Природа облагораживает подобно искусству своими созвучиями, своей удивительной гармонией, которая воздействует подобно хорошей музыке, если только вы умеете видеть, умеете слушать (я снова возвращаюсь к этому требованию); если только вы умеете читать ее «книгу».
Ну, хорошо, — а как же усвоят это те, кто не живет среди природы, например, городские дети, которые могут написать тебе замысловатую формулу аспирина, но не всегда могут отличить ель от сосны, можжевельник от соснового кустарника и овцу от барана?
Это можно осуществить очень просто: если приучать и внушать им сызмала потребность общения с Природой, а для этого легче всего начать с воскресных экскурсий в горы. Для начала этого вполне достаточно, но разве их — этих детей — уведешь в горы, когда именно в субботу и воскресенье они пишут и «зубрят» свои уроки, как и в остальные дни недели? Они пишут домашние работы и заучивают заданное, потому что школьные программы (с этим все мы согласны) действительно перегружены, и овладеть всем учебным материалом, или, точнее, запомнить его — действительно трудно. Дети почти не играют — у них просто нет времени для игр, а игры ребенку необходимы так же, как необходимы ему еда, дыхание и сон. Потребность в игре — это инстинкт с весьма глубоким, физиологическим смыслом; играя, ребенок и двигается, и не только расходует, но и накапливает энергию, развивает и заряжает свои жизненные аккумуляторы и таким образом сам заводит часы своей будущей жизни…
Чтобы стать полноценной личностью, ребенку необходимо «отыграть» положенное, но у наших современных ребят, как я уже сказал и повторю снова, — школьные занятия и приготовление домашних заданий забирают столько времени, что на игры его не остается. И несмотря на то, что о чрезмерной перегрузке учебных программ с давних пор говорят, спорят и пишут, их не только не разгружают, но балласт в них год от года скорее возрастает, и дело дошло уже до того, что ныне семиклассники учат почти в два раза больше уроков, чем учили семиклассники в 1947 году, не говоря уж о куда большей сложности учебного материала. (Дети теперь уже в третьем классе занимаются алгебраическими упражнениями, которые когда-то преподавались в восьмых классах.)
И что же получается? А получается то, что нынешняя гимназическая программа оказывается слишком трудной для большинства учеников — для 72 % девочек и 67 % мальчиков, что математика создает серьезные трудности для 54 % девочек, языки для 50 % мальчиков и т. д. (согласно данным обследования, проведенного доцентом д-ром Ташевым из Пловдива).
Последствия?
«Если школа предъявляет сверхтребования к умственным способностям и памяти учеников или к их одаренности (пишет в одной из своих статей наш известный психиатр профессор Шипковенский), если она постоянно обременяет их чувства и исчерпывает их волевую устойчивость, ясно, что многие из них впадут в невротическое состояние».
Медицинская статистика показывает, что именно так и произошло: невроз вследствие переутомления, именуемый «дидактогения», все чаще вписывается в медицинские карточки студентов и гимназистов, как результат столкновения их с перегруженными учебными программами.
Я не буду сейчас заниматься вопросом, отчего распухли учебники, но скажу только, что сколько бы еще толстых учебников ни было написано и выучено, они все равно не исчерпают всех знаний в соответствующей области науки. Наука в наше время развивается столь активно, что едва успеет ученик выучить написанное в учебниках, как в последующие два-три года эти его знания в той или иной степени окажутся уже «устаревшими». В конце прошлого века врач, например, мог поддерживать свой научный уровень путем ежедневного одночасового чтения, потому что в то время в мире издавалось около 850 медицинских журналов с примерно 20 000 научных публикаций. Теперь число медицинских изданий достигло 10—20 тысяч, с полутора миллионами публикаций, так что современный врач не мог бы даже просто прочитать их заглавия — если бы решился на такой бессмысленный поступок. То же самое происходит с инженерами, химиками и особенно с физиками и биологами, которые просто задыхаются под дождем новых открытий. Можем ли мы уследить за потоками новых знаний? Можем ли мы угнаться за ними? Нет, это невозможно. Искусство образования состоит в том, что для учебников следует отбирать из всех имеющихся знаний их эссенцию, сливки — то есть самое необходимое и самое существенное. Но это отнюдь не легко, потому-то и не находится людей, которые бы это сделали.
Молодой человек должен выйти из школы не с зазубренными знаниями, а с развитой способностью самостоятельно мыслить и ориентироваться в дебрях информации. Не с изувеченной заучиванием наизусть памятью, а со свежей и гибкой мозговой «мускулатурой», с развитым воображением и чувством любви к природе, которое придет к нему в процессе ее познания. Иначе (если он будет рассчитывать только на заученное) грош ему цена.
