– Тут есть… Пройдетесь со мной, вериана? Хочу вам кое-что показать.
Я беру его руку и иду следом в лабиринты коридоров.
– Не очень далеко отсюда, – объясняет он и погружается в молчание.
Мы приходим в доселе мне незнакомую часть дворца, шагаем тихими галереями, пока не добираемся до еще одних широких дверей, ведущих на площадь. Но площадь эта не похожа ни на что виденное мною в Менайе. Здесь нет ни мраморных плит, ни мозаики, ни изящных фонтанов. Здесь растет лес.
Я в оцепенении стою на пороге, уставившись на деревья – сосны, березы, дубы и несколько долговязых осинок. Они серебрятся в лунном свете, кроны шуршат на легком ветру, воздух полнится ароматами леса: листва, нотки сырой земли и мхов.
Я делаю шаг в это видение, протягиваю руку и трогаю грубую кору сосны. Каменистая тропка петляет сквозь чащу, сворачивает в темноту. Мне нестерпимо хочется пойти по ней, потерять из виду дворец, в самом чреве которого мы стоим, и снова очутиться меж одних лишь деревьев.
– Вам нравится? – спрашивает Кестрин позади.
Я забыла о нем, бросила его руку и ушла вперед без раздумий. Теперь, со смущенной улыбкой, поворачиваюсь обратно.
– Это прекрасно. Кто его посадил?
– Я… то есть… – говорит он с непривычной скромностью, – садовники, конечно. Но я его придумал. Для вас.
Я опускаю ладонь на деревце.
– Лес тут довольно давно. Не только что высажен.
– Я был очень в себе уверен, – говорит он с усмешкой. – И хоть для чего-то он пригодился. Когда я привел сюда самозванку, она бросила на него один взгляд, сочла его причудливым и пожелала вернуться к званому обеду.
– Вы знали.
– Знал, что она – не вы. Но не понимал, кто именно и кто вы такая – тоже. – Он шагает ко мне. – Я полагал, что, даже стань вы однажды счастливы здесь, все равно будете рады вспомнить о доме.
Как же мы близки, думаю я, глядя на него, на мужчину, способного сочетать в себе хитроумные игры правителя и горячую поддержку друга. Здесь, посреди высаженных им деревьев, я наконец понимаю, что, вопреки всем его ходам, он в корне отличается от моего брата. Как мы близки – и как далеки одновременно. Он не перешагнет последний рубеж, не станет или не сможет. Значит, нужно мне.
Я тянусь к нему, провожу пальцами по его руке.
– Я уже дома, Кестрин.
Он прикасается ладонью к моей, и мы беремся за руки, неловко, неуверенно.
– Странно. – Я грустно улыбаюсь. – Я всецело доверяла тебе, знаешь? Когда пошла с чародейкой. Знала, что ты меня не убьешь. Ты можешь злиться, можешь вести себя как грубиян…
Он сдерживает смешок.
– Но я знала, что не убьешь.
– Я не был бы так уверен.
– Ты меня защищал и помогал мне.
Губы у него кривятся.
– Помни это, Кестрин. Я помню.
– Помнишь ли также и пустошь, что оказалась моим сердцем? Сможешь выйти замуж за такого человека?
Я теряюсь, пытаясь найти верные слова.
Должно быть, получается долго, потому что он добавляет:
– Сможешь когда-нибудь полюбить меня?
Я уважаю его, доверяю ему, он уже стал для меня кем-то большим, чем просто союзник и друг. Наверное, из этого родится и любовь.
– Не знаю, – говорю я. – Но знаю, что в сердце твоем сокрыто не только то, что позволила увидеть Дама. Оглянись. – Я обвожу рукой деревья вокруг нас, тысячи спящих в глубине леса созданий. – Это ведь тоже уголок твоего сердца. Как же иначе?
– Ты правда в это веришь?
Я делаю шаг вперед, так что оказываюсь к нему почти вплотную, и опускаю вторую ладонь ему на грудь; чувствую, как она вздымается и опадает от дыхания. Говорю:
– Ничуть не сомневаюсь.
Я не могу пока сказать ему, что люблю, потому что нужно время без всяких недомолвок и обмана между нами, чтобы отыскать эту любовь.
Он изумленно смотрит на меня, потом нерешительно обнимает другой рукой и притягивает к себе. Мы долго стоим так вдвоем, он прижимается щекой к моей макушке, я своей – к его груди.
Я закрываю глаза и слушаю размеренный стук его сердца и тихий шелест листьев в вышине.
Глава 43
День казни Валки рождается светлым и тихим, солнце согревает мощеные дворики и приносит с порывами ветерка ароматы молодой листвы.
Кестрин встречает меня в Зале Приемов. Прислужники и все придворные в огромном помещении разом глядят на нас. Кестрин кланяется, изогнув уголок губ, и мне делается чуточку спокойней. Я беру его под локоть, мы идем к парадным дверям.
– Станет легче, – тихо говорит он. – Они не всегда будут так глазеть.
Но всегда будут присматриваться. Не сомневаюсь, что так живет этот двор – наблюдение и интриги во всей красе.
– Скоро у них будет весомая причина глазеть. – Я пытаюсь говорить непринужденно и все-таки стискиваю пальцами его руку.
Кестрин немного теряется, смотрит на заполненный лошадьми широкий двор, потом снова на меня.
– Я буду рядом.
Я улыбаюсь, благодарная за эти слова, хотя с определенными вещами мне нужно справиться самой. Я принесла Валке смерть, как и грозилась много месяцев назад, и должна видеть исполнение приговора.
