— Ну, что? Это дело надо обмыть!
— Какое обмыть, Иван, завтра на учёбу!
— Да чего там! С утра примешь антипохмелин — и, как огурчик, на лекции!
— Ага, зелёный и в пупырышку… Иван, нету у тебя тормозов, честное слово!
— Слушай, Илюха, никто со мной не спорит, один ты. Я, мать его, Великий князь!
— Вот и не веди себя как гимназист, от мамки убёгший!
Иван внезапно успокоился. Какой-то задиристый кураж слез с него, как с банана кожура.
— Знаешь, как твоего дойча на базе звали?
— Это к чему? — я принялся застёгивать пуговицы на кителе, с усмешкой поглядывая на Соколова. — Ну, не знаю. И как?
— А к тому. Звали его «Коршуновский душнила». Строем, по линеечке, орднунг сплошной. А ты будешь «Соколовский душнила», понял?
— Да хоть горшком назови, токмо в печь не ставь!
— Экий ты, братец, правильный. Мы ж не до синевы! Представление посмотрим, посидим, новости друг другу расскажем.
— Тебе будто простая казачья жизнь интересная…
Тут он обиделся:
— Ты товарищ мой или как? Ты коли не хочешь — можешь и вовсе не выпивать. Посидим, поужинаем без лишних глаз. В нашей столовке вечно… как микробус под микроскопом, все глазеют. Чувство такое, как будто весь затылок издырявленный.
Да уж, это я на всю катушку оценил.
— А мы в приличную ресторацию завалимся! — Иван слегка толкнул меня в плечо. — Я угощаю, ради встречи, а?
Да и неловко отказывать Великому князю, вон как встрече обрадовался.
— Уговорил, поехали, — я застегнул ремень. — Нашему брату собраться — только подпоясаться!
ТЕАТРЫ-РЕСТОРАНЫ
И потопали мы к пропускному пункту, через сумеречный лес, для удобства подсвечивая себе дорогу крохотными светлячками.
— Одно не пойму, — подивился я вслух, — к чему такие сложности? Дорога вот эта кривая, тайга стеной?
— А-а, брат, тут всё рассчитано! Это специально, чтобы гасить случайные выплески энергий. Студенты попадаются весьма одарённые, а навыков, чтоб всю силушку держать под контролем, не хватает. Ну и в обратную сторону это тоже работает. Исключению любых случайных возмущений и даже направленных воздействий. Всё что выше, экранируется и отслеживается с воздуха. А у поверхности земли диверсантам гораздо проще замаскироваться. Так вот, таёжный массив вполне успешно справляется с купированием магической агрессии.
— А бывают попытки?
— Магических терактов-то? У-ху! Сколько хочешь. До десятка в год точно. Здесь же, считай, основная магическая элита обучается.
Вот оно что, оказывается.
Дотопали до КПП, оттуда — до остановки и… минут десять ждали транвая.
— Вот я дурень, — сетовал Иван, — водителя отпустил! Забыл, какого числа у тебя прибытие стоит! Надо было хоть таксомотор от охраны вызвать. Может, вернёмся?
— Совсем вернёмся?
— Да до проходной, телефон там у охранников…
И тут из-за поворота металлически зазвенело — появился наш транвай. Несколько остановок мы проехали в сем грохочущем сарае, вышли на довольно большой площади и остановили извозчика, который и доставил нас в ресторацию под названием «Севилья».
Посидели славно, поговорили, ужин — выше всех похвал. Да я к тому же в обед не евши, кроме того борща (который, в точном соответствии со словами классика, по усам тёк, а в рот не попал) мне бы и самая простая еда сейчас за манну небесную сошла. По бокалу вина приняли. Всё чинно-умеренно.
И тут бы двинуть домой — в смысле, в университет — но Великий князь, похоже, как раз заскучал. Несколько раз оборотившись на оркестр, наигрывающий нечто изящное, он заговорщицки привалился к столу:
— Честно скажу, братец, на меня эти виолончели тоску наводят. Поехали в другое место? Я ж тебе представление обещал.
Глянул я на часы — ну, думаю, время детское ещё, отчего бы и не съездить?
Поехали снова на извозчике — Бог весть куда, я в Новосибирске-то плохо разбираюсь. Добрались — вокруг то ли парк, то ли лесная окраина, но площадь большая, пролёток много ожидает и даже мотоколясок. А сам театр (во всяком случае, на фасаде крупно было мигающими огнями выложено: «ТЕАТР ВАРЬЕТЕ») бурлил полной жизнью. Подъезжали и отъезжали экипажи, входила нарядная публика — как я погляжу, одни мужчины. Во весь фасад красовалась афиша, обрамлённая, опять же, мигающими лампочками, с поющей девицей. Создавалось полнейшее впечатление, что художник был гораздо сильнее сконцентрирован на грудях, выпирающих из выреза платья, чем на лице, полуприкрытом шляпой.
— Занятный, однако, театр, — усмехнулся я.
— Как сказали бы наши заокеанские соперники, лучшее место для джентльменов! — гоготнул Иван. — Пошли, сегодня «Орфея» должны давать. Надеюсь, мы не опоздали.
Ивана, ясно море, встретили со всеми расшаркиваниями — ну и меня заодно, понятно.
— Проходите, проходите, господа! — суетился капельдинер* с напомаженной шевелюрой и тоненькими подкрученными усиками. — Ваш любимый столик за вами оставлен, Иван Кириллович!
