Фридрих, очевидно, не понимал. А вот Хаген, гораздо более обрусевший, вполне себе понимал. И он начал что-то очень быстро и эмоционально объяснять Фридриху по-немецки. Я на таких скоростях ничего не мог понять, только стоял и слушал, как эти двое частили наперебой, как два лязгающих пулемёта.
Потом снова настала пауза и Фридрих задумчиво потёр висок:
— Я понял, что это неприемлемо. Да. И в некоторой степени даже оскорбительно для вас. — Глаза его сделались растерянными и совершенно круглыми. — Но что же делать? Бумаги прошли согласования на уровне нескольких министерств и императорской канцелярии…
— То есть эти деньги нам всё равно привалят? — кисло уточнил я, получил в ответ растерянное «Так точно» Фридриха и представил, как я эти капиталы буду делить. Особенно в той части, где народ — в Карлуке, да и в Иркутске тоже — в шапку вскладчину скидывался. Если только… — Если только мы эти деньги на общественное дело не употребим!
— А более конкретно? — тут же цепко спросил Фридрих.
— Хочется тебе конкретики — изволь! Иркутск как на дрожжах растёт — так построить гимназий новых парочку, а? Одну, — на меня вдруг снизошло вдохновение, — начиная со средней ступени, при училище заложить. И специальные конкурсы какие-нибудь организовывать, чтоб детишек туда способных да талантливых отбирать! С тем прицелом, чтоб успешно окончившие ту гимназию сразу в училище вне конкурса зачислялись.
Фридрих метнулся к столу и быстро-быстро что-то застрочил в своём блокноте.
— А ещё можно училище для женщин, — вдруг подал голос Хаген. — Медицинское, например. Или учительское.
— Во! Пиши-пиши, Фридрих, мы те щас накидаем! Я так понял, рубины крупные попрут — нам тут много на что хватит?
— Ещё как, Илья Алексеевич! Ещё как! — Он обернулся на меня, и выражение лица немецкого принца вовсе уж не было растерянным. — Я считаю, лучшим выходом будет организовать какой-то фонд. Или… м-м-м… общественную комиссию? Которая будет распоряжаться этими капиталами и следить за качеством исполняемых заказов, так?
— Это, вон, к Витгенштейну можно. Он по части всяких фондов и комиссий — голова.
Посидели мы ещё, поговорили. Настроили наполеоновских планов.
А что? Такие перспективы мне нравятся.
КСТАТИ!
За обедом я поделился с тремя весёлыми князьями открывающимися передо городом Иркутском перспективами. Как Сокол ржал!
— Илюха, все те господа, которые морды кривили и толковали о сложности и бесперспективности Бидарских разработок, они ж теперь себе все локти искусают!
— А я при чём?
— А я прэдположу, — этак мечтательно вдаль уставился Багратион. — Все теперь будут думать, что ты нэ просто Свадебный Коршун, а ваапще провидец!
— Кстати! — я вспомнил о книжице. — А ну, колитесь, что за вредоносный тип сочинил пасквиль про меня? Не отводить глаза, я вижу, что вы в курсе!
— Да ладно, — несколько неуверенно сказал Иван, — не такой уж и пасквиль…
— Ну да! Конеш-ш-ш-шно! Я сперва думал, что это твоя Мария со скуки обсмеяла нас со всех сторон, но потом прикинул — нет, не стала бы она на весь мир, публично, над мужем изгаляться. — Меня снова такое зло взяло, я аж вилку бросил. — Нет, это надо такой язвой быть!..
— Он даже сгоряча пожелал автору с каким-нибудь крокодилом-бегемотом судьбу свою связать, — наябедничал на меня Витгенштейн.
Иван немедленно прекратил ржать и тревожно на меня уставился.
— Что⁈ — огрызнулся я. — Это шутка. Просто. Шутка!
— Мне срочно надо позвонить, — сказал Иван и убежал.
— Что — неужели правда Маша? — спросил я у оставшихся приятелей.
— Давайте Ивана дождёмся, — максимально дипломатично предложил Петя.
И так он это сказал, что мне как-то тревожно стало. И мучился я, пока спустя четверть часа Сокол не вернулся. Сел он напротив меня «с выраженьем на лице». И сидит, таращится.
— Ну⁈ — не выдержал Серго.
— Расстроилась помолвка, — сказал Иван. И дальше молчит, пырится.
— Ты говори толком, или я щас чё похлеще этому неизвестному кому-то пожелаю! — рассердился я.
Тут они в три глотки как вскинутся меня перебивать! Молчи, мол! Не думай даже! Совесть имей!
Вот это «совесть имей» меня аж подкинуло!
— Ага! Я, значит, совесть должен иметь⁈ А как жизнь мою на публику выворачивать — так пожалуйста!
— Да не ори, не ори же ты! — Иван, кажется, чуть не душить меня уж был готов. — Она и так уже наказана!
— Да кто она⁈
И тут я заметил, что вся столовая таращится на нас натуральным образом.
— Так, пошли-ка отсюда куда-нибудь в тихое место, — сказал Серго. И мы пошли. Забрались в одну из верхних галерей, где народу не было.
— Говорите! — потребовал я.
Князюшки переглянулись, и Иван покаялся:
— Это Катька.
— Какая ещё Катька? — сердито переспросил я.
— Сестра моя.
— А-а-а! — припомнил я старый разговор на тракту в Иркутск. — Это которая мне кличку ругательную придумала?
