наедине переговорим. — И так он это сказал, что мы с маманей оба поёжились, а Хаген вовсе в шагоходе замер, ровно мышь дохлая. — А вот перед Ильёй Коршуновым и перед матерью его изволь извиниться прямо сейчас.
Княжна побледнела, снова покраснела, побледнела… Пробормотала скороговоркой:
— Я прошу прощения…
Государь нахмурился. Показалось ли мне, или в ангаре лампы потускнели? Не, не показалось…
— Изволь. Извиниться. Как следует.
Воздух вокруг императора и магини, кажется, аж загустел.
Губы у Белой Вьюги задрожали:
— Я… искренне прошу прощения за свою глупую и недостойную выходку… Обещаю, что подобного больше не повторится!
Уж не знаю, последнее она нам сказала или государю, но дышать как будто стало легче.
Император кивнул, обернулся к нам:
— Евдокия Максимовна, Илья Алексеевич, я как старший родственник сей девицы и глава рода ещё раз приношу вам наши глубочайшие извинения. Княжна Смолянинова вас больше не побеспокоит. Надеюсь, извинения приняты?
Маманя покосилась на меня. Кивнула:
— Конечно, ваше величество.
— В таком случае я даю вам четверть часа, Евдокия Максимовна, чтобы вы могли пообщаться с сыном.
ВЫПЬЕМ, ХАГЕН! ГДЕ ЖЕ КРУЖКА?
На этом Император и Белая Вьюга исчезли, а маманя снова приникла к моей шкуре, плача и причитая что-то невнятное. Только и можно было разобрать, что «Ильюшенька» да «как же так», «а нам уж похоронка пришла». А я принюхался к её седоватой макушке, и таким родным повеяло, домашним… Оборотился обратно в человека, обнял её:
— Ну, не плачьте, не плачьте, маманя. Жив. Всё хорошо.
Хаген торопливо спускался из «Пантеры»:
— Чайник поставлю, фрайгерр Коршунов? Успеем чаем вашу матушку напоить.
— Давай.
Маман утёрла глаза, всмотрелась в моё лицо… Потом вдруг живо оглянулась:
— Как же вы тут? Железяки одни. Холодно!
Я шлёпнул себя в лоб:
— Ах я дурак! Возьмите-ка бушлат мой, накиньте!
— А ты⁈
— А у меня теперь с морозом особые отношения, — усмехнулся я. — Да вот, полость меховая. Садитесь, да сверху коленки вот так привернём. У нас-то брюки набивные, пуховые.
— Ну давай…
Матушка устроилась, взяла сухарик. Вскоре подоспел и чаёк.
— Ты хоть расскажи мне, сынок, как случилось-то?
Ах-х… пень горелый, не успел я рассказ-то сочинить нестрашный. Пришлось на ходу приглаживать.
— Ох, чую, врёшь ведь, Ильюшка! — проницательно покачала головой маманя и отхлебнула чайку. — Страшнее было, поди?
— Как на духу! — сделал честные глаза я.
И тут снова явился император. Мы повскакали с мест.
— Евдокия Максимовна, время. Не переживайте, скоро Пасха, увидитесь, наобщаетесь вдоволь.
Не успели они отбыть, как в ангар ввалились три князюшки, три весёлых друга.
— Явились, не запылились! — проворчал я. — И где вы были, когда меня тут чуть на принудительную случку не приспособили?
— Но-но-но! — возмутился Великий князь. — Ты сам думаешь — к кому атаман побежал, как увидел тебя в разобранном состоянии? Кто дядюшку оперативно вызвал?
— Господа, будете чай? — дипломатично предложил Хаген и вежливо прибавил: — Как же вы справились? Опять буран начался, связь плохая.
— О, брат! — многозначительно приподнял брови Иван. — Для этих целей есть очень специальные артефакты.
Ядрёна колупайка! Артефакт экстренного вызова! Это ж сколько он стоит!
Видать мысли промелькнули на моём лице, потому что Иван успокаивающе хлопнул меня по плечу:
— Я решил, что более экстренной ситуации, чем потерявшая берега тётушка, в ближайшее время не представится. Тем более, — он принял драматический вид, — что она посягнула на честь моего друга.
— Да ну тебя! — я шутливо ткнул его в бок. — Тебя бы так!..
— Так меня так и хотели, желаний моих не спросясь, если ты забыл, — очень серьёзно сказал Иван. — А кто меня из этой паутины выцарапал?
— Кто обратно молодец⁈ — с хохотом поддержал Витгенштейн.
— По этому поводу предлагаю… — Серго вытащил из-за отворота бушлата бутылочку красного. — Пока чайник ждём, э? Хаген, садись давай, где твоя кружка?
НОВЫЙ РАЗВОРОТ
Однако на этом эпопея с отпрысками не закончилась. Не прошло и двух недель, как атаман вызвал меня для задушевной, так сказать, беседы.
— Ну что, Илья Алексеич, будем мы с тобой прощеваться.
— А чего такое? Аль медичка какую неисправность в моём организьме углядела?
— Сплюнь давай. Неисправность… Бронь на тебя пришла. Как носитель особо ценных кровей освобождаешься от несения воинской повинности, покуда трёх отпрысков не настругаешь. — Он подвинул мне по столу предписание, в котором всё было описано более официозными словами, но суть оставалась та же.
— Ага, — я потёр затылок, — а Хаген как же?
Пока «Саранча» наша лежала в углу ангара грустной грудой, мы выходили на дежурство на «Пантере». И Эмме с нами, между прочим. Вроде как, в зачёт какого-то стажёрства.
