— Не дождёсся! — сердито ответил я ему и, лихо сдвинув папаху набекрень, завёл бравую казачью:
— Как ирку́тски казак и — как ирку́тски казак и — ка́-азаки-казаки́, ка́-азаки-казаки́!
Песня была, как полагается, с повторами и присвистом, и каждая строчка также растягивалась в три раза:
— По станицам гулял и — по станицам гулял и — гу́-уляли-гулял и — гу́-уляли-гулял и (и так каждый раз),
Молодушек любили́,
К одной двое ходили́,
Одну двое любил и(н-да, такой вот внезапно скабрезный поворот, но из песни слова не выкинешь),
Подарочки носили́,
Подарочек не простой,
С ручки перстень золотой…
На этом месте дорога в очередной раз вильнула, и я оказался нос к носу с удивлённой девицей в строгой форме горничной.
11. ДОБРАЛСЯ!
И ОПЯТЬ С КОРАБЛЯ НА БАЛ!
— Хорунжий Коршунов? — спросила меня девушка, слегка отступая.
— Так точно!
— Прошу следовать за мной.
О-па! А лес-то кончился! Пошёл аккуратный подстриженный парк, травка выкошенная и вместо заброшенной дороги — аккуратная вымощенная плиточкой аллея. Из этого парка мы вынырнули довольно быстро и оказались на просторной площади перед большим зданием с пузатым фасадом, украшенным колоннами и сложной скульптурной группой на фронтоне.
— Это главный корпус, — скупо прокомментировала провожатая.
Вправо и влево от главного уходили трёхэтажные крылья боковых корпусов. Потом я узнаю, что на самом деле их не два, а пять, и пристроены они к главному как лучи половинки солнышка. А пока мы поднялись по растянувшимся на всю колоннаду трём широким ступеням главного входа и вошли в гулкий прохладный вестибюль. Огромный он был — мама дорогая! Парадных залов Иркутского губернского собрания сюда смело четыре штуки бы вошло.
На входе в стеклянной будочке сидел вахтёр, которому провожатая сказала в окошко:
— Новенький.
Тот кивнул ей мрачно насупив брови и посмотрел на меня:
— Временный пропуск прошу сдать, сударь.
— Извольте, — я положил в окошечко бумажку с узором.
— Благодарю. Проходите.
Провожатая уже ждала меня чуть в отдалении, нетерпеливо поглядывая. Тележиться не стал, пошагал бодрее.
Здание было наполнено особенной учебной тишиной, когда изредка сквозь двери доносится одинокий голос лектора или обсуждение темы. Мы быстро поднялись по центральной широкой лестнице на второй этаж, вильнули мимо двери с вычурной табличкой «Ректор» (имя-фамилию не разобрал в вензелях) и вошли в соседнюю, с гораздо более скромной вывеской «Секретарь».
— Алевтина Георгиевна, новенький прибыл! — с порога заявила моя провожатая.
Женщина средних лет за столом напротив двери вперилась в меня поверх очков, а вторая (видать, помощница, молодая совсем девчонка) приподнялась из-за высокой конторки, чтобы получше меня разглядеть. Впрочем, не заметив ничего впечатляющего, тут же скрылась.
— На экстерн? — строго спросила секретарша.
— Так точно, — ответил я.
— Почему с таким опозданием?
— В точности согласно предписанию, — я прошёл к её столу и предъявил свою бумагу.
Дама быстро пробежала по строчкам глазами:
— Хм. Действительно. Напутали они там, что ли? Впрочем, неважно. Присядьте, — она быстрым движением выдернула из стопки лежащих на углу журналов один, в бордовом переплёте, открыла на заложенной бумажкой странице. — А-а! Вы тот самый стипендиат Великого князя Кирилла, хорунжий Коршунов?
— Так точно.
— А мы уж вас потеряли! Ну, прекрасно, что наконец-то добрались. Досадное недоразумение с опозданием, но это уж не ваша ошибка, а канцелярских. Давайте ваше предписание, я себе копию сделаю.
Изготовление копий документов с помощью фото-дублей — обычное дело. Но дама, к моему удивлению, накрыла мою бумажку чистым листом, провела поверх ладонью — и на бумаге в точности проступили все черты оригинала, вплоть до случайной помарки на уголке.
— Ловко! — оценил я.
Алевтина Георгиевна ничего на это не ответила, но весьма самодовольно улыбнулась. Она вернула мне предписание и строго посмотрела на провожатую, которая так колом и стояла у порога:
— Сейчас бегом в общежитие, Света позвонит коменданту, чтоб вас ждали. Оставить у него вещи — и пулей назад. Успеет на следующую пару. Иначе контур замкнут — и всё.
Я не очень понял про контур, но горничная пискнула:
— Ясно! — и выскочила в коридор.
— Бегите! — сказала секретарша. — И это не фигура речи. У вас почти не остаётся времени.
И мы побежали. Хорошо, — подумал я на бегу, — что мне удалось от кучи барахла отбиться. И по лесу как бы волокся, да и тут никуда бы уж не побежал… Вслед раздался протяжный звонок, и коридор начал наполняться эхом гула голосов.
— Перемена! — на бегу пропыхтела провожатая. — Пятнадцать минут всего! А нам в третий корпус, а оттуда — в пятый!
Ну, пространства тут обширнейшие! Эх, знать бы, куда бежать, я бы ещё прибавил ходу, а так — какие-то лестницы, повороты, переходы… В итоге мы оказались перед очередной массивной дверью с большой надписью над ней: «СПАЛЬНЫЙ КОРПУС». Сразу же за дверью нас поджидал пожилой унтер-офицер с такой батареей наградных колодок, что я невольно вытянулся во фрунт и прищёлкнул каблуками, бросая руку к виску:
— Здравия желаю, господин старший прапорщик!