— Она, — Сокол досадливо поморщился. — Она, видишь ли, в группе, обеспечивающей безопасность Маши, участвовала. Как лицо, обладающее максимальной степенью допуска. Имела доступ ко всем докладам и секретным запискам. Никто и предположить не мог, что она на их основании книжицу напишет. И в издание понесёт, никого не спросясь!
Я молча слушал, а Иван вышагивал передо мной туда-сюда, заложив руки за спину.
— Дядя узнал — очень зол был.
Я хмыкнул. Представляю себе! Ведь по этой книжице определённое представление и о работе спецслужб можно было составить. И даже… Тут меня передёрнуло!.. Даже теракт организовать!
— Катьку от службы безопасности сразу отстранили. Весь тираж изъяли в день выхода из печати. Лишь малая часть успела поступить в магазин типографии, и к моменту ареста тиража успели продать всего три книжки.
— По ходу дела, все три тут и болтаются по крепости… — пробормотал Серго.
— Одна, наверное, в Бидаре, у тамошних телефонисток, — предположил Петя. — Изымем их на основании императорского приказа — и дело с концом.
— Только я прошу тебя, Илья, — Сокол остановился напротив меня, сложив брови домиком, — больше никому никаких свадеб не пророчь.
Мне стало неловко:
— Выходит, расстроилась помолвка с этим… как его… Христианом Датским?
— Д-да-а-а… — он вздохнул и остановился у парапета, глядя в джунгли. — За датского принца Хенриха Леопольда Кристиана сестрица замуж не выйдет. По причине внезапно вспыхнувшей страсти между ней и принцем Египта Джедефом Семнадцатым по прозвищу Бегемот.
— Как⁈ — Петя чуть с каменной лавки не упал. — Он же из династии Крокодилов?
— А знаешь, Илюха, почему он Бегемот? — не обращая внимания на реплику Петра, спросил у меня Сокол.
— Полагаю, потому что он — бегемот?
— Н-да. А все вокруг крокодилы. И мама, и папа, и прочие родственники. Такой вот скандал в благородном семействе… Так что, друг мой, прежде чем желать кому-то полюбить кого-то — прошу, сильно думай…
Что-то мне аж нехорошо стало.
А Сокол — он вдруг облокотился о парапет и сказал:
— Господа, я так понимаю, что следующая атака будет нескоро. Мы реально повыкосили более-менее крупных животных. Предлагаю в Иркутск так быстро не торопиться, а устроить для курсантов выездной практикум. Пусть потренируются в управлении шагоходами. Заодно поддержим крепость. Мы встали и тоже дружно облокотились о парапет, разглядывая возвышающуюся сразу за полосой отчуждения стену джунглей.
— Сокол, ты, конечно, начальник училища и вообще человек уважаемый, — деликатно начал Петя, — но как ты себе представляешь тренировки по управлению МЛШ, если тут даже особо разбежаться негде? Разве что строем вокруг крепости бегать?
— При нашем количестве почти хоровод получится, — усмехнулся Багратион.
— То есть вас смущают джунгли вокруг? — Иван хитро прищурился и посмотрел сперва на Петра, стоящего справа от него, а потом на нас с Багратионом, разглядывающих его слева. — Вы не учли мой блестящий тактический ум, господа!
Понятно было, что сейчас он иронизирует, но мне реально интересно было…
— Я всё продумал! И постановил, — заявил Сокол, — курсанты сами и будут делать полосу отчуждения! Не такую, как сейчас, а метров… для начала в сто.
— Для начала? — уточнил Серго.
— Именно! Учтите, чем дальше от крепости, тем слабее сказывается магоблокировка. Логично же, что защитные точки нужно вынести в зону, где маги смогут применять свои боевые навыки пусть и вполсилы, но стабильно!
— Гениально! — согласился Витгенштейн.
— А то! — Иван выпрямился, приосанился и принялся тыкать дланью в разные стороны горизонта, аки свой великий предок, статуя которого возвышается против Кремля на Красной площади
— Весь пригодный строительный материал — своло́чь к крепости. А остальное — выжечь! Метров на пятьсот вокруг рудника. И солью посыпать!
— Ты в своём уме? Не, ну соль — это перебор! — не согласился Серго.
— А как ты местную растительность предлагаешь ограничить? Тут трава вырастает прям на глазах! А за ней и деревья. Так что соль — это ещё ничего вариант! — упёрся Сокол.
— Ваня, ты тут пустыню хочешь устроить? — вставил свои пять копеек я. — По Сирийским пескам соскучился? Тем более что пустыней не ограничится.
— Это почему ещё? — наконец-то внял нашим соединённым усилиям он.
— Тут обильные дожди. И всю твою соль смоет в ближайшую реку. Там передо́хнет половина живности, потом ещё чего случится… Хоть бы, к примеру, ниже по течению индусам поля посолит… А хуже того — мор. Оно нам надо? И так кто-то местных на нас натравливает. А ты хочешь окончательно аборигенное население против нас настроить.
— Кстати, об аборигенах! — внезапно воодушевился Витгенштейн. — Господа, предлагаю сгонять в Бидар! Раз уж мы, некоторым образом, в командировке?
— Гос-споди, зачем⁈ — взвыл Багратион. — Один джунгли солить предлагает, второй по городкам местным убогим шляться! Чего мы в Бидаре забыли?
— А это я вам расскажу, когда мы спустимся вниз и выпьем по хорошей кружке кофе. Ваши мозги взбодрятся, вы станете в состоянии меня понять и прекратите кукситься.