17. К СЕРДЦУ ГОРЫ
ВЫХОД ДРЕВНИХ
На галерейку напротив входа срочно вывели Малину с «оралом».
— Поздоровайся! — велел атаман, а после: — Давай-ка, ещё раз им зачти.
Индуска здорово волновалась, голос у неё дрожал и срывался. Но когда она закончила выкрикивать ультиматум, от светящейся группы отделился один, очень яркий, подошёл к самому выходу и что-то сказал.
— Они хотят говорить с главным, — перевела Малина.
Атаман поправил фуражку:
— Что ж. Мы спустимся. Но предупреди, что он будет под прицелами мощных орудий, — атаман для надёжности показал на «Детин», взявших на прицел парламентёра ратнаияк. Помялся. Обратился к Ивану: — Ваше высочество, может быть, вы останетесь и будете контролировать процесс с галереи?
— Вам не удастся спрятать меня в безопасное место, — упрямо ответил Сокол.
— Я должен был спросить. — Арсений Парамонович вздохнул. — Что ж… Подполковник Иванов, в случае выбытия меня из рядов вы назначаетесь командующим.
— Слушаю! — кинул руку к козырьку тот.
— Прошу за мной, господа.
Однако никакого ужаса не состоялось. Древний индус ожидал нас, усевшись по индийской привычке на землю, сложив ноги крендельком (даром что каменные) — вероятно, чтобы не так сильно возвышаться над людьми. Он практически не двигался и говорил очень сдержанно, хотя глаза его и пылали бушующей энергией. Он немного пообщался с Малиной, довольно быстро дело у них заладилось и разговор пошёл бойчее — не знаю, может, загвоздка в каких-нибудь особенных свойствах ратнаияк, но в конце концов мы получили от парламентёра (звали его Дханук) довольно складный рассказ о том, что происходило в шахтах в последние дни и не только. В переводе Малины, само собой разумеется.
— Мы боялись, что придут новые шахтёры, и наши братья снова начнут умирать. Так происходило раньше, время назад. После долгих лет затишья, в которые мы жили спокойно и благоустраивали Сердце горы, пришли люди. Их копошения и звуки доносились до нас сквозь толщу скалы. Их было много, и когда новые шахтёры начали превращаться в ратнаияк, мы почувствовали это — мы начали слабеть, терять силу, замирать, пока один из наших братьев не погиб. Он уснул навсегда. Его внутренний огонь перестал гореть. И все мы, остальные, уподоблялись угасающим лампам. Потом молодых ратнаияк куда-то забирали, они исчезали, и нам становилось легче, но за этим всегда приходило ещё больше шахтёров. Снова умирал кто-то из нас. Так происходило, пока однажды этих молодых не стало так много, что огонь жизни почти замер в наших сердцах. Мы лежали, подобные мёртвому камню, и так было несколько лет.
— Значит, это всё-таки так работает! — покивал Иван. — Конечный объём энергии распределяется на всех носителей. Когда их становится слишком много, то активность падает до нуля. Та-так, и дальше что?
— Но вот что-то изменилось! — глаза говорившего вспыхнули пронзительно-алым. — Короткое время назад мы почувствовали, что снова видим и слышим, а потом мы смогли даже шевелиться! И мы решили, что это — наш единственный шанс остаться в живых. Выйти на поверхность, пока мы можем ходить. Мы хотели прогнать людей из штреков, прилегающих к сердцу горы. Мы хотели жить…
Он вздохнул. Очень это было странно — смотреть, как сияющий рубин вздыхает.
— Это было ошибкой. Молодые ратнаияки встретили нас яростью. Они не хотели говорить. Они ничего не хотели слушать! Они бросались на нас, как бешеные шакалы. Нам пришлось воевать с ними.
— Надо полагать, вы победили? — спросил атаман.
— Да. Ценой жизней троих наших братьев. Вы можете убедиться. Штрек, ведущий к сердцу горы, завален остатками их тел. В иных местах вам будет по колено.
Витгенштейн присвистнул.
— Но мы совершили чудовищную ошибку, — элементаль покачал головой. — Нас осталось всего семеро. Энергия Сердца горы переполняет нас. Чанг погиб. Он был ближе всего к Сердцу, и его просто разорвало… Он взорвался, понимаете?
Ещё бы мы не понимали! Мы слушали и кивали, и проникались к древним сочувствием. Переговорщик торжественно выпрямился:
— И наш час тоже близок. Здесь, наверху, мы наполняемся силой медленнее, но она течёт в нас по эфирным нитям, мы чувствуем. Нас стало меньше, значит, каждый из нас получает больше. Своими руками подписали мы себе приговор. Единственное, чего мы хотим перед смертью — увидеть рассвет в последний раз, вспомнить, как мы были людьми. С восходом солнца сердце горы всегда делает новый удар. С нами случится то же, что произошло с Чангом. Мы взорвёмся один за другим, — он оглядел нас многозначительно. — Это будет опасно. Вам следует уйти.
Арсению Парамоновичу, как несложно догадаться, перспектива представить начальству развороченный рудник совершенно не понравилась.
— Послушайте, господа! Если уж всё так неотвратимо, не лучше ли вам выйти хотя бы за ворота? Тут есть очень славный пригорок, с него и вид лучше…
— Очень здравая мысль, — подхватил Иван. — Уважаемый Дханук, будьте любезны, сообщите своим собратьям, что они могут спокойно выйти. И у меня есть ещё одна просьба. До рассвета ещё довольно много времени. Предлагаю воспользоваться этим сроком и проводить нас к Сердцу горы. Возможно, мы сможем помочь вам и сохранить ваши жизни.
