— Да-а⁈ — хором воскликнули младшие лисы. — Так что же мы сидим? Надо срочно слова учить?
В общем, опять летели весело.
В Иркутске нас у самого трапа ждала великокняжеская «Победа».
— За подарками бы заехать, — Иван с сомнением посмотрел на тёмное вечерне-декабрьское небо.
— Велено никуда не заезжать, ваше высочество, — вытянулся шофёр. — Мария Иосифовна настоятельно просила безо всяких заездов.
— Эх, все уже в курсе! — расстроился Сокол. — Не выйдет сюрприза! И как я к семье без гостинцев явлюсь?
— Я думаю, их так впечатлят твои глаза, что об остальном они и думать забудут, — хмыкнул Петя.
— А по магазинам можно и завтра проехаться, — рационально предложил Хаген, и все с этим согласились.
И тем не менее, взойдя на крыльцо и миновав сени, открывая двери в тёплые комнаты, Иван не удержался и прогудел:
— Здра-а-а-авствуйте, детишки!
А там!
Барышни наши шелками шуршат, разнаряженные, словно на бал! Серго по лестнице прихрамывает в парадном мундире и во всех орденах. Тут же набежали няньки с детьми, прислуга, помощницы, маман вышла…
— Ничего себе, как нас встречают! — слегка растерялся Сокол… и тут же был схвачен Марией за руку:
— Не стой! Не стой колом! Дай, я тебя обниму! Ну всё, теперь беги переодеваться.
— Да что такое? — возмутился Иван. — Домой я приехал или как?
— Ты ещё спроси «князь я или не князь?» — усмехнулся из-за его спины Витгенштейн.
— Князь-князь! — замахали руками сёстры. — Приказ императорский! Живо бегите все, парадные мундиры ждут!
— А банька?.. — теперь в дверях застрял Пётр.
— Да какая банька! — возмущённо всплеснула руками Сонечка. — Очищением пройдитесь быстренько.
— А Хаген? — остановился уже я, готовый бежать в обратную сторону. — Он же магическими средствами не владеет!
Тут ко мне смогла пробиться сквозь всю эту толпу Серафима:
— Хаген, я уверена, два раза успеет душ принять, пока вы тут в дверях топчетесь! — Она обняла меня, вдохнула запах мундира: — Опять чужими странами пахнет! Ну пойдём скорее, я тебя хоть поцелую…
— Что за приказ-то? — спросил я, увлекаемый на нашу половину.
— Приём предновогодний для молодых ветеранов с семьями.
— Так недавно ж были?
— То для героев Дальневосточной кампании устраивался, а этот — для всех, там как-то разбили по возрастам. Мы слышали, представители от разных держав приглашены.
— И от побеждённых?
Как у нас говорят «прину́жденных к миру».
— Вроде бы.
С другой стороны, сейчас-то у нас войны с ними нет. Пусть посмотрят на тех, кто их геройски побеждал.
ПРИЁМ
Парадоксально, что в Москву мы летели на том же курьерском скором, который доставил нас из Бидара в Иркутск. Он стоял и ждал, когда мы явимся, такие красивые. А дальше был стремительный перелёт, во время которого мы делились последними новостями: мы — фронтовыми, девчонки — домашними и учебными, но в самую первую очередь, конечно — о нападении на усадьбу франков. Все они от этого рассказа разрумянились и сделались страшно воинственными и какими-то особенно красивыми. Особенно моя. Даром, что боевая магия у неё где-то на уровне начальных единичек, зато распознавание по высшему разряду! Всех, кто пытался под невидимостью к усадьбе прокрасться, распознала!
Отдельно я переживал за Марту. Вот кто совсем дара лишён, да ещё в отдельном доме. Спросил её.
— Во-первых, с нами была Даша, — благодарно кивнула в сторону княгини Багратион-Уральской Марта. И тут же посмотрела на меня хитро, аж ямочки на щеках проявились: — А во-вторых, у нас в мезонине стоит тяжёлый пулемёт Владимирова на подвижной платформе. Я стреляла.
Вот тут я аж дар речи потерял. А Хаген сидел такой гордый, держал Марту за ручку. Счастливец! Кто бы мог подумать, когда я его из Сирийских песков выкапывал, что так всё обернётся…
Перед самой посадкой к Ивану подошёл один из офицеров курьера и передал небольшой футляр с напутствием:
— Высочайше велено надеть сей артефакт и не снимать во всё время пребывания в столице.
Иван открыл коробочку и достал… очки. Глухие чёрные очки немного непривычной мне формы. Пожал плечами.
— Раз дядя велит…
— Я такие очки в госпитале видел, — сказал Серго. — Ну, может, не совсем такие, но очень похожие. Недавняя разработка для пострадавших от слишком ярких энергетических вспышек.
— Хорошая вещь! — оценил Петя. — Я бы после Японского фронта от такой не отказался. А то пришлось две недели в затемнённой палате за шторами сидеть, так глаза резало!
— Что ж, — повеселел Иван, — есть надежда, что я затеряюсь среди таких же ослеплённых!