*Театральный работник,
следящий за порядком
в зрительном зале
до представления
и во время его.
— «Орфей был»?
— Нет-с! Через четверть часа. Пока Зизи поёт, и после ещё выход с кеглями, а после уж…
Не успел я удивиться — что за столик в театре и какой такой выход с кеглями — как плотная портьера, отгораживающая внутреннее помещение от фойе, отдёрнулась, и звуки сцены стали отчётливей и сочнее, а вместе с ними и прорвались звон бокалов, гул разговоров, звяканье приборов по фарфору, смех… Более всего открывшееся полутёмное помещение напоминало театр, в котором вместо рядов кресел был устроен ресторан. Столики были выстроены несколькими удаляющимися от сцены дугами, а на небольшом возвышении, по периметру, в нишах наподобие театральных лож — ещё ряд. Похоже, это для господ познатнее, потому что Соколов привычно направился к одной из таких ниш.
Не успели сесть — половой летит с подносом. Шампанское в ведёрке со льдом тащит:
— Презент от заведения нашему новому гостю!
Пробкой «пык!» — и скорее по бокалам разливать. И не абы что, цимлянское игристое или даже «Абрау-дюрсо» — настоящая «Вдова Клико»! Это они, понятно, перед Иваном выслуживаются.
— После «Орфея»-с, — с загадочным видом сообщил капельдинер Великому князю, — очень рекомендую Мими. Свежа, сочна и весьма аппетитна.
Иван согласно моргнул двумя глазами:
— И другу моему что-нибудь подберите.
— Всенепременно-с!
Капельдинер исчез.
— Что за фрукт такой, «мими»? — спросил я, вполне уже понимая характер заведения, но слегка подначивая Великого князя.
— Увидишь, — вполне довольно ответил тот и поднял бокал: — Ну, за славный вечер! — мы слегка чокнулись, и Иван посмотрел на меня искоса: — Как?
— Да как… Чуть покрепше лимонада. У нас эти шампанские в основном барышни пьют.
— Да я тебе про обстановку! Взять хоть Зизи, — он посмотрел на сцену и слегка причмокнул губами: — Хороша!
— Фигуристая барышня, — согласился я. — Вывеску-то, похоже с неё рисовали. Ток там платье поскромнее было.
Иван хохотнул:
— А хочешь, за столик её пригласим?
— Петь, что ли?
— Ну, ты меня уморил! Петь!
— Так певица ж?
Тут зал разразился аплодисментами, и Зизи принялась приседать в благодарных реверансах.
— Интересно, тут у них специальный человек есть для таких целей? — вслух подумал я.
— Для каких? — заинтересованно переспросил Иван.
— Ну, учить кланяться вот так, чтоб титьки почти выпали, но всё ж таки не выпали.
Соколов довольно заржал и только собрался что-то этакое ответить, как на сцену выкатился кругленький лощёный дядечка, торжественно объявивший:
— А теперь, господа, дуэт жонглёров из солнечной Италии! Сёстры Тутти и Фрутти!
Дурацкие им тут имена придумывают, честно скажем…
Грянула развесёлая музыка, из-за кулис выскочили девицы, ряженые в яркие панталончики и какие-то чашечки с верёвочками (вместо рубашек). Ага. А вот и кегли.
Надо признать, с кеглями артистки управлялись весьма ловко, всячески по многу штук их подбрасывая и перекидывая меж собой. Интересно, кроме меня ещё кто-нибудь на кегли смотрит?
ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ
Тутти-Фрутти убежали, оркестр заиграл новое вступление, а конферансье выскочил на сцену с воплем:
— Господа!!! Звезда нашего вечера! Фрагмент сочинения господина Жака Оффенбаха! Из оперетты «Арфей в аду»! Ка-а-а-анка-а-а-ан!!! — и кинулся прочь, потому как одновременно с этим на сцену из обеих кулис с оглушительным визгом повалили артисты. Сперва мне показалось, будто там были и мужчины, но быстро понял, что мужские партии танцевали тоже девицы, фигурами чутка поплоще.
Вместо кофточек у девиц (которые были в роли девиц) были напялены такие крошечные лоскутки, что было вообще странно, как это всё держится. Юбки же, напротив, выглядели совершенно цыганисто — пышные, непомерно широкие, со множеством оборок, но прелесть, надо понимать, состояла не в самих юбках, а в том, как они задирались, когда девицы принимались скакать и разнообразно закидывать ноги (иногда, натурально, выше головы). Подолами при этом они трясли и размахивали, демонстрируя всем присутствующим свои прелести в прозрачных панталонах. Также я насчитал пять штук, которым панталон не досталось вовсе. Или уж спрос на сих танцорок не так велик, что девчонки решили таким образом в дамки пройти…
Соколову канкан явно нравился, он улыбался, притопывал и поигрывал плечами, подбоченясь.
Под конец выступления танцорки под музыку хлынули со сцены, заполняя пространство зала и в особенности ниши. В нашу набилось штук, наверное, пятнадцать, и так они начали вокруг метлесить, что у меня аж в глазах зарябило. Потом, вроде как, мелькнул капельдинер, и девиц словно вымело, осталось две: одна уж сидела на коленях у Великого князя, хихикая и обтираясь об него своими прелестями, а другая подскочила ко мне, всей своей, так сказать, профессиональной вывеской наружу.