А давай⁈
Возможно, чуть позже…
Графья от прорвавшегося рыка слегка отшатнулись, но тут уж — верно, видать, Петя говорил — гонор застилает разум.
— Вы забываетесь! — нервически воскликнул старший Тышздецкий, покрываясь красными пятнами. — Не знаете своего места! Кто вы — и кто мы!
— Я так думаю, что если разговор пойдёт в таком ключе дальше, мне придётся дуэлировать и с вами тоже. Эта беседа не даст вам ничего, на что бы вы там ни рассчитывали.
— Подождите… — в разговор вкрадчиво включился «канцелярская крыса». — Господа, не стоит ругаться. И для обид пока, — он выделил последнее слово, — тоже нет причин. Господин Коршунов, выслушайте сначала наше предложение.
Он убедительно посмотрел на графа, тот, скривясь, кивнул.
— Мы предлагаем вам некоторую сумму. За отказ от дуэли и последующие извинения с вашей стороны.
— Чего-о⁈ — Боюсь, последнее слово я высказал несколько более громко, чем положено в простой беседе. — Вы в своём уме?
В разговор встрял один из сыновей:
— Казак, ты не бессмертен! И твои родные тоже по земле ходят!
— Нет желания быть следующим, после старшего братца? — я понял, что добром этот разговор явно не закончится. Ядрёна колупайка, Сокол, ты хотел, чтоб я помножил на ноль этих графьёв польских — так они же сами в очередь лезут, на головы друг другу наступая! — Так смотри внимательней…
И только я собрался треснуть ладонью графёныша, как:
— Вах, дорогой, что у тебя тут происходит? — Раздвинув молодых Тышздецких, в наш круг вклинился Багратион и опёрся локтем на подоконник рядом со мной. А за спинами поляков остановились трое пятикурсников и Дашков.
— Молодой человек, не влезайте без надобности в чужие дела! — Старик явно не собирался менять тон.
— Э-э, такой старый, и такой невоспитанный… — Багратион покачал головой, неодобрительно выпятив губу. — Коршун, кто это, расскажи? — он явно развлекался. Ему нравилось! В кои-то веки не Петя и не Иван были главными героями скандала. И, судя по побагровевшим рожам поляков, раскачивать ситуацию Серго прекрасно удавалось.
Я намеренно перешёл на официоз:
— Эти трое — граф Тышздецкий с сыновьями. Право, оно не стоит внимания, князь… — я выделил «князя», и Багратион сходу уловил этот нюанс.
— А-а-а, так это те-е-е Тышздецкие? У которых ты сына сегодня убьёшь?
Глаз старого графа при этом заявлении заметно дёрнулся.
— Да там как бы и этих не пришлось… Предлагали некую сумму денег, чтоб я перед их старшеньким публично извинился, можешь себе представить.
Багратион повернулся к Тышздецкому.
— Значит, оскорбляем моего друга?
— Нет-нет! — вылез вперёд поверенный. — Нас просто неправильно поняли!
— Ты вообще кто такой?
Поверенный не успел раскрыть рта, как я решил подлить масла в огонь и наябедничал:
— Представляешь, Серго, семье угрожали.
— Вах! Как интересно, и кто же этот несчастный, что лейбфрейлине великой княгини Марии угрожает? Дорогой, ты можешь уступить мне право вызвать его на дуэль, а? И заодно на похоронах сэкономят, тела-то не останется…
— Что вы себе позволяете? — по-моему, младшие Тышздецкие таки ещё не поняли, с кем они разговаривают. А вот старший резко помрачнел и повернулся, бросив:
— Войцех, Штефан. Мы уходим!
— Ой, как грубо-о, — протянул Дашков, прямо в грудь которого упёрся граф и попытался его отодвинуть. — Что ж вас в Польше-то вежливости не учат? Может, тут поучить?
— Да ты ещё кто такой? — Похоже, графской терпелке стремительно приходит кабздец.
— Князь Дашков, Михаил. Имел честь вчера дуэлировать с вашим сыном в том числе. И почему-то ко мне, — он оглянулся, словно призывая окружающих в свидетели, — у Сигизмунда претензий нет. Удивительно!
— Ваше сиятельство, — поклонился Тышздецкий Дашкову. — Ваше сиятельство, — продублировал он поклон Багратиону, — не имел чести быть представлен…
— Багратион Серго, — скупо отрекомендовался тот.
Поляк забегал глазами, перестраиваясь:
— Мне кажется, мы все были введены в заблуждение крайне недостоверной информацией о случившемся… Позвольте мне…
— Не позволю! — перебил его Серго. — Приходят, хамят, угрожают… Ты представляешь, Михаил, они говорили, что хотят лишить меня ежеутренних штруделей!
— Возмутительно! — улыбаясь, поддержал его Дашков. — А кофе с перцем? А возможность почитать поучительные книги?
— Какие штрудели, какие книги? Вы что издеваетесь? — прорвало одного из сыновей, кажется, Штефана.
— Свежие, восхитительно свежие штрудели, милейший, — ехидно ответил Дашков. — А что, у вас монополия на оскорбления?
— Какие оскорбления? Вы о чём? — пошёл тот на попятную.
— Угрожать моему другу! — рубанул Багратион. — По-моему, это — оскорбление меня любимого!
