Когда-то целым поколениям доводилось прожить свой век, не видя существенных перемен ни в духовной, ни в материальной сфере жизни, а сейчас мы от всех этих перемен не можем просто перевести дух: в наше время на наших глазах примитивные стенные шкафчики были сменены полированными гардеробами, железные печки — электрическими, деревянные балки — бетонными плитами, серпы — комбайнами, сохи — тракторами, полоски нив — неоглядными кооперативными полями, фаэтоны — автомобилями. Не говоря уже о технических чудесах, которые, вторгшись в нашу жизнь, изменили ее коренным образом, так что от прежней, можно сказать, ничего и не осталось.
Телефон, патефон, радио, магнитофон, телевизор, о которых мы еще не так давно и слыхом не слыхали, стали в нашем домашнем быту предметами первой необходимости. А в сферу труда машины вошли так стремительно, что мы, все еще ошеломленные и привыкшие к ручному труду, недоумеваем, куда нам девать свои руки. Возможности быстрого передвижения увеличиваются столь неограниченно, что расстояния, вчера еще нас поражавшие, мы считаем сегодня за ничто.
Не стоит и гадать, кто счастливее: человек ли, не видевший на своем веку никаких перемен, или же мы — дети современной, каждый миг меняющейся технической цивилизации. Что касается меня, то я готов отвесить земной поклон этой цивилизации, которая дает нам возможность и летать куда быстрее орла; и видеть, что происходит на всех континентах; гонять мяч, пока машина пашет и жнет вместо нас; и возвращать к жизни людей, уже ступивших одной ногой на тот свет.
Да, я готов сделать это! Но вместе с тем я не могу забыть, что жить в наш атомный век — это не только привилегия, что «Роза», называемая цивилизацией, имеет и шипы, что если одной рукой она нам дает, то другой она же у нас и отбирает; что если одной рукой она нас ласково гладит, то другой хватает за горло; что вместе со всеми теми благами, которые она нам предлагает, она порой угрожает нашей жизни физически, в прямом смысле слова, и угроза эта стала уже фактом «постоянного присутствия» в нашем духовном мире. Я заметил — в самые светлые, даже счастливые мгновенья вдруг ни с того ни с сего оборвется что-то внутри от леденящей мысли: а не ослепит ли тебя нежданно-негаданно ядерная молния, не уничтожит ли, не сметет ли тебя однажды с лика этого чудесного «божьего» мира ядерный вихрь в тот самый момент, когда ты будешь лежать на полянке и любоваться голубым небом…
Эта присущая нашему времени неуверенность не только унижает тебя сознанием зависимости от какого-то изобретения, от чьей-то чужой воли или даже прихоти; она не только тебя пугает и возмущает — неуверенность незаметно меняет весь твой внутренний мир. Правда, на свете всегда было полно всяких страхов. Наш далекий предок, живший в каменном веке, наверняка испытывал ужас перед пещерным медведем, но он все же знал, что может уцелеть, если выследит медведя, если сумеет загородить вход в его логово, чтобы сжечь его там или убить. Этого блага — надежды на самозащиту — большой или малой — современного человека практически лишает ядерная бомба. Гибель грозит ему вместе с его близкими, его потомством, со всем человечеством. И не на день и не на два поселилась в нем эта тревога, а навсегда, или по крайней мере до тех пор, пока атомные, водородные, кобальтовые или кто знает какие еще ядерные бомбы существуют хоть в какой-то точке земного шара.
Верно, всему миру известно, что на свете есть силы, противодействующие применению атомной бомбы, — прежде всего Советский Союз, который ведет упорную борьбу за запрещение ядерного оружия, но можем ли мы быть уверены в том, что при фатальном стечении обстоятельств ядерная война все же не вспыхнет? Такой уверенности еще нет. Вопрос о «гарантиях» начал обсуждаться еще в январе 1946 года (спустя всего лишь несколько месяцев после взрыва первой атомной бомбы над Хиросимой) в только что созданной тогда Организации Объединенных Наций, но столь желанное для миролюбивых сил абсолютное запрещение ядерного оружия все еще не достигнуто. А готовые для взрыва сотни, может быть, и тысячи ядерных бомб продолжают нависать над человечеством как дамоклов меч. Известно, что их вполне достаточно для того, чтобы многократно уничтожить жизнь на нашей планете, так что мы можем с умилением вспоминать меч изобретательного Дамокла, способный отсечь лишь одну голову и опустошить силой ужаса лишь одну человеческую душу, тогда как ядерный меч нависает одинаковой угрозой над каждым из трех миллиардов человеческих существ.
Некогда в нашем старом болгарском журнале «Природа» один из авторов, обсуждая проблемы будущей «воздушной войны», выражал сожаление, что человеку придется тогда умирать не под звуки полкового оркестра, а под гул аэропланного пропеллера и грохот авиабомб. В другой книге — «Война двухтысячного года» — другой автор изобразил кульминацию этой войны в картине смерти главного героя (японца), который с криком «Банзай!» выбрасывался из кабины аэромобиля, чтобы дать возможность своему товарищу набрать необходимую для схватки с противником высоту.