Наступило время изучать в школе взаимосвязь «человек — природа», все равно, будет ли этот предмет называться «природоведение» или «охрана природы» (экология), и я уверен, что это даст нашим детям не меньше, чем заучивание наизусть формул, чем знакомство с винтами и гайками…
Что и говорить, найдутся специалисты, которые будут оспаривать то, что я говорю, но одно все же останется почти неоспоримым: то, что у наших детей — школьников и студентов — около десяти часов в день уходит на занятия, причем все дни недели, так что у них не остается времени ни для игр, ни для экскурсий, ни для домашних дел, ни для чтения художественной литературы и посещения театра.
Известно (позволю себе новое отклонение от темы), что если с самого раннего возраста ребенок не читает художественной литературы, сказок и даже разных детских развлекательных книжек, его духовная жизнь не будет развиваться полноценно, потому что в основе ее лежит воображение и вообще чувствительность, которая лучше всего развивается под влиянием художественной литературы. Ребенку необходимо читать, пока оформляется его костная система, чтобы прочитанное стало для него как бы строительным материалом, вошло в его плоть и кровь. Прочитанное в зрелые годы уже не входит в полной мере ни в кости, ни в кровь, ни в плоть, ни в голову, а торчит — в большей или меньшей степени — как механический придаток памяти.
Все попытки стать культурным, которые предпринимаются позже — после двадцати пяти лет, так или иначе несут на себе следы импровизации, если не считать исключительно одаренных натур.
Что же касается работы детей дома, то тут дело обстоит примерно так же, как и с чтением. Для нормального развития психомоторных качеств организма труд в детском возрасте столь же необходим, сколь необходимо материнское молоко. Труд, который способствует развитию всех мускульных, мозговых, нервных, двигательных и прочих механизмов в человеке. Если есть что-то увечащее и уродующее человека, — так это лень, безделье в детском и юношеском возрасте — все равно добровольное ли это безделье или вынужденное, вызванное чрезмерной занятостью учащихся или же, наконец, чрезмерными амбициями родителей, которые не дают своему чаду вынести мусорное ведро, чтобы не навредить его успеваемости в школе.
И после этого мы удивляемся, почему иногда из школы выходят люди с недостаточной трудовой настроенностью (прибегаю к этому выражению, чтобы не употребить более точное, но неблагозвучное слово «тунеядцы!»), то есть люди с нарушенными творческими импульсами, с нарушенными творческими свойствами человеческой природы.
А ведь человеческая природа — это часть, и притом наиболее ценная для нас часть всей Природы, и потому, как мне кажется, будет небезынтересно продолжить рассмотрение проблемы «человек — природа» и «человек — цивилизация» в свете так называемой
Слово это не так уж ново для нашего языка, но в последнее время оно употребляется все чаще и чаще, по мере того как развивается явление, которое оно обозначает, да еще и по мере того как усиливается наша болгарская склонность к употреблению иностранных слов. Но вернемся к теме: что же это за явление, обозначаемое словом «урбанизация»? Это быстрое развитие современного города, а также сопутствующее этому развитию и вызванное им превращение в горожан большой части сельского населения.
Мы могли бы заменить «урбанизацию» — «огорожаниванием», как заменяем «эталон» — «образцом», но знаем по опыту, что нашего брата, если он уцепится за какое-то звучное иностранное словцо, уже нелегко от него оторвать, поэтому скажем, как бай Ганю[17] — «Ладно! Наплевать!» — и вернемся к нашему слову об урбанизации — то есть огорожанивании.
Кажется, это Сенека писал в одном из своих трудов:
«Хвали в человеке то, чего никто не может у него отнять. А что же это? Душа и разум. Чего требует от человека разум? Самого легкого — ж и т ь с о о б р а з н о п р и р о д е…»
«Самого легкого», — сказал мудрец, а мы, хоть и никакие не мудрецы, позволим себе добавить: «И с а м о г о т я ж е л о г о» или, вернее: «с а м о г о т р у д н о г о». Почему?.. Потому что пусть мудрец встанет из могилы и скажет мне: как могу я не дышать загрязненным городским воздухом, если я живу в городе? Как я могу не слышать скрежета трамваев, трескотни мотоциклов, грохота автомобилей, гула самолетов? Как могу я укрыться от обрушивающегося на меня ливня тихих и оглушающих звуков, которые составляют нормальный городской шум, не говоря уж о ненормальном — о грохоте, когда продувают, например, печи теплоцентралей или когда над головой пролетают сверхзвуковые лайнеры?
Как же мне жить сообразно природе?
Разве в моих силах не попасть на улице в клубы смрадного и ядовитого сизого дыма, которые выпускают на ходу прямо мне в нос бесчисленные автомашины? А городская аэрозольная мгла, которая не позволяет хоть когда-нибудь увидеть, какое над тобой небо и звезды на нем, не говоря уж о том, что эта пыл