Во дворе Сальвия подводит ко мне лошадь. Миролюбивую кобылу Солас, которой можно доверять детишек и беспокойных новичков. Я едва не смеюсь. Кто бы ни подобрал ее для меня, он точно хотел быть уверенным, что я не свалюсь. И определенно не спрашивал у конюхов, с каким сортом лошадей я могу сладить.
Сальвия неловко приседает в реверансе, когда мы подходим. Я оставляю его без ответа, отпускаю Кестрина и обнимаю ее здоровой рукой.
– Заида, – бормочет она.
– Сальвия, – отвечаю шепотом, – я все еще Терн.
Тогда и она обхватывает меня руками, держит совсем легко, но не отпускает, пока я сама не делаю шаг назад.
Двор заполнен лордами и ведущими подопечных конюхами, многие из которых посматривают на нас. Кестрин незаметно отошел и запрыгнул в седло.
– Как остальные? – спрашиваю я.
– Ясень и Рябина тут, но не уверена, что смогут пробраться ближе. – Сальвия разворачивает кобылу и придерживает для меня стремя. – Дуб подумывает остаться на родительской ферме.
Я глажу шею Солас, так что рукав падает, обнажая бинты на запястье.
Сальвия поднимает глаза на меня:
– Мы слышали, что ты была ранена, после того как вернулась сюда – в те дни, когда пропадала.
– Просто царапины, – говорю я сквозь сжатые зубы и сажусь на лошадь.
Рука словно вопит от несогласия. К счастью, Сальвия занялась проверкой стремян и разглаживанием моих юбок, так что не видит моего перекошенного лица прежде, чем я торопливо привожу его в порядок.
– А как Джоа?
– Ничего, – говорит она. – Слышала, что Корби сгинул? Удрал, будто собака с подожженным хвостом, едва новости о настоящей тебе долетели до конюшен. – Сальвия невесело усмехается: – Но знай, что к тому времени Ясень с Рябиной его уже снова отлупили, а Джоа уволил.
– Не слышала.
– Было бы глупостью оставаться после всего, что он тебе сделал, правда? Мы все ждали, что ты за ним кого-нибудь вышлешь.
Я смотрю, как Солас слушает нас и вертит ушами, утренний свет прячется в мягких пушистых волосках внутри них.
– Наверное, надо.
– Ага, – говорит Сальвия. – Тот, кто смеет нападать на женщин, не должен вот так уходить – безнаказанным.
– Знаю, – тихо говорю я, думая о Виоле, о правосудии улиц и о том, что я пока не представляю, как переменить законы и то, как они исполняются. – Нужно так много сделать, – делюсь с Сальвией, и мой голос полон растерянности.
– Начни с чего-нибудь и старайся, – деловито советует она.
Я киваю, тихо мечтая, чтобы все было так просто. Но, наверное, так и есть. Наверное, я не могу исправить все разом – остановить похищения, обезопасить всех женщин в городе, даже защитить свой собственный народ от того короля, каким станет брат. Но я точно могу с чего-то начать и стараться.
Сальвия тянется ко мне и нерешительно гладит по руке, будто все еще неуверенная, что по-прежнему вправе. Кестрин подъезжает к нам, коротко кланяется ей.
– Заид, – бормочет она, приседает в реверансе и спешит прочь.
– Она из тех, с кем вы сдружились на конюшнях, – подмечает Кестрин.
– Это Сальвия, – подтверждаю я.
– Скучаете по ним?
Я поудобней перехватываю поводья. Признаюсь:
– Скучаю по всему там. Но я сделала выбор.
– Мы могли бы их сюда пригласить, – предлагает он, понизив голос так, чтобы его слышала я одна. – Хороших друзей нелегко обрести. Можно подобрать всем подходящие места.
– Пожалуй, – говорю я и думаю, согласится ли Сальвия. Вспоминаю ее усталость, безразличие к работе со дня смерти Виолы. Наверное, она бы хотела перемен. Я чувствую, как начинаю улыбаться.
Поворачиваюсь к Кестрину с вопросом:
– Я все думала, вераин, как отбирали моих прислужниц?
Он косится в сторону, где ждут наши люди, но те достаточно далеко, так что можно обсуждать их спокойно.
– Все они – младшие дочери не самых родовитых семейств.
– Это ясно, – веселюсь я. – Я имела в виду их самих. Вы верно сказали – хороших друзей обрести нелегко. И мне бы хотелось видеть рядом с собой помощницу, которая не предана никому более, чем мне.
Кестрин смотрит на меня:
– Это потребует некоторых усилий.
– Разумеется. Подумала, не смогут ли мне помочь.
Он широко улыбается и кивает.
Наша процессия выдвигается: почетный караул, король, потом Кестрин и я, следом верин Гаррин и приближенные дворяне, а в конце еще одна группа гвардейцев. Я чувствую себя немного глупо под бесчисленными взорами, в окружении стольких стражников, словно я боюсь своего народа. Я никогда не видела Кестрина в городе без охраны. Интересно, доведется ли мне еще побродить по этим улицам в компании одной только лошади? Едва ли.
Валка прибыла на Площадь Повешений раньше нас. Она стоит в середине помоста, с каждой стороны от нее по стражнику, а солдаты на площади едва сдерживают народ. Когда я смотрю на нее, по воздуху проносится кусок гнилого фрукта и шлепается об дерево у ног Валки.