Эти представления о «войне будущего» выглядят в наши дни не просто наивными, но смешными, ибо теперь перед глазами всегда встает тот зловещий огненный вихрь, который за несколько секунд смел с лица земли Хиросиму, расплавив с одинаковой легкостью людей и железобетон.
По сравнению с таким способом уничтожения средневековые ужасы Столетней и Тридцатилетней войн кажутся идиллией. Потому что в те времена даже самые жестокие наемники выбирали, кому стать жертвой их копья, и могли проявить милосердие хотя бы по отношению к детям или беременным женщинам, тогда как во власти слепой ядерной молнии уничтожить всех подряд и сверх того еще отравить землю радиоактивными осадками чуть ли не на вечные времена.
Атомный страх уже проникает и в наши сны. Мне часто снится, как земля — испепеленная, опустошенная, испускает последний дух, а я весь трепещу от ужасной мысли, что оказался столь беспощадно одинок и что со всем навсегда покончено.
Проникнув в наше сознание и подсознание, ядерная угроза уже покрывает своей коварной тенью наш душевный мир. Мешая нам верить времени, полагаться на время, она незаметно подтачивает нас, заставляя нетерпеливо, поспешно, порой даже грубо пользоваться дарами жизни и нарушать «естественный порядок естественных вещей».
Но кроме наносимой людям психологической травмы, ядерная угроза травмирует нас и физически — в самом прямом смысле этого слова — радиоактивной губительной отравой — последствием произведенных до сих пор боевых и опытных ядерных взрывов. Известно, что при этих взрывах возникает огромное количество продуктов радиоактивного распада, которые, распыляясь в атмосфере, выпадают затем в виде «осадков» во всех частях земного шара. Один из самых опасных элементов этих «осадков» — радиоактивный изотоп стронций-90. Попав на траву, буйный стронций-90 через коровье молоко проникает в человеческий организм, накапливается в костях и начинает поражать своими бета-частицами костномозговые клетки, которые воспроизводят красные кровяные тельца.
После атомного взрыва в Хиросиме дождь из стронция-90 оросил даже землю самих американцев, сбросивших первую атомную бомбу, и, проникнув в молоко, стал причиной резкого роста заболеваний злокачественной анемией в США. Уже установлено: с наращиванием испытаний атомного оружия увеличивается накопление стронция-90 в корме для скота, в его молоке, а затем и в человеческом организме.
Вследствие воздушных течений радиоактивным стронцием-90 «награждаются» все народы мира, независимо от того, испытывают ли они сами атомные заряды. В этом отношении особенно несправедливо страдают народы Скандинавского полуострова, которые неизвестно по каким причинам обременены особенно большими осадками стронция. Если бы дело было только в осадках, мы попивали бы их с молоком и не так уж шибко переживали, но ведь наносимый нам ущерб не ограничивается распылением радиоактивных веществ. Точно установлено, что ядерные взрывы в атмосфере разрушают одну из самых ценных подкладок атмосферной «шапки» Земли — озонную оболочку, которая заслоняет нас от смертоносных космических излучений. Каждый атомный взрыв в атмосфере разрывает то тут, то там эту и без того тонкую озонную броню, и, таким образом, наша земная «голова» становится все более открытой, незащищенной.
«Да! Все это так, — возражают оптимисты, — ядерная техника в самом деле несет человечеству серьезные неприятности, но ведь атом неразрывно связан с нашим будущим, потому что это самый перспективный источник энергии, притом в драматический для нашей цивилизации момент, когда традиционные источники — уголь и нефть — уже находятся на грани истощения».
Это, разумеется, верно: овладение ядерными процессами даст действительно отличную возможность получать необходимую и к тому же дешевую энергию на атомных электростанциях, которые усиленно строятся во всем мире. Строятся настолько усиленно, что если энергия, выработанная ими в 1970 году, составляла лишь 2 % мирового производства электроэнергии, то лет через 25 она уже составит 50 %. Ядерная энергия, несомненно, будет играть важную, более того — незаменимую роль для человека, во всяком случае до тех пор, пока наука не найдет способов использования других видов энергии — солнечной, океанической, вулканической, энергии ветра или же, наконец, энергии, которую, как предполагается, можно будет выделять и использовать при синтезе водорода.
Все это так. Но светлая атомная перспектива омрачается обстоятельством, которое ставит нас перед новыми тревогами и новыми трудностями. Дело в том, что работа современной атомной электростанции связана с производством нового, не существующего в природе элемента, названного плутонием, который распадается подобно урану-235 и может быть использован не только как горючее для атомных электростанций, но и как «материал» для изготовления атомных бомб.
Значение плутония с этой точки зрения становится еще очевиднее, если принять во внимание, что одна АЭС мощностью в 500 мегаватт электроэнергии обеспечивает производство 120 килограммов плутония — количества, вполне достаточного для изготовления 12 атомных бомб, по своей мощности равных той, которая смела с лица земли несчастную Хиросиму.