Кажется, Дханук не очень поверил в такую перспективу, но… Выбора у него всё равно не было, правильно? Так что шестеро огромных ратнаияк — каждый ростом почти со «Святогор»… ладно, со «Святогор», слегка присевший на корточки — вышли из шахт и направились на небольшую горку в стороне от крепости, где и уселись, глазея на джунгли и усыпанное звёздами небо горящими глазами.
А Иван с Дхануком — ну и мы с Петром, естественно, тоже, куда же без нас! — пошли вглубь рудничного комплекса, в ту его часть, которая до этого момента была открыта только ратнаиякам. Посмотреть на сердце горы.
ЕСТЬ ЛИ ВЫХОД?
Мы шли по туннелям, штрекам и переходам дальше и дальше. Постоянно чувствовался небольшой уклон, уводящий всё сильнее под гору, иногда встречались и более резкие спуски-лестницы. Место боёв выглядело так, словно пережило бомбардировку. Дханук приговаривал что-то ободряющее.
— Не бойтесь, — перевела нам Малина. — Можно ходить. Ничего не обрушится.
— Очень на это надеюсь, — пробормотал Петя, шедший сразу за Дхануком, но защитное поле над собой всё-таки поставил. Тут я страшно удивился, потому как раньше внутри горы надеяться на магию вовсе не приходилось.
Мы с Иваном, конечно, тоже сразу поставили защиту. Поля, правда, подмаргивали, но давали хоть какую-то иллюзию безопасности.
Слова про завал рубинами по колено оказались не преувеличением. Кое-где — да, так и было. Да и по щиколотку — это тоже, знаете ли, нехило. Потом следы боёв закончились, пошёл свежий каменный отвал.
— Здесь раньше были засыпан коридор к Сердцу горы, — сказал ратнаияка. — Мы открыли его на днях. Дальше будет чисто.
И дальше действительно стало чисто! Потолок широкого, ухоженного коридора неожиданно поднялся заметно выше, чем в предыдущих, а вдоль стен по низу потянулись полосы, узорчато выложенные из рубинов. Через равные промежутки времени из этих полос поднимались рельефные рубиновые цветы, словно выросшие из пышных рубиновых же кустов.
— Очень красиво! — оценил я. — Это вы делали?
— Да, — ответил Дханук. — Вашрут умел. За несколько столетий все мы научились. Ведь жить и ничего не делать — довольно скучно.
Тут коридор вильнул, и мы замерли на пороге огромного зала.
— Теперь я вижу, что вы — очень трудолюбивый народ! — только и сказал Иван. А у меня в голове крутилось: обалдеть, ядрёна колупайка!
— Поразительно! — воскликнул Петя. — Этот зал достоин любого, самого пышного императорского дворца!
Представьте себе самый роскошный зал для приёмов, какой вы только можете, со всеми этими колоннами, потолочными украшениями, резьбой и статуями — здесь было богаче раз в десять. Или в сто. У меня не сильно богатый опыт гуляния по дворцам, но это перехлёстывало всё, что я когда-либо видел или мог бы вообразить. И конечно, всё было рубиновое. От Дханука исходил довольно яркий свет, и все предметы отблёскивали и переливались красно-малиновым.
Первые минуты мы ходили по залу просто как зачарованные, беспрерывно восклицая что-то вроде: «Смотри-смотри! Как живые!» или «Идите сюда! Вот это тонкая резьба, никогда такой не видел!»
Потом я вспомнил, зачем мы, собственно, сюда заявились, и толкнул в бок Витгенштейна, а тот уже потянул за рукав Ивана. Вроде как продолжая осматривать зал, мы остановились, отгородившись от Дханука и Малины огромной резной чашей, похожей на фонтан. Без воды, естественно.
— И как ты собираешься ему помочь? — еле слышно спросил Петя.
Иван тоже понизил голос:
— Вы помните инков?
— Кого?..
— Инков! — прошипел Иван. — Ну, ту их претензию, что они какую-то аномалию для себя присмотрели, а после нашего рейда её не стало.
— В Сирии было дело, — пояснил я для Петра.
— Так ты что, — вытаращил он глаза на Ивана, — правда её выпил? И каким образом?
— Да понятия не имею я! — ответил он уже нормальным голосом. Надоело ему, видать, шипеть. — Я про это и не думал вовсе. Да и не верил я, что выпил что-то там. Это вообще только в Южной Америке и практикуется, никто больше такое не делает. Знаете же, у них магическая школа… специфическая.
— С отягощённой наследственностью, я бы сказал, — неодобрительно оценил инкскую традицию Витгенштейн. — За каким лядом надо придерживаться древних ритуалов, если академическая магия так далеко шагнула вперёд?
Про инков я слышал только в общих чертах, потому уточнил:
— Они ж, вроде, какие-то жертвы приносили?
— Не «приносили», а до сих пор приносят! — сердито сказал Иван. — И не какие-то, а вполне себе человеческие. Я доклад почитал тогда. Для того, чтоб аномалию выпить, они планировали не меньше десятка человек умертвить! Что? — спросил он Петю, который смотрел на него с великим подозрением.