— Хаген за тобой, как хвост! — Атаман прихлопнул по столу ладонью. — А девчонка отбывает на курсы ускоренной переподготовки, на русскую машину. В Саратов. Ближайшая дирижабля в четверг должна прибыть. На ей все и полетите. Грузовое место под «Саранчу» зарезервировано.
— А «Пантера»?
Атаман поморщился:
— Не начинай, а? Нахрена тебе эта «Пантера»? С собой волочь, там где-то ставить… Тебе, считай, минимум три года фронт не светит. За стоянку плати, за обслуживание плати…
— А я её студиозусам сдам, под разбор.
— А-а! — махнул рукой атаман. — Глупости. Остальные три ты ж под выкуп сдал?
Да, все взятые на голландской базе шагоходы были записаны в наш с Хагеном трофей. Три я сразу согласился трофейной команде продать. А к «Пантере» привык как-то, что ли.
— До среды подумаю?
— Думай-думай. Учти ещё, девчонка-то уедет — как вы с Хагеном вдвоём на том агрегате корячиться будете? Лучче б на те деньги «Саранчу» свою восстановил.
Вторая глава будет сегодня, около 17 часов по Москве!
02. ДОМО-О-О-ОЙ!
СОБИРАЕМСЯ
Мы сидели с Хагеном в ангаре и обсуждали новое предписание и наши перспективы.
— Теперь, возвращаясь к «Пантере». Мне тоже этот СБШ понравился. Но вот кто у нас третьим будет — вопрос. Князья уже намекнули, что Эмме в экипаж нам не отдадут.
— Это почему? — наклонил голову дойч.
— Дар у неё. Она не промахивается.
— Да ну? — выпучил глаза Хаген.
— Ну да. Вообще не промахивается. Если теоретически можно попасть — попадёт. А ты как думал? Она из всех — я тебе говорю, из всех выстрелов! — в бою ни разу не промазала. Вот — хотят исследовать. Это же какое-то новое направление в магии. Такое вот условно бытовое. Ежели это смогут повторить, ты представляешь, какой резонанс будет?
— Надо обязательно сестру её привезти и вылечить.
— Там сейчас такая очередь ей в помощники выстроилась…
— Вы обещали!
— Ты давай-ка меня не стыди! Я только заикнулся, как меня та-акие погоны резко осадили — «Государственная необходимость!». Я с Иваном и Петром переговорил — знаешь, что сказали? Что ежели успею первым сестрёнку забрать — хорошо, а так — извольте подвинуться. Это, говорят, дело уже на контроле государя… Такая вот петрушка…
Хаген помолчал.
— Мда. А чего ж Эмме в этих Нидерландах проморгали? Такой талант!
— А потому что баба она. Вот ежели б она не пошла на пилота шагоходов учиться — как бы у неё талант выявился? Картошкой в кастрюлю попадать? Письма, я не знаю, в почтовый ящик ловко забрасывать?
— Действительно.
— Вот и я о том же. Короче, щас прилетим в Карлук, там и узнаем, ежели не вывезли сеструху, то на ближайшем рейсе рванём. Мне, знаешь, тоже обещаниями разбрасываться нет желания.
Одна надежда на то, что государственные структуры, как всегда — махина жутко неповоротливая. Глядишь, и успеем.
Что же касается «Пантеры», то её мы всё-таки решили забрать. Нулёвая машинка, чисто игрушечка же! А бронепробитие! А рычагов как слушается! Хаген каждый раз, как всё это перечислял, впадал в лёгкий экстаз.
А третьего в экипаж — найдём! А может быть, даже и четвёртого. Полный экипаж у «Пантеры» — так-то, четверо. Поэтому сходил я к атаману и от продажи «Пантерки» трофейщикам отказался.
— А ежли, Евгений Спиридоныч, на грузовом транспортнике места под машину не найдётся, я и своим «Дельфином» её до дома утяну.
Атаман покряхтел, вызвал старшего по погрузке. Тот тоже покряхтел, почесал в затылке и выдал:
— Впихнём. Ток транспортник-то с Красноярска сразу на Новосибирск пойдёт, а вам в Иркутск-ить надо?
— Не-не! — обрадовался я. — Мне в Новосибирск даже лучше!
— Ну, значицца, считайте, что пристроили мы вашу цацу.
Вообще, транспортник в этот раз получался хорошо гружёный. Помимо нас на том же дирижабле улетали три весёлых князя со своим «Святогором», да и «Саранча» в разобранном виде тоже не пушинка. Но это ничего. По весовым допускам прошли — летим!
Компания у нас собралась хорошая. Эх, славно, когда с фронта с прибауточками летишь, а не как трёхпудовой гирей придавленный. Хватило нам времени и лясы поточить, и отоспаться — до Красноярска двое суток пилили. Там встали на разгрузку.
КРАСНОЯРСК
— Восемь часов, не менее, — сурово сказал старший пилот, и мы с лёгким сердцем, прихватив с собой Эмме — пусть на русский город посмотрит — всей развесёлой компанией отправились в город.
Погода в Красноярске стояла не в пример теплее, чем в окрестностях Ледового Моста. В самых уголках теней заборов и северных сторон зданий ещё лежал последний серенький снежок, а так — уже даже не весенняя грязь, а преизрядно всё подсохло. Солнышко днём палило вовсю. Мы, не сговариваясь, расстегнули свои бушлаты и шапки сдвинули на затылок.
— Сухой паёк — безусловно, прекрасное изобретение, — благодушно высказался Витгенштейн, пока мы озирались в поисках наёмного экипажа, — но я, господа, не отказался бы от чуть более изысканной еды. К примеру, от хорошего куска мяса, приготовленного на гриле. С приправками. С соусиком…