? Это стихотворение. Уильям Деннер, кажется. Там про ворона, который, сложив черные, как кровь, крылья, важно прохаживается перед добычей, которую принесла ему темнота, и ждет, когда умирающий испустит последний вздох… Почему, когда я это вспоминаю, всегда о вас думаю?
– Мы не знали, что Чарли был там. Не могли знать.
Она сунула руку в ящик стола и достала пакет для улик. Потом натянула на руку синюю нитриловую перчатку и вынула, взяв двумя пальцами, мобильный телефон. Потыкала пальцем по экрану и показала Джейкобсону.
Из динамика донеслась «Храбрая песня», которую пела Виктория Каннингем.
Когда песня закончилась, Несс сунула телефон обратно в пакет и закрыла его.
Джейкобсон выдохнул:
– Это… плохо.
Я ударил по столу:
– Что еще мы могли сделать? Мы не имели права обыскивать дом, и…
– Знаю, знаю. – Несс покачала головой, стянула с руки перчатку и бросила в мусорную корзину, стоявшую рядом со столом. – Родителей Чарли это просто убьет, когда на суде продемонстрируют. Я уже не говорю о судебных исках. И призывах провести общественное расследование.
Элис сунула руки в карманы:
– Может быть, я поговорю с Вирджинией Каннингем? В смысле, совершенно очевидно, что это она сделала – сама сняла на телефон, когда его убивала, – но, может быть, удастся выяснить, почему она это сделала, и, может быть, это даст родителям Чарли хоть какое-то успокоение?
– Ну… думаю, хуже не будет.
Как только дверь за Элис закрылась, Несс снова ссутулилась. Еще раз зевнула во весь рот. Посмотрела на залежи документов на своем рабочем столе:
– У нас ничего нет – ни свидетелей, ни жертв, улики скомпрометированы, и пока он не признается, мы можем его закрыть только за кражу и попытку повлиять на ход следствия. И через четыре года он выйдет. А мы вернемся к тому, с чего начинали.