Вика вцепилась в руку парня, оставляя следы от коротко стриженных острых ноготков, а потом тихо охнула, чувствуя, как твердая плоть чуть упирается в бедра. Вика сама скользнула рукой к своей «собственности», легонько сжала пальцы и погладила.
— А ты? Как тебе нравится? — звуки толчками вылетали из ее груди, чудом складываясь в слова.
Федор оказался очень слабым мужчиной. Сам себя он окрестил «тряпкой» и «бесхребетным размазней». Потому что не мог устоять перед любимой. С ума сходил, даже понимая, что не должен пока ее трогать. Завтра, или хотя бы утром. Не сейчас. Не так скоро.
Но любые уговоры не действовали, и Федор, отведя юркую ладошку в сторону, прижался плотью к обожаемой попке. Перевернул податливое любимое тело любимой колючки на живот и, скользнул глубже, едва касаясь, и стараясь не причинять боли.
Ее и не было. Вика задыхалась от того, как твердая плоть упирается в нее, не погружаясь глубоко, а словно дразня. Но от этого сводя окончательно с ума. Заставляя хватать воздух ртом, а зубы сжимать до скрипа. Федька двигался медленно, словно мучил ее, дразнил, покрывая поцелуями спину, плечи, позвонки, а потом прикусил шею, ощутимо, будто метку ставил.
Громкий стон, кажется, мог бы разбудить от спячки живность в соседнем лесу, но Вика меньше всего сейчас думала о тишине и окружающей среде. Виктория Яковлевна металась в агонии страсти, плавясь в умелых руках своего богатыря.
— Я тебя обожаю, Федь, — хныкала Вика, вперемешку со стонами и хрипами, — Люблю безумно!
— И я, Колючка моя, — шептал Федька, пребывая примерно на том же небе, в тех же далях, что и девчонка.
— Ты мой! Слышишь, Федь? — глухо говорила Вика, прижимаясь лицом к подушке, — Мой! И ничей больше!
— Слышу, — шептал Федька, двигаясь и не переставая ласкать рукой, дразня, маня, окружая со всех сторон, загоняя, будто дикого зверя в западню. Маленького, прекрасного зверька.
— А ты моя, — говорил он и еще что-то шептал, но Вика не слышала.
Виктория Яковлевна улетела, как и обещал ее богатырь.
А богатырь блаженно улыбался, абсолютно не слышал ни черта из-за громыхавшего пульса в ушах, и без сил лежал поверх притихшей Колючки. Он понимал, что вполне возможно раздавил ее своим телом, но просто физически не мог пошевелиться. Она сразила его, убила своей нежностью, откликом обожаемого тела, доверием и упоительной страстью.
Все-таки Федька нашел в себе крупицу сил и перевернулся на бок, а потом и улегся на спину, увлекая Колючку за собой.
— Виик? — голос чужой, хриплый, незнакомый.
Федя смотрел на лицо девушки, на ее легкую улыбку, на румянец на щеках. Смотрел и проводил кончикам пальцев по щеке, виску, лбу.
— Абонент не абонент, Федь, — прошептала Виктория Яковлевна, — Вне зоны.
— Все так плохо? — нахмурился парень.
— Федь, — Виктория приоткрыла один глаз, а потом и вновь его закрыла, сил у не тоже не было, зато нашлись силы перебраться ближе и улечься поверх своего великана, прижаться ухом к груди слушать, как сердцу возвращается привычный ритм, — Если было бы капельку лучше, я бы просто сдохла. Так что нет, Федь, все хорошо, замечательно, умопомрачительно. Федь, а пока я просто не в состоянии думать. Засим, отключаюсь.
Федор тихо рассмеялся, стиснул хрупкое тело в своих медвежьих объятиях и расслабился. Правда, одна мысль не давала ему покоя.
— Вик? — тихо позвал Федька.
— Ммм?
— Вик, ты сказала, я слышал, — прошептал Федор, — Сказала, что…
— Да, — выдохнула Вика.
— То есть…
— Да.
— А уверена?
— Да.
— Ты теперь просто обязана сделать из меня порядочного семьянина.
— Да.
— В пару дней уложимся.
— Нет.
— А сколько? Вик, я ж не смогу без тебя! А, Колючка? И суток не выдержу. Веришь?
— Да. Два месяца.
— Два? Вик, убиваешь просто.
— Два месяца, и я хочу ресторан, гостей и белое платье. А ты в смокинге.
— Вик, я сдохну за этот срок.
— Я перееду к тебе.
— Два месяца, так два мясца.
— Да. Дай поспать.
— Спи, кнопка.
Федька улыбался, поглаживая девушку по спине, затылку, шее. Укрыл их тела одеялом и лежал, глядя в потолок.
— Вик, я тебя очень люблю.
— Знаю. Дай поспать.
Федор только улыбнулся. Нет, он точно знал, нет на земле человека счастливее его.
22
— Федь, пойдем танцевать! — Виктория Яковлевна была жуть как хороша в облегающем платье, длиной чуть выше колен. Легкая ткань соблазнительно обтягивала округлые бедра и подчеркивала аппетитную попку.
— Вик, у меня две ноги левые, — повинился парень, с улыбкой глядя в смеющиеся карие глаза.
— Федька, ну, пошли! — не унималась Вика, подпрыгивая в такт веселой музыке.
— Викуль, я там половину народа на танцполе передавлю, — хмыкнул Федор, — Ты беги. Я отсюда посмотрю.