— Здравия желаю, господин хорунжий! — по-военному ответил он мне и заторопил: — давайте-давайте, вещи ко мне пока в каптёрку. После, с занятий придёте, в комнату вас определю. Времени, сказали, до крайности мало.
Составил я чемодан с бандольером в крошечную клетушку, которую комендант тут же запер на ключ, и понеслись мы назад, да другими переходами. Звонок догнал нас на очередной лестнице и провожатая сдавленно пискнула. Выскочили в опустевший коридор.
— Куда⁈
— Вон, предпоследняя в конце дверь! Ваша аудитория!
Я припустил так, как в последний раз, наверное, на экзамене в Харитоновской школе бегал. Трижды коротко стукнул в дверь и сразу вошёл. Мало ли — торопили же зачем-то.
И натолкнулся на удивлённый взгляд невысокого полноватого дядечки, что-то весело и оживлённо говорившего группе.
— А вы, милейший кто? — он высоко поднял густые брови и полуобернулся ко мне, не опуская занесённую над кафедрой руку.
— Хорунжий Илья Коршунов, явился по предписанию, для прохождения обучения, — коротко отрапортовал я и щёлкнул каблуками.
ПЕРВЫЙ УРОК
«Фи! Солдафон какой!» — а вот этот женский шепоток меня немного задел. Казаки — служивое сословие, и не всяким тут… Ну, с другой стороны, дамочки — оне такие, сами за слова не отвечают. Будь это мужеского полу, там бы ещё можно поглядеть…
— Браво, браво, — одобрил моё представление преподаватель. — Не часто на мои вопросы отвечают столь обстоятельно и полно. Прикрывайте дверь, будем начинать, — он дождался, пока стопор поворотной ручки щёлкнет и тут же нажал на кафедре какую-то кнопку.
Дверь еле слышно загудела и все просветы меж дверным полотном и косяками словно заполнились тёмным стеклом. Однако! Не поэтому ли торопиться следовало?
— Присаживайтесь, милейший, на любое свободное место, — любезно предложил преподаватель, раскрывая отложенный журнал. — Коршунов, верно?
— Так точно.
— М-хм… отлич-чно. Напоминаю, моё имя-отчество: Евгений Борисович, предмет: теория магии.
Я оглядел класс. Свободных мест оказалось много, потому что учащиеся группировались в центре огромной аудитории, амфитеатром сходившейся к трибуне преподавателя. Ну, оно и хорошо. Сядем немного с краю, посмотрим за соучениками.
Выбрал место. Ещё раз огляделся. Половина учеников усиленно делала вид, что совсем мною не интересуется, а прям всё внимание на преподавателя. А вторая оценивающе разглядывала. Некоторые девицы аж до неприличности. По крайней мере, у нас в Иркутске не принято, чтоб дамочки на постороннего мужчину пялились. Ну да в чужой монастырь со своим уставом не лезут. И мы не будем.
А первое впечатление сложилось двойственное.
Во первы́х строках можно с уверенностью сказать, что я тут самый бедно одетый. Прям сирота Казанская. Не в смысле кружавчиков и прочего украшательства (чего на некоторых здешних мамзельках тоже было, прямо скажем, с избытком), а в качестве сукна на некоторых мужских мундирах. Уж в этом-то я разбирался. Это ж самый мужской воинский форс, чтоб, значицца, мундир пошить в полном соответствии, а ткань выбрать наилучшую из возможных.
Так вот. Я вам доложу, тут с этим был полный порядок. На некоторые мундиры справный казак мог полгода прожить, и ни в чём себе не отказывать. Взять к примеру вон того артиллериста, с погонами капитана. Та-акой мундир, что прямо ух! Только как вы, мил батенька, до капитана дослужились, а плашек-то наградных маловато, да все памятные, больше на значки похожие, навроде «В честь восшествия на престол государя Андрея Второго». По гарнизонам сидели?
Или вот девица у окна. Так брульянтами увешана, что по всей аудитории зайчики солнечные пускает. Мож, за ради этого у окна и сидит? Кто этих девиц разберёт?
Второе что подумалось: как-то всё чрезмерно. Ну правда, зачем на учёбу так наряжаться? А ежели досада какая — ну на алхимии или ещё где? И что ты такой весь из себя красивый делать будешь? Мундир выкидывать? Или совсем денег куры не клюют? Похоже, так.
Трудненько мне тут будет. Но да не за хвастовством я сюда прибыл, а для учёбы. Так что, это нам, как говорит зятёк Олежа, индифферентно.
На этой мысли сосредоточился на лекции. Как оказалось, преподаватель вещал о новейших тенденциях в приложении манопотоков. К чему прилагать? Да, как оказалось, ко всему можно, ежели умеючи. Тут тебе и усиление, и убыстрение, и даже уменьшение веса можно сообразить. Я прям увлёкся, представляя, как ловко можно было бы уменьшить вес боекомплекта. А меж тем преподаватель обвёл широким жестом аудиторию и заявил:
— Вы, господа учащиеся, являетесь несомненным примером приложения манапотоков. — Он обвёл аудиторию взглядом, и не дождавшись вопросов, продолжил, — Что есть этот зал, как не артефакт компрессии времени и одновременно ускорения восприятия. Превосходная работа уральских камнерезов, смею заметить!