Старый граф поднял руки вверх:
— Стоп, господа, стоп! Это всё какое-то громадное недоразумение. Мои попытки спасти от дуэли моего сына, уж простите старика, вылились в это вот позорище. Сыновья — молчать! От лица рода Тышздецких я приношу свои искренние извинения его сиятельству Дашкову, его сиятельству Багратиону и их другу, господину Коршунову. Искренне надеюсь, что эта нелепость будет забыта…
Михаил и Серго переглянулись.
— Мы принимаем ваши извинения, граф, — церемонно ответил Багратион. — Надеюсь, в дальнейшем подобного не повторится, да?
— Конечно. Я сам прослежу за этим, — ответил старший Тышздецкий, но вот взгляды, что он кидал на нас, говорили о крайнем бешенстве.
Ну взгляды на ворота́не липнут…
— Не смеем вас более задерживать, господа, — изысканно поклонился Дашков. — Нас, некоторым образом, ждут дела. Негоже опаздывать, когда речь идёт о вопросах чести.
22. МОЖЕТ, ХВАТИТ УЖЕ?
КОМУ — БОЙ, КОМУ — РАЗВЛЕЧЕНИЯ
— Но вы же сказали, что извинения приняты? — граф исказился лицом.
— Ваши извинения — да, — согласился Дашков. — Но Сигизмунд ничего о нашем разговоре не знает и ждёт в означенном месте. За сим разрешите откланяться.
Серго, Михаил и я в сопровождении троих пятикурсников с боевого быстрым шагом направились к выходу.
Они идут за нами.
Пусть идут куда хотят. На это нам наплевать.
У главного входа в университет нас ждало четыре «Клопика». В одном сидел Хаген, в остальные должны были запрыгнуть мы. Небольшая заминка произошла, когда Дашков несколько стеснённо сказал:
— Господа, я не умею управлять этой техникой.
— Тогда вы на заднюю подножку, я пилотом, — предложил ему один из пятикурсников, остальные также разобрались по подножкам, и мы двинулись вперёд. Если пешочком — далековато, так-то.
Планировать встречу непосредственно у ворот секунданты сочли чреватым, и Серго предложил место в некотором отдалении (примерно там, где мы на мальчишнике кабанов ловили — или они нас?). Но для этого требовалось изрядно углубиться в лес. Пешком но́ги бить я не больно-то хотел, поэтому и предложил воспользоваться малыми шагоходами. Но, судя по протоптанной в снегу широченной тропе, несколько сотен человек впереди нас к месту дуэли сегодня прошли, презрев все неудобства. Надеюсь, они хотя бы не вознамерились превратить просмотр дуэли в пикник?
Судя по запахам — таки вознамерились.
Сверившись со звериным чутьём, я убедился — да. По лесу тянуло дымком костров, жареными сосисками и этой белой штукой на палочке, которую девчонки любят.
Салом?
Да каким уж салом! М-м-м… Зефирки или как их? Сладкие шарики, над огнём обжаривают.
Сладкое тоже неплохо.
Я подумал, что думаю я вовсе не о том, о чём стоило бы думать — и тут нашему взгляду открылась поляна, вокруг которой под сенью сосен стояли большие и малые группы, развлекающие себя в меру своей фантазии каждая.
А вон и Юсупова, между прочим.
Да уж вижу. Устроилась — чисто королевишна. Кресло раскладное с накинутой белой шкурой…
Козьей, — поморщился Зверь.
Но намёк-то явно на нас. Секи, брат. Люди запахов не чуют, а на цвет очень даже реагируют. Покрась эту козу пятнышками — половина будут думать, что шкуру барс носил.
Да ну⁈
Точно тебе говорю.
Неужели она слиняла, чтоб развлечение себе организовать?
Она — вряд ли. Кто-то другой постарался. Глянь: столик, подогретое вино, закуски всякие…
Шагоходы бодро протопали по краю определённой под дуэль площадки и свернули направо, на свободный пятачок, с которого уже махали руками Иван, Петя и ещё несколько малознакомых мне человек. Полагать надо, Великий князь озаботился группой поддержки на случай превращения дуэли в локальную войнушку.
На противоположном краю поляны стоял Тышздецкий со своими секундантами. Злости в нём не уменьшилось ни на грамм. Скорее, она только сильнее начала выпирать изо всех щелей.
— Илья, пора, — сказал Серго.
Дуэль-то на саблях. Раздеваться надо. И даже теплом себя не окутаешь — применение магии запрещено. Впрочем, у меня нынче с холодом весьма специфические взаимоотношения. Главное — в голове тумблер переключить.
— Условия примирения? — напряжённо спросил Дашков.
— Примирение нам нежелательно, — холодно ответил я. — Впрочем, если он публично извинится, покинет университет и удалится в своё имение — возможно.
Поди-ка предложи это поляку! Как бы голову говорящему не откусил.
Подошёл Иван:
— Коршун, Тышздецкий требует подвижной дуэли…
— Да и хрен с ним, пусть бегает, мне без разницы. Границу только чётко обозначьте.
— Это будет, — заверил Иван, и словно в ответ на его слова посреди поляны засветилось ярко-оранжевое кольцо метров двадцати в поперечнике.
Скинул я китель, рубашку, в «Клопика» кинул. Медальон да часы Серго вручил. Подошёл к светящейся границе с наградной саблей. Напротив Тышздецкий встал.
Из круга зрителей вынырнул знакомый по прошлому году артефактник Голубев в своих зеленоватых очочках, осмотрел оружие, во всеуслышанье объявил об отсутствии амулетных и заклинательных усилинов и вообще какой бы то ни было магии. Кстати, светящаяся граница круга — скорее всего, его работа. Он же в прошлом году шаги фиксировал.