Приехали мы в тот же парадный дворец, где дальневосточный приём был. Центральный зал меня там неизменно впечатлял — вот эти огромные деревья, ощущение пробивающегося сквозь кроны солнца, пение птиц… В этот раз нам практически не пришлось ждать, мы прошли в одной из первых групп, выслушали ободряющие речи, были (вполне ожидаемо) высочайше пожалованы памятными наградами и (внезапно, по крайней мере для меня) — воинскими чинами. Государь, вручая медали, смотрел на нас с многозначительным прищуром, и я начал переживать: не начал ли у него дёргаться глаз после оглашения нашего намерения спокойно провести мальчишник на рыбалке? По-любому ведь ему сообщили, так?
В составе довольно большой группы награждённых мы были препровождены в огромный зал, где играла музыка, стояли столы с угощениями и имелось множество банкеток и диванчиков, расставленных поодиночке и группками, чтобы можно было с удовольствием присесть. По периметру была расставлена портретная галерея, вдоль которой также прогуливались отдельные группы.
— Вижу посла от Восточных Соединённых Штатов, — сказал Иван. — А вон англы, надутые, как жабы.
— Пойдём от них подальше, — сразу потянула его за локоть Маша, — не хочу с ними даже здороваться.
Мы выбрали уютное место, усадили наших дам и отправились за угощениями.
Вдоль столов похаживали такие же засланные кавалеры с тарелками разной степени наполненности.
— Это что за чудеса? — я понял, что ни одно блюдо, кроме разве что крошечных корзиночек с красной или чёрной икрой или кремовых пирожных, узнать не могу. Только если очень тщательно приглядываться.
Или принюхиваться.
Да и то гарантии нет!
— Это новая мода, — сказал Петя. — Называется «канапе». Маленькие штучки с разнообразными вкусами. Вроде как бутербродики…
— Похоже на бусы, — сказал Багратион. — Предлагаю брать всё подряд, там разберёмся. Не будут же нас заставлять насильно доедать?
Следуя этой логике, мы набрали всякой всячины, и к нашей группе подрулил неизвестный мне тип, приветливо кивая остальным:
— Добрый день, господа, добрый день! Поздравляю всех сердечно, от души! Не представите меня вашим друзьям.
Три весёлых князя, вроде, неприязни не выказывали, да и Зверь не ворчал.
— Извольте, — кивнул Иван, — Коршунов Илья Алексеевич, герцог Топплерский, барон Хаген фон Ярроу. А это, господа, министр финансов Российской империи, князь Воронцов Дмитрий Георгиевич, счастливый отец четырёх прелестных дочерей.
Вот тут у меня аж кольнуло! Впрочем, поклонился я вполне вежливо:
— Весьма рад!
— Мой дом всегда открыт для вас, друзья мои! — расшаркался Воронцов. — Каждый день к пяти часам на ужин, милости просим!
Понятное дело, кого он в гости заманивает!
— К сожалению, мы в столице ненадолго, — дипломатически развёл руками (точнее, рукой и тарелкой) Витгенштейн, — уж лучше вы к нам, в Иркутск.
Я думал, Воронцов что-нибудь эдакое ответит, но он только радостно расплылся:
— Всенепременно, всенепременно будем, господа! — тут он сделал вид, что увидел что-то за нашими спинами. — Прошу прощения, вынужден покинуть вас! Супруга меня зовёт, — и умчал.
— Я думал, он откажется, — несколько обескураженно сказал Петя.
— Ага. Щас-с-с! — хмыкнул Багратион. — Ему четырёх дочек пристроить надо!
Следом к нам подошли ещё два князя и один граф, все страстно желали выразить приязнь, а я переживал, что у меня там женщина не кормленная, канапе стынут и вообще мне с вами неуютно, я б раньше этаких господ за три километра обходил, а теперь…
— Херр герцог! — раздалось из-за спины со знакомым лязгающим акцентом. — Господа!
Сразу захотелось ответить «яволь» и ещё что-нибудь в этом духе.
— Добрый день, господин канцлер, — ответили мы практически хором.
— Вы позволите на два слова? — канцлер кивнул, и мы отошли чуть в сторону.
— Имею настоятельную потребность поинтересоваться о самочувствии принца Фридриха.
— Что, неудобно в Бидарской крепости за неслухом следить? — усмехнулся я.
Канцлер Великой Германской империи чуть поджал губы:
— Несколько затруднительно.
— Я видел его около пяти часов назад, принц был бодр, здоров и полон энергии. Весь в трудах, как и желал его папенька.
Канцлер покивал:
— Однако, насколько мне известно, речь шла о более простой работе.
— Шла, — согласился я. — Но я подумал, что в качестве главы логистического отдела Фридрих принесёт мне больше пользы, нежели дворником или свинарём.
— Зе-ер гут*, — протянул немец и, видимо, желая светски поддержать беседу, спросил: — А где же ваши боевые спутницы? Я имею в виду лис?
— Да Бог их знает, — не моргнув глазом соврал я, глядя, как за спиной канцлера исчезает со стола огромное блюдо с пирожными. — Лисы… — и тут я почуял ещё одного человека, который стоял совсем недалеко и вроде бы выбирал себе угощения, но уши грел — зуб даю! Так что я пошёл брехать напропалую: — … они, знаете ли, существа дикие. Сегодня рядом, завтра — нет. Захотят — со мной едут, не захотят — останутся. Не удивлюсь, если они и вовсе в Индии.
Канцлер с величайшим удивлением воззрился на меня, изо всех сил воздерживаясь, чтобы не высказать мне порицание за столь вопиющее отсутствие дисциплины, деревянно кивнул и отошёл.