Вика, смешно надув губки, все же решила оставить парня в покое и вернуться к танцующему народу. Но прежде, чем отойти от парня, скользнула руками к его шее и притянула к себе. Легко скользнула по его рту и уже собралась умчаться отрываться на танцполе. Федька не пустил. За талию перехватил.
— И кто же т-т-так целует? — проворчал он, и рукой обхватил затылок, прижался к губам и оставил жаркий горячий поцелуй, — Вот т-т-теперь беги.
Виктория Яковлевна ускакала, задорно отбивая ритм ножками, а Федор пригубил вискаря из стакана, провожая ее взглядом.
— Ну, как, Мелкий? — хмыкнул Черт, стоя рядом с Федькой и наблюдая за своей женой, выплясывающей в том же кругу, что и Вика, — Научился отказывать?
— С-с-сомневаюсь, что хочу этому учиться, — широко улыбнулся Федор.
— В наших рядах прибыло, — отсалютовал стаканом Захар, — И когда день «Хэ»? Если нужно, у меня есть человечек. Уже через полчаса сменим фамилию и гражданский статус.
— Виктория Яковлевна желает пышную свадьбу и традиционные наряды, так что наметили на первое марта, — вздохнул Федька, — Но за предложение спасибо.
— Как знаешь, — пожал плечом Захар, — А то я бы помог, по-родственному.
Федька только вздохнул. Два месяца, даже чуть больше, — приличный срок. Но Вика так хочет. Хочет быть невестой и, как она заявила по дороге в город, «похвастаться будущим мужем». Федька хмыкнул своим воспоминаниям. Было бы там кем хвастаться.
Федька, несмотря на все заверения Вики и постоянные фразы из разряда «мой красивый синеглазый мальчик», или «я хочу твой шикарный голос и волосатые руки», свои внешние данные оценивал объективно. И сначала верил в то, что Вика говорит ему комплименты просто, чтобы не обидеть или как-то поддержать. Но теперь он почему-то был уверен, что она действительно так думает. И если раньше Федька любил в Вике красивое личико, фигурку и веселый нрав, то теперь к списку прибавилась и прямолинейность, четность, ну и упрямство, конечно же. Сказала ему час назад «Федька, ты у меня красивый!» и плевать она хотела, если кто-то думает иначе.
И как-то Федька довольно глубоко погрузился в свои мыли, что не сразу разобрал слова Черта. И пришлось даже переспросить. Немного удивленно.
— Чего? — задал вопрос Федор, немного прокашлявшись после вставшего поперек горла виски.
— Того, — Черт как-то обижено глянул на парня, — думаешь, я детей разучился делать, если пятый десяток разменял? У меня их вон, трое.
— Поздравляю? — предположил Федька.
— Угу, валяй, — разрешил Захар, — просто сам знаешь, Рыжего нет. Гор в заботах. Старший отпрыск тоже весь в делах. Стариков пока не хочу морально травмировать. С Заразой решили после новогодних праздников сообщить. Остался ты. А мне как-то поделиться хочется, и нажраться. Крыша, не поверишь как, подвинулась. Уляшке восемь, а я и забыл, как там все было.
— Тогда нажремся, — одобрил Федька и плеснул в стакан Черта вискарь, — За девчонок?
— За них, — одобрил Захар, следя взглядом за этими самыми девчонками, похожими друг на друга, но и такими разными.
Парни в лице Мелкого и Черта набрались знатно, до зеленых соплей и розовых слоников перед глазами. Вика с Терезой как и заметить не успели, что их мужская половина, уединившись в VIP-зале на балкончике второго этажа, весело поглощает спиртные запасы. И когда девушки отправились на поиски парней, то их взору предстала вполне веселая картина:
Захар Максимович, страшный и горячий на руку человек, известный городу под псевдонимом «Черт», в этот самый момент ходил на руках по балкону, приговаривая:
— А ты говоришь, пятьдесят! Во, видал! Вообще не показатель!
В ответ Федор Лешинский, он же Мелкий, о котором половина города знает, что парень мозговитый, может вылечить любой движок, хоть от МИГа, хоть от Белаза, преуспевающий бизнесмен, который славился полным отсутствием страха перед криминалом города и водил дружбу с этим самым криминалом, развалился в кресле, и вслух отсчитывал время. Правда было бы все ничего, да только Федор Юльевич вместо дорого костюма и стильной рубашке из одежды на верхней части туловища имел только галстук. Рубашка и пиджак были аккуратно сложены на соседнем кресле. Ноги Феденька закинул на стол, где красовались закуски и полупустые бутылки. В зубах Федор Юльевич зажимал дорогую сигару и вальяжно сбрасывал пепел почему-то в блюдце, когда около него на столике в ряд выстроились четыре чистые пепельницы.
— И с чего вдруг нализались? — грозно поинтересовалась Тереза, стоило ей с Викторией оказаться в VIPe.
— Зараза моя, — расплылся Черт в широченной улыбке, встал на ноги и двинулся к жене, — моя Зараза. Моя детка. Моя.
— Твоя, твоя, — засмеялась Тереза, — С чего так накрыло?
Черт, изрядно пьяный, обнял жену за плечи, повторяя «Моя. Моя Зараза», опустился на корточки и обнял уже за бедра, поглаживая ладонями спину, попу, бедра, а лицом прижался к животу.
— Ооо, ясно все, — улыбнулась Тереза, поглаживая широкие плечи, затылок, макушку мужа.
Вика тем временем подошла к своему рыжеволосому чуду.
— Кнопочка моя! — заговорил Федька, собираясь подняться на ноги.